I'm fucked up, I'm black and blue Я облажалась, меня крепко помяли,
— Ты умрешь за меня? — ненавистно приятный баритон доносится до девушки, отзываясь тихим эхом в облезлых стенах старой фабрики. Она поднимает голубые глаза на говорящего блондина, замечая, как тот насмешливо ухмыляется. Холодный зимний ветер морозил до костей, пробираясь под одежду, и Маринетт Дюпэн-Чэн уже в сотый раз пожалела, что посчитала ненужным надевать что-то, помимо легкой блузки и темных джинс. Она вообще расчитывала-то только на поход к недалеко-живущей подруге, накидывая на себя осеннее серое пальто, но никак не на очередную прогулку с уважаемым соулмейтом. — Если ты хотел спросить, умру ли я без тебя, то да, и ты ведь сам прекрасно понимаешь почему, — брюнетка небрежно отодвигает воротник темно-синей блузки, стараясь сдержать дрожь от ударившего по теперь оголенные коже холода. Оттянутая в одном месте ткань открывает вид на выведенную каллиграфическим почерком черную надпись в области ключиц. — Понима-а-аю, но предпочитаю слышать это от тебя. И мне кажется, что эти сопливые фразочки нам не нужны. Ты ведь любишь меня? — Думаю... Да. Блондин подходит к ней, притягивая за талию еще ближе к своему телу. Дюпэн-Чэн даже и не удивляется, когда он касается ее губ. Она давно привыкла к этому странному послевкусию после его прикосновений к устам. Губы зависают на несколько дюймов друг от друга на несколько секунд, и Маринетт поднимает свои руки, обхватывая его за шею, и немного наклоняет голову, углубляя новый поцелуй, который стал слишком чувствительным, будто он означает долгое прощание. Сухие, мужские губы затягивают ее куда-то далеко в бездну, из которой она, кажется, не найдет выхода. — Осторожно, — Адриан Агрест медленно отстраняется и отходит на несколько шагов от обрывистого края платформы, на которой они стоят, отпуская ее из своих обьятий. И Маринетт уже видит по его зеленым, ярким глазам, что ему в голову пришла очередная безумная идея. — Никогда не произноси такое, не подумав... И всегда помни, страсть приводит к уступкам, уступки — к подчинению... Ты ведь понимаешь меня? Она иронически усмехается, стараясь не засмеяться в голос. — Хочешь, чтобы я спрыгнула? Настолько ненавидишь? — блондин отходит еще дальше, пока Дюпэн-Чэн оценивающе смотрит вниз на чаны с неизвестной для нее жидкостью. — Нет. Настолько люблю. Маринетт разворачивается спиной к обрыву платформы, устремляя взгляд на стоявшего уже в тени Агреста. Старается не думать о том, можно ли вообще выжить, упав с такой высоты. — Что ж, видимо, я ослепла, потому что твоей любви я не вижу, Кот Нуар, — она раскрывает руки в стороны, удерживаясь на краю. Ноги дрожат, и Дюпэн-Чэн ощущает, как сердце ускоряет свои удары. — Так же как и я твоей, Леди. И Маринетт Дюпэн-Чэн падает. Пролетает десятки метров, уже почему-то не чувствуя противного холода. В дали она лишь видит лицо ухмыляющиегося соулмейта, а потом, кажется, теряет сознание.I'm built for it, I'll be abused Но я рождена для этой жестокости,
А Адриан Агрест не смотрит туда. Просто не хочет видеть столь жалкое зрелище. И почему-то все вокруг с треском рушится, черными осколками раня руки и падая куда-то также далеко вниз.***
— Маринетт? Ты в порядке? Чей-то голос выдергивает из темноты, и девушка непонимающе оглядывается. Напротив ее лица неожиданно возникает смутно-знакомое лицо, отчего Дюпэн-Чэн шарахается назад. — А-алья? Извини, я... я задумалась... Все нормально. Нормально? Да она просто умирает внутри! Черные буквы на ключицах словно разъедают кожу, и Маринетт чувствует, как они уничтожают ее изнутри. Она еще помнит, как когда-то давно у нее на теле была опасно-прекрасная надпись: «Черная любовь ядовита, ты ведь знаешь это. Она скоро окончательно убьет и нас, скинув с голов короны». Она была длинной и непонятной, иногда даже слишком, а значит, давала очень много шансов на жизнь. Маринетт знала и людей, у которых на какой-нибудь части тела было написано всего пару слов, и всегда думала, что им сильно не повезло, иметь так мало времени, чтобы встретить и полюбить своего соулмейта. Пока не встретила своего. Над ней словно посмеялись в лицо, выбрав в спутники по жизни Адриана Агреста — известную модель днем, и одновременно не менее известного Кота Нуара — злодея ночью. И разве могут быть какие-либо романтические отношения между врагами? Маринетт Дюпэн-Чэн считала, что нет. Равно до тех пор, как не влюбилась. В ее памяти навсегда останется их последняя встреча, ведь именно тогда она в последний раз могла назвать себя героиней, которой уже давно не являлась. На той старой платформе, она в последний раз могла чувствовать полноценность выведенной фразы на ключицах. А потом Маринетт уехала в Китай учиться на дизайнера. И возможно, это была не единственная причина для столь дальней поездки. Тогда она впервые ощутила, какого это, когда исчезают буквы. Конечно, хоть Дюпэн-Чэн неоднократно слышала по рассказам одноклассниц в школе про все ощущения при стирании надписи, но она точно была не готова к такой боли. При очередной потерянной букве, она чувствовала, будто в ее прежнее место впивали тысячи иголок. От сильно сжимающихся кулаков на руках оставались ранки от ногтей, и Маринетт уже тогда начала проклинать свою длинную фразу. И когда оставшиеся на ее теле буквы сложились в два слова, она была как никогда рада, потому что началась последняя стадия ее жизни. Вместо длинной надписи оставалось лишь: «Черные осколки», что означало то, что она увидит перед своей смертью.I got secrets that nobody nobody nobody knows У меня есть тайны, которых никто не знает.
— Принести воды? — Да, — брюнетка кивает и наблюдает за тем, как Алья уходит на кухню. Маринетт отводит взгляд в окно, засматриваясь на проезжающих по дороге машин. Спустя несколько минут со стороны входа в комнату слышатся шаги, после чего Дюпэн-Чэн испуганно вздрагивает от ударившего по ушам вскрика и моментально оборачивается. На пол, словно в замедленной съемке, летит стеклянный стакан. Маринетт наблюдает за падением, шумно выдыхая. У ног Сезер лежат осколки. В этот раз, они не черные.