Всегда в выигрыше

Дауд зашел в дом незадолго до рассвета, разминая рукой изогнутую под неудобным углом шею. Толкнув дверь, устало прислонился к стене, прикрыл глаза, нажал пальцами у самого позвоночника, чуть выше левой лопатки, и тут же поморщился от боли. Мда, как-то слишком быстро он привык, что щедро подновленное Бездной тело слушается беспрекословно, а предательская слабость осталась в прошлом. Но вот сидеть полночи прямо под отверстием вентиляционного хода, дожидаясь, пока хозяин особняка уляжется спать, было все равно глупо. Когда свечи наконец погасли, Дауд, помедлив еще несколько минут, выскользнул из-за украшенной плотной вышивкой ширмы в углу, за которой скрывалась раковина... и с трудом сдержал ругательство: левую сторону шеи внезапно прострелило нестерпимой болью. Он со свистом втянул воздух сквозь зубы и, стараясь не поворачивать голову, прошел к сейфу у дальней стены. Мысленно поблагодарил Карлоса, торговца с черного рынка за то, что этот заказ он выдал вместе с нужным кодом — обшаривать сейчас кабинет было бы тем еще испытанием. Только выбравшись из особняка на улицу, он позволил себе выругаться вслух. И со стоном попытался размять сведенные спазмом мышцы — безуспешно. Так и направился к порту: все в той же нелепой позе с чуть повернутой и склоненной к левому плечу головой. Выглядел он наверняка забавно, но немногие встреченные поутру прохожие, видимо, заметив выражение его лица, обходили Дауда по широкой дуге или вообще сворачивали. Наконец он оказался дома. И не хотел даже задумываться о том, как будет распрямлять себе шею. В Дануолле, во времена китобоев, с подобной проблемой можно было пойти к Фергюсу — никто не знал, где тот научился так хорошо разминать зажатые мышцы, но справлялся он отменно. Теперь же... Разбудить Билли? Или подождать и попробовать размяться самому?.. — С добрым утром, Дауд, хотя, кажется, у тебя оно уже не совсем доброе. О, нет. За столом, в окружении фонариков из ворвани, сидел Чужой — напомнив Дауду их многочисленные встречи у святилищ — и что-то вертел в руках. Вот только его тонких издевок сейчас не хватало. И чего это нам не спится-то, а?.. — Что случилось, тебя обычно не поднимешь до рассвета? — кисло пробормотал Дауд, не надеясь на ответ, и продолжил массировать себе шею, снова закрывая глаза. — С новым амулетом мне гуляется по Бездне не так хорошо, как с тобой, Дауд, — против ожиданий легко признался Чужой и, судя по звуку, встал с кресла. — Зато я как раз закончил. — С чем? — уточнил Дауд, все еще не поднимая веки. — С другим амулетом, который прямо сейчас пригодится уже тебе, Дауд, — Чужой бесцеремонно перехватил его за предплечье, а странно горячие пальцы другой руки опустил ему на шею, прямо под ухом. Медленно, почти без нажима провел ладонью вниз, до плеча. — Перестань, ты делаешь только хуже. Глаза распахнулись сами собой: Чужой смотрел на него очень внимательно — кажется, с легким научным интересом, решая, что делать дальше. Дауд нахмурился, но тут Чужой отпустил его, вдавил горячие подушечки пальцев с двух сторон ровно между плечами и шеей и с силой провел назад и вверх, к затылку. Дауд вздохнул от неожиданности — боль отступила, словно испугавшись, но стоило ему попробовать повернуть голову, как Чужой схватил его за волосы, не давая шевельнуться — в предупреждение. — Не так быстро, Дауд, даже амулет не сотворит чуда за одно мгновение. Тебе нужно размять всю спину, чтобы мышцы не зажались сильнее, опять защемляя нерв, — предостерег Чужой. — Что вообще за амулет? — хмуро, не показывая облегчения, уточнил Дауд. — Бездна внезапно предупредила меня, что тебе понадобится тот, который расслабляет и разогревает мышцы, чтобы предотвратить такие ситуации в будущем, — Чужой демонстративно ткнул его пальцем в какую-то точку над лопаткой, и Дауд зашипел от новой вспышки боли. Чужой сразу отвел руку, посмотрел невозмутимо — «Это я и имел в виду», — но Дауду почудилось промелькнувшее в его глазах извинение. Вероятно, именно почудилось, потому что Чужой тут же развернулся и направился к лестнице наверх. Не оборачиваясь, распорядился: — Поднимайся, раздевайся и ложись, а я схожу, возьму лечебную мазь. Дауд оценивающе посмотрел ему вслед. Неожиданных талантов у Чужого, после обращения человеком, открылось довольно много, но вот относился ли к ним массаж? Хотя хуже точно не будет... Расстегнуть пуговицы удалось без проблем, но левой рукой он старался все же не шевелить. Стащить куртку тоже получилось, но тут в плечо и лопатку прострелило, пока легонько, новой вспышкой боли, поэтому с рубашкой он решил подождать помощи Чужого — и пусть только попробует насмехаться, сам предложил. Дауд чуть поморщился, понимая, что Чужого такие мелочи не остановят. За спиной скрипнула дверь, и он обернулся. Спросил, надеясь отвлечь от своего незавидного положения: — Бездна теперь что, сообщает тебе обо всем подряд? — после истории с психованным смотрителем они тему видений Чужого не поднимали, так что интерес Дауда был вполне искренним. Чужой, поставив в изголовье кровати возле подушки небольшую и неглубокую чашу, развернулся к Дауду и уверенно потянулся к воротнику рубашки, не задавая лишних вопросов. И даже великодушно ответил: — У Бездны, на первый взгляд, странные представления о том, что важно, но пока она не ошибалась, — Чужой тонко усмехнулся и ловко, но аккуратно дернул рубашку за правый рукав. Дауд осторожно приподнял руку, помогая. — Сумку для Билли две недели назад я тоже собирал по ее подсказке. Именно из-за этой пользы я склонен продолжить эксперимент и дальше ее слушаться. Пусть иногда она и показывает лишь необходимые действия, не извещая меня о предполагаемом результате... Две недели назад Билли на три дня уезжала из города — их попросили сопроводить торговца за заказом. Вернулась она вместо этого через сутки, одна, злая, как сотня голодных миног, и ничего не рассказывала — а Чужой, получается, что-то знал. Интересно, он когда-нибудь научится делиться информацией прямо, а не намеками — как любил еще в божественные свои времена? — И сейчас она посоветовала ждать меня с амулетом? — уточнил Дауд немного скептически. — Возможно, если бы я позволил тебе страдать от невыносимой боли, то сам пострадал бы от твоего паршивого настроения, Дауд? — с иронией ответил Чужой вопросом на вопрос, приподнимая брови, и наконец стащил рубашку с его левого плеча. Подтолкнул раскрытой ладонью в грудь и уже молча кивнул на кровать. — Можно подумать, тебе есть дело до моего настроения, — пробормотал Дауд, медленно опускаясь на кровать, лицом вниз. Чужой, вынырнув у него из-за спины, выразительно закатил глаза и убрал в сторону подушку. Из плошки с мазью, оказавшей у Дауда почти под носом, слабо, но приятно пахнуло какими-то травами. — Лежать ровно, руки вдоль туловища, — в обычный ровный тон Чужого вкрались повелительные нотки. Дауд чуть вздрогнул, но, к собственному удивлению, даже не испытал желания огрызнуться в ответ на приказ. Между лопаток легло нечто небольшое и почти обжигающе-горячее, и Дауд попробовал обернуться, забыв о боли, но ему на загривок, не давая двинуться, легла такая же горячая ладонь. Матрас прогнулся, когда Чужой оперся коленом на кровать. — Это и есть амулет, Дауд, не надо дергаться, — а вот теперь в голос Чужого вернулась привычная легкая насмешка. А спустя мгновение он уже оседлал Дауду ноги. — Под разогретыми руками мышцы быстрее расслабятся. Не понимаю, как я сам раньше не додумался до такого... — Ты что, всем своим пациентам делаешь массаж в подарок к лечению? — со странным возмущением спросил Дауд и длинно выдохнул, когда Чужой принялся неспешно, плавно гладить его скользкими от мази ладонями вдоль позвоночника, до самой шеи, потом по плечам, заходя на руки... — Только Билли: она, в отличие от тебя, не смущается просить меня о помощи заранее, не доводя до защемления нервов, — невозмутимо ответил Чужой и самую капельку усилил нажим, но руками водил по-прежнему неторопливо. Дауд нетерпеливо шевельнулся — и ладони на его спине замерли, прижались крепче, вдавливая его в постель. — Видимо никого лучше она в Саггунто не нашла, потому что если ты и ей помогаешь так же неловко... Чужой вздохнул и, не говоря ни слова, с силой надавил костяшками пальцев по сторонам от позвоночника в основании шеи. Дауд коротко, со свистом вздохнул от вернувшейся боли. Вот, наконец, теперь чуть-чуть придется потерпеть — конечно, сведенные спазмом мышцы не хотят расслабляться так просто, по-другому и не бывает... Но Чужой почему-то опять принялся неспеша водить ладонями вверх и вниз по его спине. — Давай ты не будешь учить меня делать то, о чем сам имеешь неправильное представление, — с превосходством в голосе предложил он, и Дауд, в очередной раз попытавшийся пошевелиться, обреченно замер. Он знал этот тон — и знал уже, что перечить Чужому в таком настроении бессмысленно. Ладно, как он и думал раньше: хуже не будет. А что не будет и лучше — переживет, сам разомнется. За этими размышлениями Дауд не сразу заметил, как кожа понемногу разогрелась и начала приятно гореть, так что амулет между лопаток больше не казался обжигающим. Движения рук Чужого становились быстрее, сильнее, он постепенно увеличивал давление, сжимал пальцами мышцы и слегка их выкручивал. Потом прошелся отрывистыми, легкими ударами ребром ладони по плечам, снова сжал руки, надавил, сжал, жарко растер кулаками вдоль позвоночника от загривка до лопаток, надавил, сжал... Когда теплые, уже не горячие, пальцы легко взъерошили ему волосы на затылке, Дауд очнулся от некоего подобия блаженного транса. Повернул голову, оглядываясь, и только тогда осознал, что у него больше ничего не болит. Что Чужой больше не разминает ему спину, а просто скользит кончиками пальцев по коже, обводя мышцы и словно рисуя на спине у Дауда картинку из атласа по анатомии. А еще — что все тело вместо болезненного напряжения теперь почти гудит от слабого, зарождающегося пока возбуждения. Дауд рискнул и попробовал приподняться на локтях, чтобы перевернуться на спину, но Чужой тут же надавил ему на плечи, не давая двинуться. Нет, Дауд мог бы — но размякшие, расслабленные мышцы сопротивлялись любой попытке шевельнуться. Нужно было напрячься... — Лежать! — коротко, властно выдохнул Чужой, и у Дауда еще сильнее потяжелело внизу живота. Чужой наклонился ниже, распластался всем телом по его спине и шепнул на ухо уже вкрадчиво: — Ты ведь не хочешь пустить мои усилия насмарку? Дауд глубоко, протяжно вздохнул, расслабляясь. Чужой обычно забывал называть его по имени, когда сам был возбужден. Вот и член, упирающийся теперь Дауду в поясницу через домашние брюки Чужого, на это намекал. — Смотрю, ты собираешься попользоваться моей беспомощностью, — Дауд прислушался к себе и с некоторым удивлением осознал: он не то чтобы категорически против такого развития событий. Чужой в постели с самого начала был любопытен, настойчив и совершенно лишен стыда. И если он что-то хотел проверить на практике... то обычно пользовался моментами, когда Дауд либо слишком вымотался за день, либо уже успел кончить. Попробуй его в такой момент останови... Чужой умел быть упорным. Но это не означало, что сегодня Дауд не попытается — как и каждый раз прежде. Хотя бы из принципа. Чужой пока не отвечал. Не прекращая рисовать на его спине какие-то узоры, плавно толкнулся бедрами вперед, упираясь вставшим членом Дауду между ягодиц. Шумно выдохнул, шевельнув дыханием волоски на шее. И наконец слишком четко — впрочем, дыхание у него всегда сбивалось лишь в исключительных случаях — выговорил: — Не вижу, чтобы ты хоть сколько-то сопротивлялся подобному развитию событий. Дауд только хмыкнул тихо, упираясь лбом в скрещенные под головой руки. Чужой, истолковав это как согласие, наклонился ниже, скользнул ладонями с его плеч вниз по рукам, до предплечий. И внезапно укусил в шею, прямо над выступающим позвонком. Лизнул, укусил еще раз, сильнее сжав зубы, — и Дауд выдохнул громче, попытался свести лопатки. Как бы он ни доверял Чужому, инстинктивное опасение, когда кто-то касался шеи — уязвимой, такой удобной для смертельного удара, — было нелегко побороть. Чужой, словно догадавшись или почувствовав его напряжение, разжал зубы и немного отстранился — и Дауд не замедлил этим воспользоваться. Оттолкнулся локтями от матраса, одновременно приподнял бедра. Сбросить Чужого с себя, столкнуть к стене, перехватить запястья и... Плечо, мгновение назад обманчиво расслабленное, предало в самый неудачный момент. Вспышка боли прошила руку до самых пальцев, локоть подломился, и Дауд, прикусив губу, упал лицом в простыню. Тут же попытался выпрямить злополучную руку, но замер от странного ощущения. Чужой, уткнувшись лбом ему между лопаток, мелко дрожал, щекоча влажную кожу частыми короткими выдохами. Весело ему. Дауд глухо застонал, и Чужой в последний раз фыркнул уже вслух. Потом плавно провел ладонями по бокам Дауда до пояса брюк и шепнул с четко слышимой усмешкой в голосе: — Все еще не вижу серьезного сопротивления. Дауд, повернув голову, обреченно буркнул: — Коварное порождение Бездны. Вместо ответа Чужой лизнул его в шею. Но... больше ничего не сделал. Поглаживал подушечками пальцев над поясом, снова дышал между лопаток — и все. Задавать вопросы без слов он тоже научился мастерски. А вот Дауд отвечать вслух так и не наловчился. И теперь он просто расслабился — уже сознательно, почти демонстративно, буквально растекся по постели. И Чужому этой капитуляции было достаточно. Его руки пришли в движение, он чуть сполз ниже по ногам Дауда, просунул ладони ему под живот, вслепую расстегивая ремень, — и Дауд совсем немного приподнял бедра, позволяя действовать свободнее. Теперь-то что... Чужой и дальше двигался неторопливо — но крайне целеустремленно. Встав, стащил с Дауда штаны, быстро разделся сам — снял только брюки и сапоги, не заморачиваясь на рубашку. Дауд наблюдал за ним внимательно, чуть повернув голову, насколько мог без намека на боль. Вот Чужой опять оседлал его бедра, дотянулся до завалившейся в угол кровати плошки с мазью... А потом Дауд снова уткнулся лбом себе в предплечье и больше не смотрел — все равно ничего так не разглядишь. Впрочем, и ощущений было предостаточно. Непривычных ощущений, но... не неприятных, приходилось признать. Пальцы Чужого скользнули вдоль позвоночника, обводя позвонки один за другим, ниже, еще ниже и, наконец, надавили легко, проникая внутрь. Дауд глубоко, сдержанно вздохнул — в нос забился все тот же ненавязчивый травяной аромат. Чужой изогнулся, прижался щекой к его лопатке, опять легко куснул, отвлекая внимание. И одновременно надавил внизу настойчивее. Так он и продолжил, чередуя укусы и толчки пальцами, затягивая Дауда в странный ритм, не позволяя напрячься всерьез. Возбуждение, гудевшее во всем теле, незаметно росло. Но все равно, когда Чужой сбился, дернулся, подался бедрами вперед, задерживая дыхание, Дауд не мог не заметить. — Кто-то переоценил свои силы? — вырвалось хрипло, будто он кричал или стонал, а не лежал молча. Чужой, против обыкновения, не ответил. Дауд мимолетно испытал нечто похожее на гордость — заставить его замолчать удавалось слишком редко. Но именно в этот миг Чужой привстал, уперся руками над его плечами и медленно, плавно вошел. Застыл, так что Дауд успел шевельнуться нетерпеливо, сам приподнял бедра — чего ждешь, давай уже! — и наконец принялся двигаться. Неровно, сбиваясь с ритма, то и дело замирая и тяжело дыша. Дауд, прислушиваясь к непривычным ощущениям и пытаясь решить, насколько ему происходящее нравится, не сразу понял: Чужой, это вечное, даже в постели, воплощение самоконтроля, спокойствия и самоуверенности, едва сдерживался, чтобы не кончить сразу. И это осознание неслабо так дало по мозгам. Навстречу следующему движению Дауд подался уже вполне целенаправленно и удовлетворенно вздохнул, когда у Чужого подогнулась рука, и тот со сдавленным стоном распластался у него по спине. Толчки стали совсем короткими и быстрыми, Чужой опять лизнул его между лопаток и вдруг укусил по-настоящему сильно, каменея всем телом. Дауд, наоборот, расслабился и еще раз попытался оценить свои впечатления. В целом не так уж... Чужой с неожиданной после оргазма ловкостью приподнялся, сполз на бок и настойчиво подтолкнул Дауда в плечо, заставляя перевернуться на спину — теперь, значит, шевелиться было можно? Он с интересом взглянул Чужому в лицо — из-за расширившихся зрачков глаза у того блестели как-то почти лихорадочно, а выражение лица было почти растерянным. — Прям сильно переоценил себя, я бы сказал, — ухмыльнулся Дауд уголком рта, и Чужой прищурился, разом теряя часть своей расслабленности. — Значит, мне придется практиковаться, чтобы достичь совершенства, — улыбнулся он с вызовом, показывая зубы. И, не давая ответить, придавил бедра Дауда к кровати, гибко сполз вниз и насадился ртом на его вполне заинтересованный член. Дауд с хрипом втянул воздух и поднял руку к его лицу, погладил кончиками пальцев по скуле — и Чужой посмотрел вверх. Глядя Дауду в глаза из-под полуопущенных ресниц, сглотнул раз, другой, скользнул ниже, отстранился, лизнул головку. Когда он и в самый первый раз принялся так же ловко отсасывать, Дауд еще удивлялся. Теперь уже только отчаянно цеплялся за простыню и старался не кончить сразу. Но долго все равно не выдержал. А Чужой без колебаний проглотил все до капли. Совершенно никакого стыда, в который раз повторил про себя Дауд. Сразу после оргазма тело резко напомнило, что он сначала не спал всю ночь и мучился болью в плече, а потом довольно бодро потрахался; пошевелиться никак не удавалось — да и не сильно хотелось. Дауд медленно опустил веки, зевнул и уже не смог открыть глаза. Сверху раздался негромкий хмык, скрипнула кровать, и Чужой поднялся. Через мгновение на грудь, между ключиц опустился теплый, едва ощутимо вибрирующий амулет. — Отлично, если ты так и уснешь, Дауд, то мышцы окончательно расслабятся, — проскрипели по половицам шаги — в одну сторону, потом обратно. По бедрам прошлись влажной тканью — великодушие и предупредительность Чужого сегодня не знали границ. Но Дауд все-таки заставил себя приоткрыть глаза и спросил как можно серьезнее: — Так ты трахнул меня вместо колыбельной? — Если тебе приятнее так думать, Дауд, — выговорил Чужой ему в губы, нагнувшись. Дауд скептически скривился и снова закрыл глаза. Если Чужой еще что-то и сказал, он уже не слышал, мгновенно погрузившись в сон. *** Разбудил его громкий звон и ругательства с первого этажа. Судя по звукам, внизу кто-то дрался. С кровати Дауд подорвался стремительным слитным движением, лишь краем сознания отметив, что в плече не мелькнуло и намека на боль. Подхватил со стойки в углу клинок и буквально слетел по лестнице вниз, как был, даже не накинув рубашку. Времени разбираться, кто и зачем пришел в гости с недобрыми намерениями, не было. Четверо нападающих наседали на зажатых в углу комнаты Билли и Чужого — причем Чужой, несмотря на все тренировки, больше мешал ей, чем помогал. Не испытывая ни малейших угрызений совести, Дауд подскочил к одному из нападавших со спины и экономным, четким движением перерезал тому горло. Следующий успел обернуться, подставляя клинок, но втроем против Дауда и Билли вместе шансов у них не было. Когда на полу расположились все четыре тела, Дауд наклонился над первым трупом и повернул его голову набок. Теперь горячка боя схлынула, и его не оставляло ощущение, что где-то он этого самоубийцу уже видел. Рядом присела Билли и тоже принялась разглядывать мертвеца, а потом громко прищелкнула пальцами. — Помнишь, к нам месяц назад приходил новый крутой парень? Алонсо? Альфонсо? Как-то так его звали... Он еще собирался Горбача сместить и подмять Портовый район под себя, — Билли закатила глаза: не он первый такой амбициозный был, даже за тот год, что они здесь проторчали. И ни один пока не преуспел. Дауд прищурился. Верно, этот молодчик крутился за спиной того наглого главаря банды. Если он послал своих людей к ним, значит, отчаялся — ни с Даудом, ни с Билли местные предпочитали не связываться. И значит пора идти с предложением помощи к Горбачу, деньги должны быть неплохими... Его размышления прервало тихое покашливание Чужого. Дауд распрямился, обернулся и поймал задумчивый, пристальный взгляд, которым тот смерил Дауда с ног до головы. — Так вот почему видения Бездны советовали размять тебе спину, — кивнул сам себе Чужой. Билли за спиной Дауда издала звук, будто поперхнулась кашлем — или очень сильно старалась сдержать рвущийся наружу смех. Сам Дауд обреченно прикрыл глаза и потер переносицу. Самое время, о да. Очевидно ведь, что это не у Бездны внезапно прорезалось чувство юмора. А у кого-то, кого давно не называли по старой памяти ублюдком, пусть уже и не черноглазым. Билли еще раз сдавленно всхлипнула в кулак. Чужой невинно моргнул. Определенно, ублюдком. Вот определенно.