Царь с подвохом. Казначей

Царь Анастасий Рабаткин всю седмицу ходил, словно в воду опущенный. Из казны стали деньги пропадать, а казначея, как назло, сейчас нет в Москве. Направился он в вотчину свою под Тулу на отдых заслуженный. И помощников обоих нет. Тоже куда-то подевались. Торговля с другими странами в последнее время тоже не ладится, да ещё и война с ляхами*... Некоторых бояр тоже в Москве сегодня не сыскалось, с коими он хотел об торговле посоветоваться, прежде чем указ царский издавать. А ведь сам же он, царь русский, всех и распустил бояр да дворян погостить на малой родине, в своих вотчинах да имениях. К тому ж, погода была зело неприятная, и оттого Анастасий впал в грусть да печаль. Как всегда, государь трапезничал в окружении гусляров, домрачеев* да певцов, что услаждали слух песнями своими русскими, да ещё и заморскими иностранными. По нраву Рабаткину чужестранные пляски тоже, да только, конечно, не те, что с приседаниями да в обнимку с бабою пляшутся, а те, в коих народ дёргается, словно грешники в адском котле. Собак своих любимых царь позвал. Как и всегда водится, бросал он им яства со своего блюда да прям себе под ноги. Да только иногда они своими мордами не стеснялись и в царское блюдо заглянуть, и кусочек чего-нибудь отведать. Не бранился никогда на них Анастасий. Бывало обедал с ним и его любовник Ивлев Елизар Андреевич. Боярам, конечно, не по нраву всё то было, да только разве Рабаткин слушал их проповеди да наставления. Жил, как хотел, ел да пил, что хотел, спал тоже с кем хотел, будь то парень али девка. На то он и царь, чтоб делать, что пожелается. Ивлев-то с ним уж четыре года в отношениях любовных состоял. Вот и должность получил в казначействе-то. И никакую-нибудь, а главным царским казначеем. Скучно да грустно сейчас царю было вкушать яства одному. Посему и позвал боярина Бесшабашного да боярина Погодина - мужа двоюродной племянницы своей. И всё ж, без Елизара горевал он сильно, даже трапезничать не хотелось. -Скоро возвращается мой младший брат в Москву из своего Суздаля. Ты, Захар Никифорович, поедь да встреть его около Москвы да сюда привези. -молвил царь, глядя на Погодина, затем взглянув на Бесшабашного, добавил. -А ты, Аверьян Григорьевич езжай за Елизаром Ивлевым, а то совсем в казначействе непорядок без него сделался! -Сейчас же поеду! -поклонился боярин. "Это ты, государь, не можешь без него, а не казаначейство" -подумалось Бесшабашному, да вслух-то, естественно, сего он не сказал, а только лишь заулыбался да чуть скривил лицо. Сразу ж опосля того, как закончил Анастасий трапезу свою царскую, Погодина с Бесшабашным отправил немедля приказы исполнять, а сам пошёл поспать, как и полагается опосля трапезы дневной царю Русскому. Выйдя на улицу к Арбату, дёрнул боярин Бесшабашный Захара Погодина за рукав да молвил почти что шёпотом: -Надобно, Захар, чего-то делать! Теперича уж Анастасий, дурак старый, без ентово Ивлева не спит, не ест. А скоро и управлять без его помощи перестанет. Вот тогда нам будет совсем хана! -Аверьян Григорьевич поправил свою шубу да, погладив бороду с проседью, уставился на Погодина своими серенькими узенькими очами. -И чего предлагаешь? Убить его? -Захар Никифорович несколько раз обернулся, надеясь, что их разговор никто не слышит. -Я пока поеду за Елизаром в его вотчину под Тулу, привезу его, как велено. А затем уж у тебя дома, Захар, али у меня и обмозгуем сие дело. -Как приедешь - сразу тогда ко мне! Там уж и придумаем, чего предпринять-то. А то тут, на дворе Кремлёвском, ушей-то больно уж много. -Погодин похлопал Бесшабашного по плечу да пошёл в сторону, где уже заждался его конь. Аверьян Григорьевич ещё раз огляделся вокруг, злобно очами стрельнул в сторону Кремля да направился поначалу к себе домой, а отдохнув чуть перед дорогой, поехал в вотчину Ивлевых под Тулу. По приезду в вотчину Ивлевых, боярин Бесшабашный застал Елизара Ивлева дома с семьёю, а не на охоте, как предполагал. Елизар Андреевич находился в тереме вместе с женою своею Олимпиадою да сыновьями Ефимом да Корнеем. Боярина Бесшабашного пригласили в дом, накрыли стол, чтоб Аверьян Григорьевич поел да отдохнул с дороги долгой утомительной. Стремянного* его Алёшку отправили обедать с хозяйскою челядью*. Недолюбливал Бесшабашного Ивлев. Недолюбливал его за хитрость, за жадность, присущую, правда, большинству бояр, за то, что Аверьян Григорьевич за спиною говаривал много про него неправды да нелестно отзывался о нём самом да его семье. Хотя... Чего уж греха таить, и сам Елизар Андреевич не лутьше. Правда, в отличие от Аверьяна Григорьевича, боярин Ивлев никого огульно не называл еретиками, содомитами*, богохульниками да мздоимцами* заодно. Нет! Доводилось, конечно, и Елизару Андреевичу рассказывать царю Анастасию об уклонившихся в ересь али отпавших от православия русского. Но то было только два раза. Первый, когда конюший* Кокорин призывал весь народ русский принять ислам да сделать Русь Святую страною басурманскою*. И второй, когда толмач* Вольфганг Маузер пытался боярам да придворным навязать веру лютеранскую*. Правда, царь Маузера, в отличие от Кокорина, при дворе оставил, ибо тяжко найти хорошего толмача. А Кокорина в монастырь на исправление услал - навсегда, без права возвращения на службу царскую. А вотчину его забрал да передал боярину Ивлеву. Когда уселись все за стол, Ивлев, глянув на Бесшабашного, спросил его, откусывая кусок курника*: -Отчегой-то царь меня позвать решил? Я ж на отдыхе заслуженном. Государь сам меня отпустил побывать дома, в вотчине родной. -Так, чего-чего! С казною непорядок какой-то случился! Без тебя не разберётся. -ответствовал Аверьян Григорьевич. -Только лишь посему царь меня видеть желает? -с ухмылкою переспросил Ивлев. -А того мало? -злобно сказал Бесшабашный да недовольно добавил. -Скучает! -Эх, хорошо! Соберусь да поеду завтра по утру в Москву. -Елизар Андреевич сделал было вид, что зело расстроен отъездом в столицу, а затем добавил. -Ради отчизны да царя-батюшки оторвусь от блаженства, в коем в своей вотчине вторую седмицу пребываю. -А ты наглый! -прошипел Аверьян. -Шутка то была. Мне и самому уж хотелось в Москву ехать, делов-то важных там много, да и царь как один-то... Побывал в вотчине родной, да пора и возвращаться к обязанностям приятным... да и не приятным тоже. Дела-то государственные не терпят, а государь тем более! Аверьян Григорьевич скривил лицо да хмыкнул было, да ничего более не сказал, молча поедая различные яства. Только лишь изредка Бесшабашный поглядывал на Ивлева. Впервые сегодня Аверьян Григорьевич увидал сыновей Елизара - двухлетнего Ефима и годовалого Корнея. Через день Ивлев с Бесшабашным выехали в Москву. Благо, что погода вроде бы к поездке распологала, метель закончилась. Елизар Андреевич не хотел вовсе разговаривать с боярином Бесшабашным, да только того как-то потянуло на разговоры. -Вот скажи, Ивлев, тебе вовсе не стыдно? -Аверьян Григорьевич смерил взглядом спутника да пригладил свою растрепавшуюся на ветру тёмно-русую бороду. -Про чегой-то ты сейчас говоришь, Аверьян Григорьевич? С чего мне должно быть стыдно-то? -удивлённым голосом спросил Елизар, откидывая назад чёрные, словно уголь, волосы, что отросли ниже плеч. -А то ты не разумеешь об чём я! Не строй из себя дурачка деревенского, содомлянин! -Чего? -открыл было рот Ивлев да затем замолк, не особо желая спорить прямо в дороге. -Ты ведь ничего сам по себе не значишь. Ежели б не царь Анастасий, ты б двор Кремлёвский подметал, не более того. Да только полюбилась твоя смазливая мордаха государю нашему, вот ты должность казначея и получил. -Завидуешь? -хмыкнул Елизар, ухмыляясь. -Было б чему. Я хоть воевать умею, по-немчински разумею, даже послом в государстве Германском был, а ты только зад свой подставлять и можешь! -со злобою в голосе молвил Бесшабашный. -Смею заметить, прекрасный зад! -с наглою ухмылкою сказал Ивлев да громко рассмеялся. -Тьфу, срамник! -фыркнул Аверьян Григорьевич. Более всю дорогу они не вымолвиои ни слова, ежели только по делу важному. Елизар Ивлев сразу ж опосля приезда и вовсе не отдохнув, направился в Кремль к царю Анастасию. Царь в сей раз сам вышел встречать возлюбленного казначея. Трапезничали они вдвоём, вовсе не приглашая за стол иных бояр, даже ближних. -Я так скучал! -протянул Анастасий, дотрагиваясь нежно до руки Елизара. -Я тоже! -улыбнулся Ивлев да добавил. -Чего случилось в казначействе-то? -Только давай сейчас-то об том не будем рассуждать. Утро - вечера мудренее! -царь встал да подошёл ближе к любовнику, поглаживая его по плечу. -Утром, так утром! -сказал Елизар Андреевич да взял государя за руку. Оба, не доев да не допив, пошли в опочивальню* царскую. Правда, с собою прихватили сулею* квасу хлебного. Только заперев за собою дверь, Анастасий накрыл уста Елизара поцелуем страстным, попутно стаскивая с него кафтан тяжёлый парчовый. -Я, правда, так скучал! -снова прошептал царь на ухо возлюбленному, отодвигая чёрную, словно вороново крыло, прядь волос да глядя в его очи цвета серо-зелёного, словно болото. -Я тоже. Я тоже тебя сильно люблю! -тихо ответил парень, расстёгивая кафтан царский. Анастасий повалил Елизара на постель, стягивая с него теперь уже рубаху да целуя шею белую. Парень тяжело дышал, прижимаясь ближе к царю. Анастасий вновь поцеловал парня в уста, спускаясь ниже да медленно целуя плечи, грудь, живот любовника. На мгновенье вдруг государь замер. -Чего? -спросил Елизар, обнимая Рабаткина за шею да чуть целуя в щёку. -Показалось... Бывает... -ответил мужчина да скинул с себя оставшуюся одёжу. Царь вновь принялся целовать да ласкать Ивлева, стаскивая него штаны тоже. "Любимый..!" -зашептал на ухо Елизар, прикусывая мочку. Царь ничего не ответил и, схватив парня за волосы, накрыл его уста ещё более страстным поцелуем, чем ранее. Оттого казначей аж даже прижался ближе к Анастасию, будто пытаясь с ним слиться воедино. Дыхание Елизара сталось зело частым, и он тихо молвил: "Возьми меня! Скорее... овладей мною!" Да только Анастасий вовсе не спешил. Перевернув Ивлева на живот, государь лёг рядышком, поглаживая спину любовника да спускаясь к бёдрам и ногам. Елизар повернулся да, томно взглянув на Анастасия, хрипло спросил: "Не хочешь? Зато я хочу... Ну же!" Но царь вновь поцеловал шею парня, перебирая пряди шёлковых чёрных волос. Рука Анастасия уже ласкала бёдра, а затем скользнула под него. Рабаткин обхватил уд* Елизара да принялся его поглаживать да ласкать насколько позволяло их неудобное положение. Расслабленный казначей приподнялся на локтях да встал на колени, давая свободу действий Анастасию, а точнее даже его руке. Царь резко прекратил ласки да надавил на плечи, прижимая любовника к постели, затем вновь стал ласкать бёдра казначея. Ивлев выгибался, словно кошка в период брачный, и даже прикрыл свои очи цвета болотного. Воспользовавшись этим, Анастасий грубо да без предупреждения овладел любовником. Елизар вскрикнул от неожиданности да от боли, коя прошила всё его тело. Несколько слезинок прозрачных выкатилось с его очей. Ранее царь был всегда ласков да нежен. Рабаткин понимал, что причинил любовнику боль, да только ему казалось, что сие отличная месть за отсутствие казначея почти что две седмицы. Но ведь сам же его и отпустил в родную вотчину! Боль утихала, и посему Ивлев даже стал получать удовольствие. С каждым толчком Елизар стонал всё громче, несмотря даже на то, что Рабаткин схватил его за волосы да тянул на себя. "Ещё! Быстрее! Да!" -молвил казначей меж стонами. Затем парень задрожал всем телом да прижался спиною к Анастасию. "Мой... хороший, сладкий." -прошептал царь и, тоже закончив деяние срамное, повалился на постель без сил. Ивлев лежал, обнимая Анастасия да прикрыв очи серо-зелёные, и ткнулся в его плечо. -Как семья? Всё ли с детками хорошо? С хозяйством? -спросил царь устало. -Всё хорошо, государь! В вотчине храм шатровый* достроили! Каменный! Жена моя недавече, как месяца два назад сиротою сделалась. Отец её погиб. Ты же знаешь! А сыновья растут... Ефиму уже два годка. Сообразительный он у меня не по годам. Да везде лезет, куда и не суют! -ответствовал Елизар, ластясь к любовнику. -В тебя весь пошёл! -царь щёлкнул его по носу. -Это чегой-то в меня-то? -притворно возмутился Ивлев. -Ты такой же. -Рабаткин вновь обнял Елизара, навалившись на него всем телом сверху. -Мы даже не успели... -не договорил парень, и его рот заткнули поцелуем... Опосля утех любовных более они не разговаривали да тут же заснули крепко.