***
Кафе-мороженое, где они сидели одним солнечным днем. Арми смотрел на ярко-красные губы Тимми, сжимавшиеся вокруг ложки, на то, как трепетали его ресницы, когда он опустил взгляд, пытаясь вычерпать последние остатки фисташкового мороженого, и впервые подумал, что Тимми прекрасен. Не просто красив, что и так было очевидно, а по-настоящему прекрасен. Несмотря на полное отсутствие навыков, хотелось нарисовать его, вылепить, вырезать на дереве. Хотелось смешивать краски, пока не получится точный цвет его разгоряченной солнцем кожи. Хотелось превратить его во что-то бессмертное, что он мог выставить напоказ, мог удержать. Хотелось почувствовать кончиками пальцев кости на его лице, вены под тонкой кожей, все то, из чего он был создан. Бросив ложку в пустую пиалу, Тимми с улыбкой поднял на него взгляд, облизал губы и, опустив солнцезащитные очки на глаза, откинулся на спинку стула, от чего тот опасно забалансировал на задних ножках. Арми как завороженный смотрел на длинную шею, впитывавшую теплый солнечный свет, на россыпь веснушек, спускавшихся вниз по горлу. Тимми наклонился вперед, и стул опустился на все четыре ножки, выведя Арми из транса. — Готов? — спросил он, собирая вещи со стола и отодвигая стул. «Нет», — подумал Арми, скользя взглядом по тонким запястьям Тимми и его длинным пальцам. Внезапно появилось ощущение опасности, будто все вокруг рушилось или вот-вот рухнет. Однако он встал, повесил рюкзак на плечо и, сказав: «Да», — последовал за Тимми.***
Ресторан, где они ужинали хотя бы раз в неделю — ризотто, красное вино и тусклые свечи. Обычно все началось с шумной компании, громкой и веселой. Они были счастливы находиться здесь, создавая нечто прекрасное, свободное от ограничений их повседневной жизни и правильного общества. Затем группа сокращалась, пока не оставались лишь Арми, Тимми и Лука, иногда Майкл или Эстер, и они начинали разговаривать о работе, искусстве и книгах, о сексе. В тот день в конце остались лишь Арми, Тимми и еще одна бутылка вина, появившаяся как будто ниоткуда. Рот Тимми казался кроваво-красным, на его коже мерцали отблески от пламени свечи. — Я... чертовски пьян, — сказал он, в очередной раз наполняя бокал громко смеющегося над каждой мелочью Арми. Тот просто был счастлив, наконец отпустив себя. — Аналогично, — ответил Арми, вытирая лицо салфеткой. Опустив ее, он встретился с внимательным взглядом Тимми, чьи губы изогнулись в улыбке — лукавой, ужасно соблазнительной и, в то же время, совершенно нечитаемой. Когда они, вопреки здравому смыслу, прикончили бутылку, Тимми сказал: — Идем. — Куда? — спросил Арми, поднимаясь на подкашивавшиеся ноги и смотря вслед уже уходившему Тимми. Как оказалось, никуда, так как они были слишком пьяны, чтобы вспомнить дорогу домой. Они вели свои велосипеды по казавшимся знакомыми улочкам, опираясь друг на друга, смеясь и наполняя небольшой итальянский городок громкой английской речью. Когда они свернули на улицу, которую, кажется, проходили уже дважды, Тимми остановился, уронил велосипед на землю и прислонился к кирпичной стене здания, казавшейся воплощением истории. Сколько людей вот так вот прислонялись к ней? — Думаю, этот дом построен где-то в шестидесятые, — озвучил свои мысли Тимми. Арми рассмеялся и наклонился к нему, упершись руками в стену по обе стороны от его головы. Тимми поднял на него взгляд — так близко — и произнес: — Поцелуй меня, — ошеломляя Арми таким простым признанием своего желания. Арми покачал головой и оттолкнулся от стены, слегка споткнувшись о собственные ноги. — Плохая идея, — сказал он. Тимми пожал плечами, пряча руки в карманы. — Разумеется, — сказал он, — плохая идея. Арми смотрел на него, стоя на темной пустой улице в Италии, так далеко от дома, семьи, и казалось, будто он находится в другой вселенной. — Где мы? — спросил он, вновь приближаясь к Тимми. — Без понятия, — ответил тот и высунул язык, облизав губы за секунду до поцелуя Арми. Было слишком много зубов, языка, многообещающего тепла, но совершенно не то, чего они ожидали. Они остановились. Посмотрели друг на друга. И снова начали смеяться.***
Гостиная, его, Арми, неважно. Когда солнце медленно садилось, ее освещали лишь небольшие стоявшие тут и там светильники, превращавшие все в темно-синие тени. Тимми обычно лежал на диване, держа перед лицом книгу — поэзию, философию, греческую мифологию — то, что рекомендовал Лука, то, что читал бы Элио. А Арми сидел на полу, прислонившись к дивану и откинув голову на колени Тимми. Глаза закрыты, в руке бокал вина. Время от времени Тимми зачитывал отдельные отрывки вслух, и его губы с такой нежностью формулировали слова, что каждый слог выходил любимым. Арми что-то бубнил в ответ, а иногда говорил: «Прочти еще раз», — просто чтобы вновь услышать мелодичный голос. Тимми повторял и опускал руку вниз, будто случайно проводя по плечу Арми, будто хоть что-то между ними могло быть не предопределенным или не предначертанным. Арми поворачивал голову, касаясь губами его пальцев. Всегда неожиданно. Оба тут же замирали. В конечном итоге Тимми передавал Арми книгу с дюжиной загнутых страниц и говорил: «Теперь ты». Арми открывал, выбирая наугад, и читал Тимми о том, как Адонис убивал дикого кабана, или как Геракл выбирал между жизнью в пороке и жизнью в добродетели. В тот день Тимми провел пальцами по волосам Арми, от чего тот запнулся на полуслове, и спросил: — Порок или добродетель? Что бы ты выбрал? — отзвук его голоса, казалось, отрезонировал в пальцах, и Арми смог почувствовать его кожей головы. — Земные удовольствия? — продолжил Тимми, наклоняя голову Арми на бок. — Или служение человечеству? — переворачивая на другой. Арми сглотнул, перехватил руку Тимми и посмотрел на него через плечо. Его глаза загадочно мерцали, освещенные лунным светом. Арми надавил кончиками пальцев на его запястье и сказал: — Служение человечеству, — прозвучало лживо. — А ты? — спросил он и отпустил руку Тимми, возвращаясь к книге. — Удовольствия, — в голосе Тимми явно слышалась усмешка. Он приподнял колено, слегка пихая его затылок. — Быть молодым, — тоскливо произнес Арми. Отложив книгу, он встал с пола и сел на край дивана. Тимми поднял на него взгляд и расплылся в улыбке, когда Арми мучительно медленно опустился на него. Их бедра идеально подошли друг к другу, как кусочки головоломки. Арми оперся на предплечья, оставляя между их телами немного пространства, и прижался губами ко рту Тимми. — Такую жизнь? — спросил он, чуть меняя положение тела и прижимаясь своей грудью к его. — Да, — ответил Тимми, приподняв голову и лизнув ямочку на подбородке Арми. — Такую. Целую жизнь.