Засланец квинтессонов

— Я знаю, кто запрограммировал одну из новых ракет так, чтобы она взорвалась именно во время моего предполагаемого визита на завод. Я знаю, кто вопреки всем инструкциям подсоединил к ней топливные элементы и закачал туда нестабильное топливо, и… Мегатрон неожиданно замолчал, и Старскрим догадался, что его страх все-таки слишком заметен. Фраг, но план был идеален, идеален! Самое обидное, что у Мегатрона не было и не могло быть доказательств — вот только Старскрим не рассчитывал, что тот выживет. Что когда-либо узнает… Подстегиваемый ужасом, процессор трудился на полную, и в долю наноклика в памяти всплыл диалог Мегатрона со Скайварпом, шагнувшим в коридор из ниоткуда. Выражение фейсплейтов, то, как оба смотрели на Старскрима, прежде чем Скайварп отдал честь и телепортировался прочь. Теперь все было ясно. — И я хочу услышать объяснения. От тебя. Прежде чем что-то предпринимать, — Мегатрон наконец отстранился от двери конференц-зала, которую собственноручно запер за последним выходящим. Но в оптику по-прежнему не смотрел. — Это личное, Мегатрон. Личное, — руки дернулись в каком-то нелепом жесте, и Старскрим намертво вцепился в кромку стола за спиной. — С твоего позволения, я унесу свои мотивации в плавильню… если тебе, конечно, угодно будет казнить меня так. — Ты присягал мне на верность, — почти прошипел Мегатрон и шагнул ближе, так, что пришлось поднять линзы. — Ты воевал за идеи десептиконов еще до моей активации… Я разнулился с тобой, у нас же все было хорошо, Старскрим, неужели я не заслуживаю объяснений?! Цикл, когда активировали Мегатрона, стал крахом всего десептиконского движения, смачным плевком в Искру всем, кто верил в идеи равенства и свободы от навязанной функции. Лидер борьбы против функционализма, специально собранный именно для этой цели?! Это даже не смешно! Ох, ну ладно, свою миссию он выполнил, объединил, привлек новых меха… Теперь он казнит Старскрима, помогавшего ему во всем, и никто не узнает, кто он на самом деле! Мегатрон или действительно не знал, что он засланец и ставленник квинтессонов, или идеально притворялся. Невозможно идеально для обычного кибертронца. Он и не был обычным кибертронцем, и меха, пошедшие за ним и только за ним, это чуяли. Может, не так остро, как Старскрим сейчас, но все-таки ощущали эту манящую харизму, эту веру в себя, мощь, сокрытую в Искре. Как иначе объяснить тот факт, что никого не смущала идиотская сказка о конструктиконах, собравших великого лидера чуть ли не на помойке? Якобы по приказу Мегатрона их перепрошили, в благодарность за службу, а до того они носили автоботский знак и строили города?! О Праймус, даже ворны назад, не начав еще наводить справки о конструктиконах и их довоенном прошлом, Старскрим понимал, что что-то здесь сильно не так. Почему этого не видели остальные?! — Не вынуждай меня идти на крайние меры, — эм-поле Мегатрона било по сенсорам так, что непроизвольно напрягались и вибрировали серво. «Ты все равно меня дезактивируешь», — хотел ответить Старскрим, но, если честно, боль его пугала. Он не хотел сознаться под пытками. Дело даже не в том, что он не имел права дать Мегатрону знать, что его связь с квинтессонами раскрыта, хотя и это было очень важно. Фраг, ну какой нормальный меха выберет боль и унижение, когда есть другие варианты? Старскрим не продумывал никаких оправданий заранее, да, но он всегда быстро соображал. Слава Праймусу, он не рассказывал Скайварпу и Тандеркрэкеру всего. Они и слушать-то не очень хотели, смеялись и переводили тему каждый раз! — Мегатрон… ты стал бы идеальным мучеником, понимаешь? Те, кто помогал мне на ракетном заводе, мечтали о перемирии, я, как ты знаешь, всегда выступал за решительный и молниеносный удар по автоботам… но суть одна — мы безнадежно застряли в позиционной войне, и верность нашему делу уже ничего не значит, наши идеи становятся набором слов! Мне жаль, — он принудительно уменьшил громкость, поскольку агитировать Мегатрона казалось глупым и неуместным, был тот марионеткой квинтессонов или нет. — Ты можешь не верить, но мне было очень, очень больно принимать это решение. Мегатрон ударил его, больно, резко. Потом ударил еще раз. Старскрим не сопротивлялся. Они с Мегатроном никогда не были спарринг-партнерами, разные модели, разные весовые категории. Более того, Мегатрон был уникален. Слабые места танков или трехрежимников Старскрим еще мог вычислить, понаблюдав за любым из них. Но с Мегатроном — здесь и сейчас — нужно было действовать наверняка, потому что другого шанса не выпадет. — Мне жаль, — повторил Старскрим — искренне, поскольку за столько ворн не привязаться к Мегатрону было нереально. Организовать покушение стоило уже потому, что иначе Старскрим рисковал забыть, кто такой Мегатрон на самом деле. Даже сейчас, касаясь его фейсплейта и видя боль и гнев в его оптике, трудно было держать в уме, что все это ложь, в лучшем случае — самообман! Кокпит наконец поддался, треснул и осыпался осколками, открывая матовые пластины дополнительной защиты. Они были тоньше основной брони, и их можно было подцепить сбоку, выламывая. Конечно, дорвавшись до хоть сколько-то чувствительных деталей, Мегатрон так и сделал. А Старскрим поцеловал его, давя дентами на денты, прижимаясь вплотную к горячему, одуряюще фонящему и жаркому корпусу. В пустом конференц-зале было мрачно, несмотря на функционирующие лампы; в этом городе хватало пафосных и просторных зданий, но спустя семь ворн войны десептиконы по-прежнему почти не выбирались из подполья. В обыкновенном жилом кондоминиуме — среди сотен точно таких же — гораздо сложнее найти Мегатрона и тех, кому он доверяет. Особенно если менять кондоминиумы каждые несколько декациклов и сообщать координаты только избранным и в последний момент. Мегатрон всегда фонил так, что создавалось ощущение, будто он занимает все пространство. Сейчас — прижимаясь к нему, чувствуя режущую боль в проводах, вытянутых из интерфейс-панели, — Старскрим перегревался от дурацкого, но вместе с тем абсолютно искреннего восторга. Ему хотелось быть ближе. Хотелось быть собой, не притворяться, не лгать… И — кажется — он мог себе это позволить. Ведь это был последний раз. И странно сладко было понимать, что в любой момент все это может оборваться навсегда. Никто не узнает правду о Мегатроне, никто даже не вспомнит, что рядом с ним сражался какой-то Старскрим. Сотриадники, старые знакомые, соученики по Академии, конечно, с грустью стравят воздух и опрокинут куб сверхзаряженного или чего-то повеселее. И… и это все?! Сейчас Искру щемило от горькой нежности ко всему, включая проклятый город Тайрест с его просторными улицами и причудливо разбросанными кондоминиумами. Пальцы заскользили по широким плечам Мегатрона, по задней поверхности его шеи, ища зазор, куда можно было бы ткнуться буром. О, Старскрим хотел убить его, как никогда прежде, и едва сдерживал неадекватную улыбку — если сдерживал. Но почему-то не мог заставить себя нанести решительный удар. И дело было не в боли, от которой рефлекторно вздрагивали крылья и выгибался корпус в попытке уменьшить натяжение проклятых проводов. Это было чепухой, хотя и мелькала глупая мысль, что вот-вот что-нибудь закоротит. Сейчас или никогда. Сейчас или никогда… Он не понимал, как так получилось, что он снова самозабвенно целовался с Мегатроном, встав на мыски, и просто скреб его плечи пальцами, обдирая краску, но даже не пытаясь причинить настоящий вред. — Ты сказал, что это личное, Старскрим, — с насмешкой произнес Мегатрон. — Неужели тебе не хватало вот этого? — Нет! — Старскрим презрительно дернул крыльями. — Вот теперь я тебе точно ничего не скажу! — Как хочешь. Иногда молчание красноречивее слов. Теперь Мегатрон целовал его сам, притиснув к столу, навалившись сверху, и Старскрим уже плохо понимал, на что опирается и не рухнет ли на пол. Фраг, Мегатрон действительно… И пошел он. Если он ничего за эти ворны о Старскриме не узнал, сейчас тем более объяснять не стоило. Эм-поле, вихрящееся от ярости и похоти, сбивало с мысли, заставляло часто и шумно вентилировать, неловко шарить ладонями по гладкой поверхности стола. Если Мегатрон — вопреки совести, здравому смыслу и элементарному уважению — намерен трахнуть Старскрима, не интересуясь его согласием, он не будет унижать себя бессмысленным сопротивлением и просьбами о пощаде. Нет уж, если это последний в его жизни коннект… Серый потолок качался, то почти придавливая, то исчезая в недосягаемую высоту, а потом Старскрим догадывался, что это была стена, потому что он успел отвернуться прежде, чем информация с оптосенсоров толком обработалась. Весь мир — весь гребаный конференц-зал — ластился к нему, осязаемый даже на беглый взгляд, пахучий, оквинтительно и прекрасно реальный. Старскрим перегрелся до отключения логических блоков, верно, но одна мысль в разных вариациях пронзала его мозговой модуль и Искру снова и снова: Праймус, как же хорошо быть живым. Как же обидно, что это последние груны, последние клики перед тем, как Старскрима не станет! Он рефлекторно сжал ладонь Мегатрона — и затрещал статикой, принудительно перезапуская вокодер. Кричать нельзя, пусть двери закрыты, но за стенами полно любопытных меха. — Меня заводит не то, как ты пытаешься сломать мне пальцы, — зашептал Старскрим с обидой — и вместе с тем со странным торжеством. — Меня просто заводит твой фон, а раз ты злишься… Лежать, отключив оптику, придавленным тяжелым и мощным корпусом, уже было потрясающе. То, как остро Старскрим чувствовал каждое прикосновение к ладони — и с каким мучительным замиранием Искры ждал нового поглаживания или нового сдавливания, отдающегося тягучей болью по всей руке, — сводило с ума. — Давай, — предложил он то, что никогда не решился бы сказать прежде; лишь бы хоть как-то оборвать это напряжение, прямо сейчас пугающее сильнее, чем близкая дезактивация, — поиграй со мной в злого следователя. Знаешь, как это? В тюрьме так делали, когда нас бесил какой-нибудь урод. Заключали пари, сколько пальцев ему надо сломать, чтобы заорал. Поспорим? Не орать оказалось до странного легко — интерфейс-панель заныла, едва Мегатрон выкрутил мизинец, отгибая вверх под неестественным углом, и Старскрим понимал, что это точно не от микротрещин и разрывов. Когда так зудят разъемы и провода, что судорогой сводит Искру, очень трудно думать о чем-то еще. Он издал тихий стон — почти шелест — благодарности, вздрагивая от холодных прикосновений, а потом резко включил оптику, дернул головой в попытке поймать взгляд Мегатрона. Но тот смотрел на дыру в кокпите, точнее, в глубину этой дыры, свободной рукой направляя собственные кабели. Их тонкие, колющиеся статикой, оголенные кончики уже заткнули большую часть портов, и это было так привычно, что Старскрим бы и не почувствовал, если бы не сосредоточился на этих сенсорах специально. — Вам никто не говорил, что это глупая игра, Старскрим?! — Ну уж не тебе осуждать! — огрызнулся он, справившись с растерянностью. — Если бы ты… Мегатрон запустил руку в разбитый кокпит, доламывая неровно надколотый край бронестекла, и от одного лишь поглаживания, пошевелившего все подсоединенные провода, корпус будто пронзило слабым разрядом. И тогда Старскрим начал энергообмен сам — потому что сегодня ему было можно все. Больше нечего было терять, а приговоренным положено последнее желание, правда? Он должен был хотеть другого, вспомнил он через несколько кликов, когда системы наконец адаптировались. Пока не стало поздно. Пока Мегатрон жарко и давяще обнимал, тыкаясь фейсплейтом то в воздухозаборник, то в шею и оставляя там мокрые горячие следы. Пока он был настолько близко. Искренний. Страстный. Если… если не получится, если бур не дотянется до его Искры… Старскрим никогда не убивал. Авианалеты не в счет, он никогда не убивал своими руками, глядя жертве в оптику. Замирая от нежности и незаслуженного блаженства, посреди самого оквинтительного энергообмена в жизни. Формально то, что делал Мегатрон сейчас, ничем не отличалось от насилия над заключенными, ожидавшими суда. Разве что те обычно открывали интерфейс-панель сами, за обещание наркотика или просто в надежде согреться. В тюрьме меха быстро понимали, что никто не станет их ремонтировать, потому и не дергались. Потому и соглашались на любую дичь, посетившую головы скучавших охранников. Слава Праймусу, Мегатрон послушал Старскрима и вслед за автоботами сократил сроки расследований. В военное время просто не до того, чтобы держать кого-то в тюрьме квартексами, но если автоботы своих преступников потрошили сразу же, то на десептиконской стороне хотя бы пытались разобраться. Если не с помощью пыток, так с применением наркотиков, активирующих желание выговориться, — и даже это было гуманнее довоенных тюрем, хранивших тот порядок, что автоботы мечтали вернуть! Старскрим не планировал уходить с Мегатроном в небытие. Не рухнет ли все их дело, все, за что боролись десептиконы, если погибнут они оба? Чужие забитые разъемы и гудящие от напряжения провода мгновенно выбили большую часть сенсоров на ладони. Шевелить пальцами, преодолевая онемение, было немного больно, каждое движение сопровождалось острыми уколами тока — но это был последний, самый последний шанс. Только бы запустились протоколы трансформации… — Старскрим, ты уверен? — с пугающей серьезностью спросил Мегатрон за наноклик до того, как рука должна была превратиться в бур, и даже не сразу удалось понять, о чем это. — Ты уже делал слияние раньше? — Да, — огрызнулся он с самодовольной, вызывающей улыбкой. Как и семь с лишним ворн назад — произнести вслух, что он чего-то не умеет или не знает, в присутствии Мегатрона было просто невозможно. — Что ты так смотришь, он давно умер! На самом деле, Старскрим никогда на Скайфайра не давил — да и сам не был до конца уверен, что готов открывать Искру тому, от кого и так полностью зависел. Только благодаря капризам Скайфайра, не желавшего таскать в себе увешанных оружием ученых, Старскрим смог покинуть Кибертрон и увидеть другие планеты. Скайфайр тоже был против функционализма, но меха с альтформой грузовоза гораздо проще выбрать занятие по Искре. Никто не требовал от него исполнять долг и охранять проклятый порядок в ненавистном государстве только потому, что еще до его активации кто-то решил сделать его военным. — Тогда я еще не знал, что встречу тебя, — прошептал Старскрим, дрожащими и непослушными пальцами поглаживая непонятно чьи провода совсем рядом с чужой Искрой. Если и пробовать слияние перед уходом в небытие — кого еще он мог выбрать, кроме Мегатрона? И будь Старскрим проклят, если сейчас позволит Мегатрону отказать! Его Искра сияла, причиняя дискомфорт оптосенсорам даже при непрямом взгляде. Старскрим запрокинул голову, поерзал шлемом по жесткому столу в попытке охладиться. Бесполезной попытке. Крылья давно уже перегрелись так, что стол, к которому они прижимались, холодным быть просто не мог. Наконец решившись, Старскрим с силой потянул в противоположные стороны шершавые, врезающиеся в пальцы края дыры в кокпите. Прочное бронестекло не поддавалось — а может, из-за чехарды мыслей просто не получалось сосредоточиться и подобрать верный угол? Старскрим что-то слышал о слиянии… будто бы то ли самые сокровенные мысли открывались другому, то ли устанавливалась нерушимая связь… но сейчас, как он думал, при попытке подобраться к его файлам памяти Мегатрона захлестнуло бы бесконечностью запредельно острых эмоций и бессвязных, обрывочных мысленных пометок для себя, пронизанных диким восторгом. Зазвеневшие осколки кокпита, посыпавшиеся на крылья. Неудобно переплетенные ноги, притиснувшие Мегатрона к столу. Ярко-алая, сияющая оптика совсем рядом, и улыбка, которую Старскрим уже и не думал увидеть снова. Если ему не изменяла память, последний раз Мегатрон так улыбался ему ворн или больше назад. Слияние оказалось похоже на перезагрузку, растянувшуюся во времени. Потолок неожиданно превратился в звездное, болезненно яркое небо, которое вихрилось и расслаивалось причудливыми скоплениями далеких — и падающих прямо на Старскрима — галактик. Не имело никакого значения, что по краям и посреди неба покачивались черные линии потолочных трещин. Корпуса шуршали и скрипели друг о друга, сцарапывая краску. И хотелось прижиматься сильнее, переплетаясь руками, ногами и всем, чем только можно, чувствовать жесткий и вибрирующий металл, который не смять и даже не сдвинуть, как ни старайся… — Теперь я понимаю, почему это делают только с самыми близкими, — голос Мегатрона доносился словно бы через шум ветра, хотя Старскрим видел над собой потолок конференц-зала и не чувствовал сквозняка. А чувствовал Старскрим сейчас мучительно четко — Мегатрон не только выдергивал собственные штекеры, он при этом скорее щупал мокрые разъемы и провода, чем пытался расцепиться. Пошевелиться не было сил. Смотреть в оптику Мегатрону — тоже. Это был фрагов последний шанс избавить мир от посланца квинтессонов… а Старскрим не мог заставить себя просто поднять руку! *** Тронный зал — первый настоящий тронный зал десептиконского лидера — был красив и светел. Старскрим лично продумывал дизайн и контролировал работы. Как для себя. Тем обиднее было сейчас выжигать белые стены, паля плазмой над спинкой трона — и просто по сторонам, от избытка чувств. За одиноко стоящим креслом с высоченной спинкой теперь прятался Мегатрон, а покрытие над ним, несколько кликов назад бывшее идеально, стерильно белым, стало темным, грязно-коричневым. А потом стена рухнула, завалилась в соседнее помещение, подняв тучу пыли. Старскрим расслабил пальцы, сведенные судорогой на крупном, рассчитанном на трехрежимника спусковом крючке, и плавно отступил на шаг вправо. Нужно было не упустить момент, когда Мегатрон осмелится выбраться… Как на охоте. Тот же азарт, от которого часто-часто пульсирует Искра. Только вместо хлюпающей жижи масляных заводей под ногами гладкий, блестяще черный пол тронного зала. А еще — фраговы кибер-утки никогда не бросались прямо в фейсплейт, тем более фраговым троном! Проклятое кресло, утяжеленное подставкой, все-таки ударило по левому плечу и по крылу, и Старскрим потерял равновесие, беспорядочно стреляя уже совсем не туда. Тонкие арки, поддерживающие потолок у боковых стен, покрылись широкими отверстиями. О, последняя разработка оружейников была прекрасна. Эти крупные пули, при контакте с твердой поверхностью взрывающиеся плазменными вихрями. Эти пулеметные ленты, забитые сотнями патронов и окутавшие Старскрима дополнительной броней, потому что оболочка лент должна была удержать энергию взрыва внутри, если что… Увешанный всем этим богатством, Старскрим двигался намного, намного медленнее, а сейчас его левую ногу придавило фраговым троном, и резная спинка загораживала обзор. Держать пулемет нужно было обеими руками, и спихивать с себя тяжелое кресло, по всей видимости, тоже, но Мегатрон приближался, и без использования оптики Старскрим, предусмотрительно отключивший аудиосенсоры, не мог… Выгнутый и тупой угол цельнометаллической спинки ударил его под подбородок, дезориентируя на какие-то мгновения. Старскрим дернулся уже капитально придавленной нижней частью корпуса, пытаясь извернуться и скинуть лишнюю тяжесть. Холодная обивка заскользила по кокпиту неуместно приятным касанием. Обычно Старскрим прижимался к ней крыльями и подобранными под себя ногами, и само ощущение гладкой упругой ткани вызывало неконтролируемые ассоциации с запретными — и потому помогающими расслабиться и отвлечься от проблем — фантазиями. Это замешательство длилось не дольше наноклика, но Мегатрон все-таки умудрился выбить пулемет из рук сильным, отдавшимся по всему корпусу пинком. — Чего ты хотел этим добиться? — прошипел Старскрим, одновременно активируя аудиодатчики. — Чего?! И не смей смотреть на меня так, будто ты ничего не понимаешь! Слышишь, не смей! — Мегатрон скривил фейсплейт в малозаметной, но слишком хорошо знакомой гримасе раздражения, как делал всегда, стоило повысить голос, и внутренняя температура Старскрима резко подскочила. — Как мне жаль, что ты не сдох еще сорок квартексов назад! Ненавижу тебя! Ненавижу! — он вскинул правую руку, собираясь выстрелить из парализатора, и ахнул от боли, потому что теперь Мегатрон не только пнул в плечо, но и наступил на локоть, плюща его под ненормальным углом. Надо было атаковать не в тронном зале. Если бы не это проклятое кресло, Мегатрон был бы уже бесповоротно и окончательно мертв, но… На этот раз Старскрим подготовил оправдания заранее, он дождался момента, когда Мегатрон даст неоспоримый повод злиться, — и все равно, прямо сейчас Искра пульсировала от страха, пусть и приправленного азартной яростью. — Ты хоть понимаешь, что для истребителя значит триада? Дело не в моей чести, хотя и в ней тоже! Как теперь я смогу доверять моему ведомому?! Как… — Ты ревнуешь! — перебил Мегатрон с бесящей, оскорбительной ухмылкой. — Вовсе нет! — от Искры возмутился Старскрим. — Слышишь? Я говорю тебе о другом, я не понимаю, какого шарка ты продолжаешь что-то выдумывать, когда я говорил тебе не один раз… — Старскрим! — Мегатрон тоже повысил голос. — Ты можешь отвлечься от своих чувств и обсудить ситуацию спокойно, или тебе нужно время? Фрагово кресло оказалось не так уж сложно спихнуть. Стрелять Старскрим не рисковал — что толку от парализатора? Но крылья дрожали, весь корпус дрожал, и только голос был четким и пронзительно звонким. На Мегатрона Старскрим не смотрел, и потому вспышка телепорта, в которой материализовался Скайварп, застала врасплох. Неужели так сложно хотя бы выслушать?! Любой другой меха сейчас огреб бы по полной, вздумай он приблизиться — но прикосновение сотриадника автоматически приостанавливало боевые протоколы. Злой и растерянный, оглушенный противоречивыми эмоциями Старскрим позволил взять себя за плечи и утянуть в безвременье портала. — Я очень надеюсь, что на этот раз он тебя прощать не станет, — с ненавистью шепнул Скайварп, почти прижавшись фейсплейтом к фейсплейту. — Ты не представляешь, как ты нас достал за все эти квартексы, Скример! Он сполз по стене — холодной и наждачно-шершавой, — разглядывая открывшуюся после исчезновения Скайварпа электрическую решетку. Камера, значит. Самая мелкая, даже ноги не вытянуть. * Старскрим всегда знал, что его персональное поражение будет выглядеть именно так — не случайным выстрелом и истеканием энергоном на поле боя, не тысячами тонн инопланетного льда, осыпающимися на корпус… Он много раз говорил это самому себе, он предупреждал всех новеньких, присоединявшихся к великой революции. Всех их при малейшей ошибке ждала тюрьма, и единственным достижением Старскрима было то, что конкретно эту он проектировал сам. Мучительно дурацкий повод для гордости. И еще — в отличие от тарнского следственного изолятора, здесь было абсолютно одиноко. Никаких охранников, вышагивающих с той стороны решетки, никаких соседей по несчастью сверху, снизу, сбоку и напротив. Никто даже не собирался принести топлива, серьезно? Сияющие линии энергетического барьера снова обожгли пальцы, но Старскрим не отодвигал руку, пока та не онемела до самого локтя. Забавное ощущение. Почти как трогать чужую интерфейс-панель за наноклики до слияния. Слава Праймусу, решетка не желала лезть Старскриму в Искру. Он замурлыкал полузабытую, ускользающую мелодию, через пару кликов сбиваясь на другую и безбожно фальшивя, и застучал правым каблуком по стене в попытке сохранить ритм. В крохотной камере проще всего оказалось лежать на спине. Так, по крайней мере, Старскрим не давил собственным весом на неудобно изогнутые крылья. Он так долго оставался здесь один, что шаги — где-то там, за пределами видимости — чуть не вызвали приступ паники. Сначала в коридоре показалась длинная, широкая тень с выступом оружия на плече, а потом вплотную к решетке подошел Мегатрон. Замер на мгновение и скользнул внутрь, нарушив собой ровные линии энергии. Лишь взвыла вентиляция. Старскрим извернулся, отполз к стене камеры, сразу ставшей кошмарно тесной. Он тоже был устойчив к электричеству, как любой боевой меха, по старым правилам его следовало бы держать за дополнительным силовым полем, несмотря на то, что проход сквозь энергетическую решетку нарушил бы координацию серво кликов на пять, если не больше. Фраг! Проклятый шлакодел избивал Старскрима не в первый раз — и наверняка не в последний. Но здесь даже отшатнуться было некуда! — Кричи, — прошипел Мегатрон сверху, и, кажется, кокпит все-таки затрещал, как Старскрим ни старался закрываться. Где-то под кормой валялись на полу пулеметные ленты с плазменными зарядами, и оставалось только надеяться, что их не расплющит и не вытолкнет прямо на решетку. Они должны были быть защищены от всякого такого шлака, но… — Давай, покричи для меня! — Иди отсоси Тандеркрэкеру, ведро с болтами! — Хорошо, что ты напомнил, — Мегатрон неожиданно прекратил пинаться. — Мы никогда об этом не говорили, а стоило бы. Если ты хочешь заменить мне всех остальных, тебе придется кое-чему научиться. — Я не… — Ты такой хороший, когда молчишь, — перебил Мегатрон с отчетливой интонацией просьбы; это, наверное, и была бы просьба, если бы он не заталкивал в рот Старскриму мокрый и резко пахнущий топливный шланг с широченной насадкой. — Давай хотя бы сегодня опустим ту часть, где ты меня не любишь, не хочешь, не ревнуешь и так далее? Я, представь себе, соскучился! Старскрим мог бы много чего ответить, но фрагов комлинк здесь не работал, а по горловому шлюзу с напором текло чужое обжигающее топливо. Такой была на вкус ненависть, и недолгое время Старскрим всей Искрой желал, чтобы брошенные в углу заряды наконец сдетонировали. Пусть это и убило бы только его самого. Это Мегатрон был слеп, ослеплен любовью и ревностью, а вовсе не Старскрим! Ближайшая лампа на потолке была даже не у соседней камеры, и потому красные лучи подсветки выхватывали из полутьмы матовые кожухи деталей, сливавшиеся друг с другом неразличимо, и изогнутую, напряженную резиновую трубку, выползающую из корпуса Мегатрона. Не понять было, чьи вентсистемы гудят так мощно. Старскрим неудобно сидел на коленях, придавив собственные турбины, и цеплялся руками за бедра и поясной блок Мегатрона, пытаясь если не отпихнуть его, то хоть удержать равновесие. Левое крыло почти не чувствовалось, но Старскрим знал, как нехорошо оно изогнулось — и ничего не мог с этим сделать. Только сжимать челюсти на пульсирующем, непривычно гладком шланге, впрочем, не особенно стремясь прокусить или оцарапать. Броня Мегатрона была шершавой, и трогать ее было приятно, как приятно касаться чего-то давно знакомого, почти родного. Если бы не запах… Острая нехватка топлива, перебросившая процессорные мощности на максимально быстрые распределение и переработку, давно должна была пройти. Почему Старскриму до сих думалось вяло и тяжело? Шланг подергивался во рту, скользя краями жесткой насадки, растягивая губы так, что левый уголок, кажется, треснул. Это Вортекса заводило в его гаечке — той, с фиолетовыми оптиками и шевронами, блестящими как ртуть? В справедливом обществе все были равны, но были те, кто равнее, и были интерботы для них, и… Топливо, с неожиданной ясностью подумал Старскрим. Что-то не так с топливом, вот почему он вспомнил Вортекса. Потому что сдохнет здесь точно так же. То ли страх был сильнее, чем ощущался, то ли системы наконец распознали вредные примеси, но энергон пошел обратно, вверх, выплескиваясь в горло. Хорошо, что слив через другие, закрытые отверстия требовал сознательных действий. Не размышляя, Старскрим схватил пальцами поскрипывающий и упругий шланг, пережимая у самого основания. В этом нет ничего сложного, повторял себе Старскрим, сглатывая и высасывая остатки топлива — то, что могло выплеснуться наружу. Всего лишь новый опыт. Если Тандеркрэкер с этим справлялся, то любой идиот… Грязный, смешанный с трансфлюидом, мерзкий на вкус энергон все-таки плюхнулся изо рта, потек вниз, пачкая кокпит и внутреннюю сторону бедер. Старскрим больше не мог заставить себя глотать. Если честно, ему и рот открывать было страшно, потому что тогда бы он точно слил все, включая содержимое баков. Он сидел и пялился на мокрую, капающую, переливающуюся алым насадку, которая покачивалась перед фейсплейтом, и его Искра тревожно дрожала. Он не выйдет отсюда, если разозлит Мегатрона. Тот, конечно, всегда был терпелив, но не настолько! Старскрим сплюнул ту гадость, что была во рту — куда придется, точнее, себе на колени, как выяснилось почти сразу же. Если Мегатрон будет требовать этого каждый раз… Злость на Тандеркрэкера за предательство смешалась с возмущением и завистью. Как он мог… — Вставай уже, — Мегатрон дернул за верхнюю часть воздухозаборника, и, поднимаясь на ноги, Старскрим больно ударился крылом и еще раз поперхнулся энергоном. Он не открывал рта, но горячая струйка все равно непонятным образом оказалась на губах и поползла ниже. — Я не слишком надеялся на бурную страсть, но это, ржа, невыносимо! Бу-э! Кх-кх! — передразнил он. Смотреть на Мегатрона не хотелось, как и прикасаться к нему, но он был повсюду. Горячий, фонящий желанием — когда у Старскрима происходило непонятно что во всей топливной системе, а мысли путались, и вовсе не от страсти! Мегатрон казался огромным, его эм-поле заполняло камеру, едва слышно потрескивая там, где соприкасалось с решеткой. Его фейсплейт был так близко, что сбоила оптика, и все вокруг обретало искрящиеся оттенки красного. Шершавая броня и гладкий бронепластик — вот все, что отделяло их от возгорания. Старскрим завизжал, отталкивая, отпихивая, ударяя кулаками по глухо звенящей броне, и от этого стало немного легче. Немного. Терять самоконтроль чаще было приятно, чем нет, но сейчас Старскрим слишком плохо себя чувствовал, чтобы свобода выкрикивать оскорбления и бить Мегатрона, налив на последствия, действительно принесла удовольствие. — Еще декацикл просидишь тут! — рявкнул Мегатрон, эвакуируясь на ту сторону решетки, и его угроза прозвучала спарковски обиженно. — Почему декацикл? — Чтобы точно успокоился! Через решетку Старскрим уже не мог ощутить его эм-поле, но и так догадывался, что он злится. Декацикл. Здесь, в пустой десептиконской тюрьме, не было изматывающего холода, как в Тарне. Даже той малости, которая попала в баки, должно было хватить… если бы Старскрим не чувствовал нарастающего желания ее слить. Он не знал, усвоилось ли хоть что-то… будет ли оно усваиваться?! Но сливать было нельзя, совсем нельзя, он же помнил, как горел Вортекс, а здесь и сейчас повсюду было непонятное, ядовитое, смешивающее мысли топливо, на броне, на полу, на кокпите… Старскрим должен был уступить Мегатрону. Тогда подзарядились бы аккумуляторы, и никто бы не загорелся, что за глупость, даже если бросаться на решетку, максимум вспыхнет топливо и краска на обшивке. Да, Старскрим должен был. Но разве гаечке Вортекса это помогло? Гаечка — так любившая Вортекса, а может, просто морочившая тому голову, — верещала и пыталась вырубиться, но интерботов проектировали так, чтобы могли и шаттла удовлетворить, что им стандартная энергетическая решетка… Или гаечка уже тогда съехала с процессора? Потом, когда Вортекс наконец перестал метаться по камере, и Старскрим с Онслотом поволокли его прочь, на потрошение, гаечка даже выскочить не попыталась. И после ни с кем не разговаривала, что бы с ней ни делали… Вортекс не горел, напомнил себе Старскрим. Разве что совсем чуть-чуть. Вортекс блевал кислотой и кусками разъеденных внутренностей, наверное, торчать с ним в одной камере было не очень. Да, те камеры были просторней, но и Вортекс был боевым меха, пусть и чуть мельче истребителя. Мегатрон никак не мог заправить Старскрима кислотой. Что бы ни было с этим топливом, он не сдохнет. Он же не хрупкая гаечка. И не придурок Вортекс, решивший бежать с одним из заключенных. Вот до чего доводит любовь, да? Об этом твердил Мегатрон? Нет уж, обойдется коннектом. И то, Старскрим не собирался сдаваться так легко. Он успокоится, о, конечно, он успокоится — но это не значит… Темный потолок качался, ноги, закинутые на стену, норовили сползти ближе к углу. Под левым крылом все еще было мокро и склизко, и Старскрим ощущал себя грязным и измученным. От ярких разрядов, хаотично пробегающих по линиям решетки, сбоила оптика. Хотелось отключиться, но горловой шлюз все еще сокращался, периодически выбрасывая в рот горячую и гадкую жидкость. От декацикла прошло всего лишь три с половиной груна.