Око за око

Деньки, когда вода у берегов спокойна, и ветер не гонит ее к большой земле – так не часты, что их можно сосчитать по пальцам одной руки. Урса всю свою жизнь смотрела за океаном и хорошо знала, как тот бывает неспокоен. В нем когда-то сгинули ее отец и брат, к нему мать ходила с просьбами о прощении, с мольбами, с проклятьями, и вот теперь, когда никого из них не осталось в живых, за величием волн оставалось следить только ей. И сегодня вода была особенно неспокойна. Волны кидались на берег, беря необычный разбег. Пена не спадала еще долго, кое-где окрасив песок в нежно-розовый цвет. Всего пару дней назад, внезапно скованная льдом перед битвой, о которой девчонке не говорили, сегодня она бросала на берег осколки разбитых надежд. Куски дерева, куски металла, обглоданные конечности мертвецов и пустые бочки из-под пороха и орудий. Урса не видела такого прежде, и никогда не увидит потом. – Знатный был бой, наверное! – с упоением рассуждал Одмар-младший. – Все кланы собирались, даже наш Ан Крайты позвали. Жалко, что нам отец поручил охранять домашних баб. – Должно быть, важное событие, – уклончиво отвечала Урса, не желая знать лишних подробностей. Девушка убрала непослушную светлую прядь за ухо, думая о том, что солнце скоро начнет опускаться. В политике, склоках между чужими домами, кланами и людьми, что обходили ее дом стороной, та разбиралась крайне плохо. Да и зачем, когда не живешь среди людей? Отец Урсы родился здесь, на холодном неприветливом Скеллиге, в клане Друммондов, но еще в детстве уплыл в большой мир. О нем не было вестей слишком долго, и год летел за годом, оставляя на лице его родителей неизгладимые следы. Его семья успела забыть собственного сына, похоронить его в легендах о свирепом воине со светлыми волосами, но тот все же вернулся домой. К холодным островам, пропахшим рыбой и солью, отец привел не только истории, не только сказы о битвах в странах, где всюду песок и жара, но и жену. Жену, которой люди его не приняли. Бьерн, сын клана Друммондов, в странствиях своих женился на эльфийке, чьи глаза напоминали тягучий липовый мед, а речи – нектар сладкий, как фрукты, захваченные им из жарких континентов. И ладно бы, если бы тот вез ее, как морскую жену, как наложницу, не просящую взамен верности и почтения… Но Бьерн смел любить свою эльфийку, смел зачать ей хорошенького светловолосого сына, и в ответ на материнское «убери отсюда это отродье», он убрался и сам. Бьерн, его юная жена и первый ребенок поселились на Ундвике, острове, что в тот период еще цвел и дышал. Мать, прослывшая знахаркой, пусть и была в глазах местного населения диким нелюдем, а все же имела успех у раненых воинов и дев, зачавших «ненужное им отродье», отец и брат обратились успешными рыболовами, и все шло своим чередом… К тому, что мужчины сгинули в океане, а мать, беременная в третий раз, не смогла после новости разродиться. Урса осталась одна, в пятнадцать лет заменив мать на посту деревенской травницы. Остров пустел, пустели дома, брошенные на потеху мифическому великану, и только Урса не желала уходить. Ей было некуда, не за кем двигаться, и оставалось лишь одно – заживо гнить на брошенной земле. Узнав о том, что Бьерн, грозный сын клана Друммондов умер, и дочь его осталась на острове одна, клан начал посылать к ней людей с уговорами, после – с помощью, с компанией, и даже сватавшихся к ней близнецов Ялмара с Одмаром. Только упрямую девчонку никак не могли уговорить оставить родные места, Урса знала, какие взгляды ждут ее в чужом доме. – Что ты вообще ищешь в такую погоду? Черт ногу сломит, – заметил Ялмар, пиная причудливую желтую ракушку в песке. – Я бы лучше еще чаю твоего выпил, чем тут мерзнуть... – И вдруг на великана нарвемся, а? – Хьялмар убил его, – коротко ответила Урса, даже не поднимая глаз к братьям, прибывшим ради нее. – С ведьмаком. И жаль, что убил, ведь на остров возвращаются люди. Урса видела его три или четыре раза за те несколько лет, что чудовище провело на острове. Хорошо спрятанный дом то нашло благодаря неугомонной корове, привлекшей его своим бесконечным воплем. Великан не прогнал девчонку, как остальных, но заговорил с ней, как с безумным ярлом. Он потребовал у Урсы теленка в обмен на позволение жить рядом с ним, грозил, что сожрет ее в случае неповиновения, но полуэльфка и не думала ослушаться, лишь спросила, следует ли телятину приготовить. – Хороший был великан, – буркнула девушка тихо. – Хвалил мою стряпню, – вспоминала она, втайне считая, что именно это и даровало ей то «позволение». – Так че мы тут ищем? – возмущенно спросил Ялмар, обгоняя девчонку. – Нам скоро возвращаться пора, а ты нас все по ветру таскаешь. – Ну так возвращайтесь, передавайте бабушке привет, травы, мази. Деньги я вам отдала, пожитки вы мне оставили, – отвечала Урса, чувствуя, что устала от общества. – А мне нужно найти крушину… Ее всю неделю к берегу выбрасывает. – Фу, – произнес один из братьев, вспомнив, как пахнет названная трава. Урса улыбнулась, невольно подумав о том, что воины бывают слишком мягкими там, за бугристыми мышцами. Девушка плотнее куталась в старый шерстяной платок, опоясывающий ее грудь и шею. Ялмар и Одмар плавали к ней давно, часто, но пока не успели Урсуле надоесть. Девятнадцатилетняя, высокая, пусть и худая, она казалась близнецам воплощением красоты, сиреной из бабкиных сказок. Таких не было в селении, не было на всем острове: ярких и чистых, словно цветок ласточкиной травы. Светло-желтые глаза девушки обоим казались не меньшим светом, чем солнце, зависшее над их головами. Жаль, что Урса не могла этого понять. Мать не разрешала ей играть с другими детьми, и социализация обошла ее стороной. Та не знала ни проявлений симпатии, ни заветов дружбы или любви, которую можно питать к человеку, не связанному с тобой кровными узами. Полуэльфка, раз за разом встречая гостей, думала лишь о том, что те – торгаши, и меняют ее настойки, мази и травяные сборы на кур, яйца и мясо, что компанию ей они составляют лишь от скуки, но не из доброго умысла. – А хочешь, мы возьмем тебя с собой? – в очередной раз, с надеждой, спросил Одмар-младший. – Посмотришь на наш базар, бабку свою, в конце концов, встретишь. – Нет, – ответила девушка, позволив себе задуматься над этим вопросом. – Нет. Наверное, не в этот раз. Большая земля пугала ее сильнее, чем пучина холодного океана. Урса не смогла бы в этом признаться, но вода, отобравшая у нее семью, пугала девчонку сильнее, чем великаны и тролли, прятавшиеся у скал. Потому она не могла сплавать за крушиной ко дну, даже если на это потребовалась бы лишь пара метров, потому она не могла собирать ракушки и доставать из них раков, чей вкус был для нее амброзией на земле. Урса боялась, что вода заберет и ее в свои владения. Втроем, они ходили вдоль берега слишком долго, и крушина так и не попадалась путникам на глаза. Урсула, знавшая, что такого шанса ей уже не выпадет, все не решалась остановить поиски, и когда впереди, на желтой полоске чистого прибрежного песка та увидела черный след, ринулась ему навстречу. Холодный ветер крепчал, и солнце начинало падать. Позади раздавалось бряцанье двух пар сапог: юноши бежали за спутницей, не желая отставать. Только чем ближе Урсула двигалась к своей находке, тем яснее понимала, что вновь ошиблась, и надежды ее неоправданны, скинуты в воду. Только в этот раз улов ее не походил на любой предыдущий. В песке, неподалеку от волн, бьющих о камень, лежал труп собаки, да такой уродливой, что можно было решить, что изверг ее не океан, а сам Морхегг. – Вот это тварина, – произнес один из братьев, опускаясь на корточки перед зверем. – Посмотри, какая у нее пасть! Нужно выбить эти зубы и смастерить себе ожерелье. Клянусь, их даже старый Мышовур от медвежьих не отличит. – Похожа на твою псину, – ответил Ялмар, указывая на гниющий труп. Собака Урсы, однажды, ухватила его за руку. – Если бы… – мечтательно шепнула девушка, решая, хочет она посмотреть на дикого зверя поближе или нет. Нет. Нет, ведь тогда ей придется приблизиться к водам еще на шаг. Развернувшись к нависшей над песком земле, травница заметила, что к берегу прибило не один труп… Второй, все еще защищенный тяжелым доспехом, лежал совсем близко. Соленый ветер трепал ее волосы, и тонкие пальцы, как бы ни убирали пряди светлых волос за острые уши, не могли справиться с беспорядком. Чувствуя, как к горлу подкатывает ком низменного инстинктивного страха, девчонка шагнула навстречу очередной находке. Братья за ее спиной спорили, тыча мечами в почившую псину, а Урса шла вперед, чтобы узнать, что ждет ее там. Это человек, человек, несомненно. И этому еще повезло. Остановившись рядом, Урсула заметила, что у воина целы все конечности, и из видимых повреждений только рана на груди, заплывшая спекшейся кровью. Рана, которую тот прикрывал обеими руками в латных перчатках… Словно живой, словно пытающийся выжить. Сначала она не поверила собственным глазам, сначала девчонка пыталась уверить себя в том, что ей это кажется. Только у «трупа» та заметила треугольные уши, выглядывающие из-под длинных черных волос. Такие же длинные, как у ее матери, такие же тонкие черты лица, такая же линия губ. Урса осторожно наклонилась над почившим воином, чтобы осмотреть его ближе. – Эльф, – шепнула она, как часто делала прежде, в гудящем в ушах одиночестве. – Это же эльф… Настоящий… Верно. Перед Урсой, так давно захоронившей мать, предстал он, кусочек ее расы, напоминание о том, что было ею утрачено. Девушка, сбитая с толку, закусила губу, наклонилась ниже, всматриваясь в черты лица незнакомца. Бледный, не то после смерти, не то во времена здравствования, он казался ей слишком красивым для того, чтобы умереть. Черные волосы юноши обрамляли его лицо, тени залегли под глазами, и бледные губы, сомкнутые в тонкую бескровную нить… Вздрогнули, стоило девушке положить ладонь на щеку «трупа». – Ох, – вскрикнув, отпрянула девушка. И голос ее озарил побережье новыми красками. Она не ждала этого, не ожидала, что находка покажет ей зубки. Братья, услышав, что спутница их напугано дернулась, поспешили догнать ее, дабы вместе осмотреть находку. Не мертвый, эльф все же не открывал глаз, не ругал сновавших мимо недругов, а продолжал испускать дух на холодном песке берега. – Что, живой? – спросил один из юнцов. – Странный он какой-то… Я не видел у наших таких доспехов. – Может, он был с ведьмаком? – спросила травница, по очереди посмотрев на братьев. – Или с друидами. – Может и с ведьмаком, – ответил Одмар-младший, сплюнув себе под ноги. – Сейчас уже не важно, с кем он был. Все равно же издохнет. Только Урса не могла позволить ему вот так умереть. Девушка закусила губу, подумав о том, что ей следует сделать. Братья молчали, и каждый из них уже собирался вернуться к собственным делам: продолжить пинать труп неизвестного зверя, только девчонка порывисто оглянулась. В ее золотых глазах горел огонь, огонь, способный растопить многовековой лед островов Скеллиге… Не то, что сердца двух мальчишек, не доросших даже до битвы. – Нет, нельзя, чтобы он тут издох. Подите возьмите мою лошадь и телегу, нам нужно его отсюда забрать. – Зачем? Он же издохнет, – отвечал ей старший из братьев. – Посмотри на него, Урса. Битва была бог знает когда, он провалялся в соленой воде, кишащей мусором и трупами несколько дней, потом сох здесь, под ветром и… – И теперь мы отнесем его в мою хату. – В твою хату? Ха, еще чего. Мы не оставим тебя с ним наедине, – произнес младший, выпятив грудь вперед. – Оставите. Просто в одном случае он будет лежать тут, у воды, и мне придется выходить к нему ночью и лезть по скалам мимо сирен, а в другом – он будет безопасно лежать в соседней комнатке. Разговор был исчерпан, не было аргументов, теперь оставались лишь действия. Мальчишки нехотя переглянулись, понимая, что упрямая травница не отступит от своего. Ялмар первым покинул берег, Одмар шел за ним, опуская взгляд к шуршащему под ногами песку. Тот понимал, что никакого ромашкового чая на прощание ждать теперь не придется, и все, чем одарит их девчонка перед уходом – кроткое «спасибо», брошенное соленому ветру. – Чего ж он не издох пораньше? – обиженно спросил один брат второго, но ответ у него украл ветер. Тяжелый доспех воина блестел, в нити кольчуги вплелись частички спекшейся крови. Урса понимала, что это тяжесть, давящая на раненную грудь, мешает умирающему дышать. Возможно, ему и не нужно теперь много воздуха, но способность дышать не могла оставаться ненужной. Дотронувшись до него снова, травница заставила себя не отдергивать руку. Холодный, словно льды на вершине Камби, он все же реагировал на касания теплых рук. Умирающий эльф не стонал, не двигался, но губы его то сжимались, то разжимались, пока Урсула разрезала застежки. Тяжелый нагрудник не мог весить меньше того самого теленка, что Урса отдала великану не так давно. Щеки девчонки покраснели, пока та стягивала его с эльфа, пытаясь не тревожить свежую еще рану. Рубаха, надетая под него, вся пропиталась кармином, и запах соленой воды не мог скрыть сладкого аромата загнивания. Урса прикрыла рот рукой, понимая, сколь мал шанс на его выздоровление. – Дьявол, – выругалась она тихо, смотря за тем, как следующая волна идет за предыдущей. – Только бы не помер, пока их нет. С латами оказалось проще, замки на них были слабее, и не израненные ноги можно было не жалеть. Урса стянула и тяжелые сапоги, оставив эльфа лишь в тряпичной одежде, пережившей день дрейфования по океану и еще два здесь – на открытом берегу. Рваное дыхание эльфа стало ровнее, и девчонка осмелилась приподнять кусочек ткани, чтобы посмотреть, что ждет ее под ней. – Сквозная, – шепнула она, заметив ранение. – Рана сквозная, – с ужасом добавила девушка, понимая, что пусть важные органы и не задеты, но внутрь, скорее всего, уже попала инфекция. Если бы мимо проезжал художник, из-под его пера могла бы выйти картина, глядя на которую даже в черством воителе просыпался бы душащий трепет. Если бы на острове жил бард, о, сегодня родилась бы дивная песня. Полуэльфка, склонившись над умирающим юношей, пыталась успокоить саму себя, ища на его теле признаки выздоровления. Она мягко гладила его белые ладони, ныне оголенные для ее рук, осторожно исследовала лицо, чистое и светлое, но все тщетно. Жизнь просачивалась сквозь пальцы, жизнь покидала его, как бы воин ни цеплялся за возможность продлить собственное мучение. В ответ не было ни движения, ни тихого мычания, ничего. Только губы, то расслаблявшиеся, то стягивающиеся плотнее. Эльф умирал, и умирал здесь уже давно. Братья, прибывшие с конем и телегой, не верили в то, что Урса говорила всерьез. Пока оба грузили тело на устланную соломой древесину, травница ходила вокруг, моля их об аккуратности. Ее светлые волосы трепал соленый ветер, и тонкие пальцы девушки все не могли справиться с беспорядком в волосах. Но какое дело, какое может быть дело братьям, умирающему эльфу, острову, потерянному на юго-западе от иных Ард Скеллиге? Ведь глаза полуэльфки все равно напоминали им солнце, напоминали мед, напоминали золото, упокоенное в водах холодного океана.