Насладиться зимним солнцем.

      — Тогуса, нет! — с нажимом повторила Кусанаги.       Похоже, просто остановиться было недостаточной мерой — экс-детектив, подхватив коллегу под локоток, упорно тащил её вслед за собою.       — Нет, ты не понимаешь! — мужчина оказался не менее упёртым. — Я просто обязан!       — О-о-о-ох! — Мотоко устало закатила глаза и сдалась.       Поразительно, но этот «almost natural» (за вычетом киберкома, разумеется) парень порой ухитрялся переупрямить даже самых навороченных киборгов.       В данном конкретном случае всё дело было в том, что из-за определённой оплошности Тогусы Кусанаги практически на сутки осталась без еды и воды. Объяснять экс-детективу, что боевые киборги от подобного не умирают, можно было долго и вкрадчиво, но совершенно безрезультатно. Точнее говоря, мужчина охотно кивал на «так что ничего непоправимого не случилось», и тут сообщал что-нибудь в ключе «но я обязательно компенсирую весь моральный ущерб».       Короче, Тогуса вёл Кусанаги к себе домой, на званый ужин.       — А супруга тебе ничего не скажет на то, что ты собираешься притащить за семейный стол лишнего едока, который ещё и, чего уж там, совершенно незнаком остальным?       — О, не волнуйся! — чуть хохотнул он в ответ. — Знала б ты, как она мне в уши надула, мол, ну где ж твои манеры, что ж за сослуживец ты такой, раз даже домой никого не пригласил, — он умело спародировал голос жены, а для вящей убедительности чуть вильнул бедром.        «Я даже не знаю, кто больший сумасшедший! — мысленно усмехнулась Кусанаги. — Тогуса, вытворяющий подобное, или я, взявшая его к нам в Отдел?»       Кусанаги оставалось лишь вновь закатить глаза и тряхнуть головой, прогоняя лишние мысли.       Тем более, что они уже пришли.       Дом встретил их радостными детскими визгами, тёплыми объятиями супруги, запахом чуть подгоревшей курицы, запечённой в духовке…       А для Кусанаги?..       А для Кусанаги подобный мир уже давным-давно представлялся неким нагромождением входных данных.       Люди, на самом деле, никогда толком не рефлексируют о том, что вся их мыслящая, осознающая себя субстанция находится где-то внутри их черепной коробки, а весь остальной мир лишь моделируется мозгом путём воздействия на него нервных импульсов от нейронов.       И так ли далеко ушли от этого киборги? Разве что добавили возможность по контролю уровня поступления всех этих сигналов, да сделали оболочку более удобной в плане замены, апгрейда и технического обслуживания…       С некоторым запозданием Тогуса чуть отстранился от благоверной и обернулся к гостье, на лице его проступило лёгкое замешательство, словно он только что осознал…       Осознал, сколь болезненную альтернативу он продемонстрировал сейчас Кусанаги.       Мотоко слабо улыбнулась в ответ и едва заметно махнула рукой, мол, «забей и забетонируй». Она уже давным-давно пережила возраст, когда чувствовала себя изгоем в этом мире, когда чувствовала себя деталькой, недостаточно хорошо занявшей… нет, даже не её собственное место — всего лишь «свободное пространство»…       Как знать, сильно бы изменился мир, если бы «её» деталь имела вместо стали плоть, а кровь была живой по происхождению, а не по методу синтезирования?       А многое бы мир потерял, если бы деталь отсутствовала вовсе?       Кусанаги лишь вновь тряхнула головой. Реальность — такая, какая она есть.       Если не можешь принять этот мир — измени себя. Не получается — закрой глаза, заткнись и живи в своей раковине. А если не можешь?..       Впрочем, какое там не можешь? Если приглядеться, весь мир состоит из сплошных закрытых раковин. Просто в одних случаях эти раковины, сотканные из высокотехнологичных сталей, сплавов и нановолокон, гораздо более честные и откровенные, чем все те маски и личины, в которые, словно в броню, заворачивается каждый из взрослых. Ох, мы взяли очередной кредит? Но ведь на машине-то катаемся мы уже сегодня, а ставка — аж на полпроцента ниже, чем у соседей!       При этом сосед, что ещё забавнее, с не меньшей искренностью рассказывает о том, что у него — более продвинутая комплектация, а цвет кузова — так и вовсе почти уникальный! Всего у десяти тысяч по всей Японии такой есть!       Поразительно, но, если вдуматься, практически каждый взрослый человек отгорожен от мира скорлупой не меньшей, а то и ещё более толстой, чем у киборгов. Разве что, у киборгов скорлупа эта более формализована и имеет более чёткую границу…       Мир, полный закрытых раковин, в центре каждой из которых, быть может, скрыта жемчужина, а возможно — лишь рыхлое, киселеобразное нечто… А то и вовсе пустота.       Кусанаги и не заметила, как ноги донесли её до диванчика, а руки удобно устроились на телевизионном пульте. Слух в фоновом режиме фиксировал вопросы суетящейся хозяйки, губы сами собой отвечали вежливое «ой, спасибо, да я уж подожду — не гонять же вас» на хлопотливые предложение питья или закуски.       Но были во всей этой идиллии «неожиданного визита коллеги мужа» два фактора, две кровоточащих раны, не дававших женщине покоя.       — Скажи, а что ты делаешь? — наконец не выдержав, спросила она у девочки, с визгом заскакивавшей на морозный балкон, чтобы прямо там, даже не накинув на плечи куртку, быстро открутить крышку с какой-то бутылки, сделать пару жадных глотков, и тут же выскочить обратно. И так — раз за разом, раз за разом.       — Я?! — девочка, ожидавшая окрика от родителей, но никак не от гостьи, была явно озадачена вопросом. И потому, конечно же, ответила абсолютно искренне. — Наслаждаюсь зимним солнцем!       — Что, прости? — удивилась Кусанаги не меньше. — Зимним солнцем?! Но сейчас же уже ночь!       Два фактора. Два ребёнка. Два светила, ещё не успевших окончательно покрыться ороговевшей кожей шаблонов, ещё не отрастивших на лице маску.       Они жили в мире, не противопоставляя и не вычленяя себя из него, а, напротив, лишь растворяясь в нём! Они не были частью мира — сам мир был частью них самих. И точно так же, как взрослый при взгляде автоматически открывающихся дверей подсознательно видел лишь работу фотоэлементов и датчиков, ребёнком воспринималось как исполнение мирозданием их собственной осознанной воли, их собственного желания пройти сквозь дверь.       Вот!       Вот чего так истово не хватало Кусанаги! Не всей этой шелухи про соприкасающиеся оболочки. Ей хотелось ненадолго — хоть на миг! — вернуть себе то чувство бесконечного единения с миром! Чувство оголённого нерва, разбереженного до нескончаемой волны боли! Боли и счастья! Ощущения собственной жизни.       — А при чём тут ночь? — встречный вопрос выбил Мотоко из колеи, пинком вышиб из болота, в которое она уже начала погружаться.       — Объясни? — не в состоянии сразу и полностью вернуться к беседе, женщина непонимающе уставилась на девочку.       А кроха лишь затравленно оглянулась по сторонам, подкралась на цыпочках к кухонной перегородке, удостоверилась, что все старшие заняты делами и, заговорщицки подмигнув, махнула странной непонятливой гостье рукой:       — Пойдём, покажу!       Миг, и вот они обе уже на балконе.       Датчики на стопах фиксируют резкое падение температуры, а девочка — забавно встаёт на цыпочки и переминается с ноги на ногу, чтобы не дать себе замёрзнуть.       Руки касается холодный стеклопластик бутыли, а датчики уже вбрасывают в мозг ТТХ объекта с такой точностью, словно это — граната, которой надо запустить в противника. Вес, объём, форма…       Леденящая нёбо жидкость струится по языку и горлу, а где-то в глубине сознания уже разворачивается ветвистая формула овкуснителей, ароматизаторов, усилителей и прочего барахла, которое напичкали в обычный «яблочный сок».       Цифры, формулы, диаграммы, отчёты… И какой-то странный, выбивающийся из общей картины элемент…       — Ну, как тебе? — с надеждой в голосе и взгляде спрашивает девочка, пританцовывая всё быстрее.       — Выходи, замёрзнешь, — со слабой улыбкой отвечает Мотоко, лёгким шлепком подгоняя неуёмную собеседницу.       Та лишь обиженно надувает губки, но подчиняется. Правда, не гостье, а холоду, и вообще маме, которая, что-то заподозрив, заглядывает в комнату и ругает, ругает беспутную дочь за то, что та выскочила на балкон без одежды, за то, что вытащила туда гостью, за то, что пьёт напитки до ужина, да ещё из горла, и вообще холодные.       Кусанаги машинально говорит, что она сама туда пошла — заинтересовалась действиями девочки, выгораживает юную заговорщицу и подельницу, а потом и вовсе всех спасает Тогуса своим приглашением к столу.       — Это она всё никак не уймётся от бабушкиного сока, — дал пояснение Тогуса чуть позже, когда мелким поручили помочь с кухней, а самого Тогусу — с гостьей.       — В смысле? — вскинула бровь Кусанаги.       — Да, понимаешь, у них бабушка по материнской линии, тёща моя, то бишь, из деревни — представляешь? У них там чуть ли не крохотный родовой участочек сохранился, причём даже с собственным садом, яблоневым. И вот, раз в год, под их день рождения, бабуля им всегда отправляла несколько бутылей настоящего, выжатого из собственных яблок, сока. Дети души в нём не чают, сперва по паре стаканов выдувают, а потом уж… — мужчина неожиданно погрустнел. — А в этом году что-то прихворнула тёща, упустила время… Вот дети теперь и изгаляются, припрятали, оказывается, где-то последнюю бутылку, да и разводят по капельке по капельке обычным соком из пакетов. По мне — так издевательство над собою, но что-то они в этом находят… — он чуть усмехнулся. — Представляешь, как называют? «Морозным солнышком», мол, если на просвет посмотреть сквозь бутылку с настоящим соком, то оно похоже на солнце в мороз. Такое же яркое, золотое, холодное… Ха! С балкона-то!       Кусанаги вежливо улыбнулась и чуть отвернула голову. Да уж, кому-кому, а ей-то никогда не оценить подобных тонкостей, а чёртова оптика при необходимости распознает отличие цвета даже в сотых долях тона…

***

      Это было самым настоящим безумием! В операции был задействован весь личный состав отряда. Кажется, даже Арамаки в кои-то веки нацепил кобуру на пояс, правда, как и следует руководителю, так ни разу оную и не расстегнул.       Да, в этот раз они были близки к провалу, как никогда.       Банда фанатиков, ратующих за отказ от кибертел и имплантов, тем не менее, была всецело за компьютерные технологии как таковые. Гремучая смесь! Ибо у них нет моральных ограничителей в борьбе со «стальными демонами во плоти» и прочими «исчадиями ада», зато есть весьма и весьма неплохое оружие против этих самых исчадий — вирусы.       Модульные и моноблочные, с отсрочкой исполнения и без! Даже самосборные, не просто подстраивающиеся под ПО своих жертв, но использующие их конфигурацию в качестве опорной точки для уничтожения всей системы в целом! Аутоиммунными заболеваниями вдохновлялись, сволочи!       Сайто с ослеплённым «глазом Сокола», Бома с неработающим вычислителем эпицентра взрыва, Бато с обездвиженными собственным весом имплантами… И она…       Она, доведённая до состояния оголённого нерва, когда чужой шёпот кажется раскатом грома, а падение на пол вазы может вызвать обморок. Жгучее ощущение мороза или испепеляющего зноя, стоит лишь температуре отклониться от заветных +24 по Цельсию; солнце, выжигающее глаза даже в виде отражённого от луны света; спазмы механического желудка до рвоты от привкуса у «чистой» воды…       Когда они наконец-то накрыли банду, их главарю удалось-таки улизнуть из капкана. И весь отдел, оклемавшийся хотя бы в минимальной степени, гончими встал на его след.       Первой, уже под утро, его нашла Кусанаги. Одиночку, забитого, испуганного, но не сломленного, даже на секунду не усомнившегося в правильности своего выбора. Загнанного в угол в каком-то там загородном летнем домике, но абсолютно свободного и не скованного ничем в размахе собственной веры в справедливость.       Он был без оружия, точнее, с разряженным пистолетом. Его последний «патрон» — бронебойный вирус, способный сжить со света любого киборга, задел её лишь по касательной. Богатый жизненный опыт вовремя подсказал Мотоко, когда стоит просто отключиться от чужого сознания, а не пытаясь проникнуть через его киберком хотя бы на первые рубежи Призрака.        «Вот ведь ирония! Тебе, самому отъявленному фанатику, а всё равно пришлось пойти на установку этого „оружия врага“, просто чтобы лучше координировать действия своих подопечных!»       Простейший антивирус уже взялся за дело и методично локализовал вред, причинённый чужим вредоносным кодом.       Она сделала вперёд робкий, ещё чуть неуверенный шаг.       Преступник, забившийся в кладовку и прижимающий к груди собственный ноутбук, ощерился в безумной ухмылке:       — И что?! — проорал он, отчаянно пытаясь подбодрить себя. — Думаешь, что победила, да?! Что вот сейчас вот сдашь меня на руки властям, а лучше — прикончишь прямо на месте, и дело с концом, да?! Ха-ха! Как бы не так!       Он визжал, он брызгал слюною. Это была агония. Он чувствовал, что доживает последние мгновения в этом бренном мире и в этой бренной оболочке. Его собственные мгновения, но не его идеи. В безумном взгляде загнанного в угол поразительным образом сверкало скрытое торжество — святая вера в грядущую победу!       Да, пусть конкретно его пусть окончен, лично его битва проиграна, но война — нет! Война определённо окажется победоносной для последователей «чистого» человечества!       Она сделала ещё один шаг вперёд, чтобы закончить уже весь этот фарс, как вдруг ботинок задел за что-то.       Стеклянная бутыль звякнула, перекатившись по полу и заставив женщину болезненно поморщиться, опустить глаза вниз — даже с учётом работы антивируса, все датчики буквально вышибало от перегрузок.       На лице её проступило любопытство, недоверие, изумление… и она наконец нагнулась вниз, чтобы поднять банку.       Рука качнулась, словно бы взвешивая бутыль. Пальцы коснулись крышки, с тихим хлопком откупорили её. Она приблизила к себе горлышко, ноздри затрепетали, жадно втягивая воздух, непривычный аромат…       — Что?! — прошипел озлобленный парень — Что ты хочешь сделать, а?! Хочешь поглумиться надо мною, да?! Хочешь на моих глазах разрушить не только всю организацию — всё моё детище, но и разнести в дребезги всё, что я создал ещё и руками?! Я и мои предки, да?!       — Нет, — на лице женщины неожиданно появилась улыбка, и она шагнула прочь от уже почти настигнутой добычи!       Прочь, на свободу, на улицу, на мороз, под первые лучи восходящего светила.       — Я хочу всего лишь насладиться зимним солнцем! — и она сделала первый глоток.