Алое на снегу

      Утро было как утро. Февраль, достать чернил, всё такое... Кофе без молока и сахара на завтрак, едва заметный макияж, строгий сизый брючный костюм, шишка на затылке сколота шпильками. Можно за училку принять. Впрочем, почти то и есть - бухгалтер в университете. Серенькая девочка непонятного возраста от двадцати до тридцати пяти.       Женька глянула на себя в зеркало, застёгивая чёрное пальто и поправляя мышастый шарфик. Неопределённо двинула бровью. Впрочем, уголок губ чуть приподнялся - она была довольна тем, что увидела. Накинула сумку на плечо, машинально хлопнула рукой по выключателю, закрыла дверь квартиры, отперла железную броню двухквартирного кармана.       Всю следующую минуту Женя не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Пока в глазах не потемнело и ноги не подкосились. Она прижалась спиной к ледяному железу двери и сползла по ней, сжавшись в трясущийся комок, по лицу хлынули слёзы. Розы, господи... Везде эти проклятые розы! На площадке перед лифтом некуда встать, лестницы на площадку с почтовыми ящиками почти не видно под аккуратно уложенными в ряды цветочными головками, лестница на улицу — тоже судорожно алеет. И надпись на стене: "Дорогая Евгения, я тебя нашёл!"       Внутренний голос в голове взорвался скороговоркой: "Господи, мамочки, ну пожалуйста, я не хочу, боже, нет-нет-нет, ну почему опять, господи, ну почему..."       И, конечно же, именно сейчас из квартиры напротив вышла тётя Оля. В любом доме, наверное, есть такая - всё про всех знает, везде успевает...       - О-о-ой! Же-енечка, какая красота! - восхищённо вопит соседка. - Да ты что, ты плачешь что ли? Ой, я бы тоже ревела от счастья! Ма-амочки!       От счастья! Женьку скрутил истерический хохот, пришлось закрыть лицо и давиться им молча. Два года терапии, господи... Покончившая с собой подруга, похороны мамы, проданная квартира и бегство почти в никуда... Куда уж счастливее, да-а...       Однако не сидеть же тут весь день. Женя заставила себя глубоко вдохнуть и выдохнуть. Кое-как поднялась, потопталась неуверенно. Выговорила предательски тонким голосом:       - Тёть Оль, поможете раздать? Куда мне столько... в квартиру не влезут...       - Конечно, конечно! - засуетилась тётя Оля. - Ты иди, иди, на работу опоздаешь! А я сейчас объявленьице напишу, по подъездам развешу - тут на весь дом хватит! На, вот, себе только возьми, вот, я получше выберу, которые не раскрылись ещё...       Тётя Оля торопливо выудила из психопатически аккуратных рядов семь алых бутонов на длинных ножках. Женьке только и осталось, что покорно взять ненавистный букет. Глядите, как заботливо - шипы все срезаны... Женя стиснула зубы и, брезгливо раздвигая цветы носком сапога, выбралась на улицу. Вся площадка и лестница у подъезда так же безумно алели.       Алое на снегу... Господи-и...       Женька доковыляла на ватных ногах до автобусной остановки, села на лавку, букет бросила рядом. Когда подошёл её автобус - нырнула в дверь, старательно игнорируя чей-то оклик: "Девушка, цветы-то..." Ох, да провались они!       В микроавтобусе оказалось только одно свободное место - кондукторское, рядом с водителем. Но дамочка со значком на сумке глянула на женькин проездной и махнула рукой:       - Садитесь, девушка, мне пока некогда.       Хорошо. Никто не увидит её лица, за которым сейчас совершенно нет сил следить. Только натянуть капюшон пальто поглубже и отвернуться к окну. Пару остановок она проехала, словно под наркозом: ни слов больше, ни мыслей, ни чувств. Белые морозные узоры на стекле, белый снег на деревьях - шапками после вчерашней метели, белые сугробы вдоль дороги... А потом память начала вышвыривать воспоминания - брызгами алой крови из пробитой артерии.       Как они познакомились на дне рождения Лины, когда учились на пятом курсе. Каким он был милым, с этой его обаятельной улыбкой и растрёпанной рыжевато-русой чёлкой, с милой интеллигентной нескладностью. Пиджачок с кожаными заплатками на локтях, свитер, клетчатый шарфик. Цитаты из "Горя от ума", "Героя нашего времени" и "Мастера и Маргариты" на все случаи жизни. Песни "Сплина" под чуть расстроенную гитару хрипловатым проникновенным баритоном...       Скоро будет солнечно, скоро будет весело,       Скоро ты услишишь последнюю песню пропащего крейсера.       Скоро будет весело, скоро будет ласково,       Скоро глаза твои будут сверкать незнакомыми красками.       Он был словно герой из любимой книги, которую она ещё никогда не читала, но о которой мечтала лет с тринадцати. Она и рухнула в него, словно в роман, читала его запоем, лишившись разума и сна на два с лишним месяца. Изучала взахлёб все его душевные поиски и метания, и лёгкий игривый нигилизм, достойные пера Тургенева, не могла наглядеться в его карие с пронзительной золотой искрой иронии глаза.       Он вообще всем нравился. Мама была от него в восторге, Линка шутливо скрипела зубами и повторяла, как же ей, Женьке, повезло, а она, Линка, между прочим, сама на него глаз положила, ну да ладно, для лучшей подруги - не жалко!       И только к концу третьего месяца Женя вдруг стала замечать новые, остро резавшие диссонансом ноты в его чарующем обаянии.       Зачем мы опять тащимся к Линке? У неё вечно какие-то хмыри, пялятся на тебя, пивом заливаются, поговорить с ними не о чем - мне не нравится.       Почему ты опаздываешь? Жду тебя уже пять минут! Нет, у меня всё в порядке, просто настроение испортилось... Ну ладно, ладно, я не дуюсь, но где ты была-то, пока я тебя ждал?       Нет, мне не нравится это платье, слишком... Ну, да, слишком открытое, да, я ревную. Как ты не понимаешь, ты для меня - единственное на свете сокровище, моя драгоценная алая роза! Что значит, тебе так нравится? Знаешь, дорогая, розам тоже взбрело в голову отрастить шипы, но заботливый садовник аккуратно их срезает. Как ты можешь не соглашаться со мной? Ты мне сердце разрываешь! Ты - мой идеал, моё совершенство, моя безупречная роза!       Только помни о том, что твой взгляд, словно выстрел       Под сводами древнего храма.       Твой конь не споткнётся, летя через камни,       Летя сквозь запах жасмина.       И это чувство сильнее любого медведя       И выше подъёмного крана,       А всё остальное - пыль и болотная тина.       Сначала это забавляло Женю, потом стало понемногу напрягать. "Пыли и болотной тины" в их прекрасном романе становилось всё больше. А хуже всего было то, что ей даже пожаловаться было некому и не на что. Ну как можно жаловаться на такого тонкого, чуткого, заботливого юношу?! Он же не пьёт, вегетарианец, занимается йогой и бегом, при этом начитанный и умный. Он же с Женьки пылинки сдувает, души в ней не чает, превозносит перед всеми друзьями до небес. На других девушек не заглядывается - они ему не нужны, у него есть его "драгоценная алая роза", зачем ему лилии с их душным ароматом или уж, тем более, простушки-хризантемы с их неприятной горечью.       А Женька всё больше чувствовала себя запертой в стеклянной оранжерее, под колпаком. Душно, влажно и, наконец, страшно так, что пот прошибает. Когда однажды он застал её за личным дневником и заявил, что хочет его прочесть, потому что у них не должно быть тайн друг от друга - Женя впервые открыто воспротивилась. Он взбесился. Ударил. Отобрал дневник и ушёл с ним и с ключом, заперев Женьку в квартире - она не смогла на следующий день пойти на лекции. Пришлось звонить маме и просить сделать копию с её ключа.       Скоро будет солнечно, скоро будет ветренно.       Ты ещё не написала письмо, а уже знаешь ответ его.       Скоро будет ветернно, скоро будет солнечно.       Скоро он снова шагнёт из окна - и всё будет кончено.       Линка позвонила ей вечером и сказала, что он в больнице... Попал под машину. Утром Женька рванула к нему. Он встретил холодно. Повязка на голове добавляла драматизма его скорбному облику. Сообщил, что отделался лёгким сотрясением, и через неделю выпишется. Улыбался беспечно и солнечно. А в глазах стыла холодная язвительность. Когда вышел с Женькой из палаты, проводить - наклонился поближе, чтобы никто не услышал, и сказал ей на ухо: "Вот видишь, что ты со мной сделала? Ты - моя драгоценная роза! - как ты можешь так оскорблять меня своим недоверием! Надеюсь, больше этот шип меня не ранит..." Женька посмотрела ему в глаза, и ледяная волна поднялась от ступней, по спине, в самый затылок. Он. Сделал это. Специально. Чтобы наказать её.       Дальше было ужасно. Женя рассталась с ним. Он - решил ей отомстить и начал встречаться с Линой. Женька пыталась предупредить подругу, рассказать, но та не желала слушать. "Ты просто бесишься, что он тебя бросил и ушёл ко мне!" Они поссорились.       Мать пилила Женьку чуть не каждый день. Как же так, такой хороший мальчик! Разве можно так привередничать? Останешься старой девой, а я внуков не дождусь из-за твоих причуд!       Через полгода Лина выбросилась со своего балкона. Шестнадцатый этаж.       А он стал снова преследовать Женю. Писал, звонил. Приходил. Просил прощения на коленях. Умолял вернуться. Оставлял под дверью букеты. Алых роз, да.       Мама снова взялась увещевать, убеждать, угрожать, наконец. Все Женькины доводы упирались в её: "Да что ты глупости какие-то придумываешь! Доводишь любую мелочь до какого-то абсурда, лишь бы на своём настоять!"       Спустя полтора месяца Женька почувствовала, что сходит с ума. Он чудился ей в каждой тени. Она боялась одна выйти из дома. Никак не могла устроиться на работу, что стало ещё одним поводом для ссор с матерью. После одного из таких скандалов маме стало дурно. Скорая. Инсульт. Недельная кома. И всё...       Дальше - сплошной алый туман, за которым уже не рассмотреть снега. Он помог Женьке организовать похороны. (Гроб с алой подбивкой). Куда-то ездил, договаривался, платил, организовывал. (Венки с алыми-алыми цветами). Поселился у неё. (Вся квартира заставлена букетами алых роз). Женя была в таком ступоре, что даже, кажется, не заметила этого.       Забавно, но к психологу её отвёл тоже он. Чтобы помочь пережить смерть мамы.       Через три месяца Женя выставила квартиру на срочную продажу, купила другую - на две комнаты меньше, в провинциальном городе. Психолог помогла ей сохранить все приготовления в тайне: под видом поездок на сеансы Женька ездила к нотариусу и риэлтору, у психолога лежали чемоданы, в которые Женя постепенно свезла самые необходимые вещи. Так, чтобы однажды она смогла внезапно и незаметно исчезнуть. Раствориться в февральской метели.       - Девушка! Девушка, вы спите что ли? - кто-то тряс её за плечо. - Конечная, выходим!       Ах, да. Кондуктор. Автобус. Она проехала свою остановку...       Женя сошла на заметённый тротуар. С неба снова густо сыпали крупные снежные хлопья, залепляли лицо, сугробами ложились на плечи. Женя зашагала по тротуару к перекрёстку. Нужно перейти на ту сторону улицы и сесть на автобус обратно. До университета четыре остановки, не пешком же идти по такому снегопаду...       Красный свет. Женя остановилась у края тротуара, стараясь не смотреть на пронзительный сигнал светофора. Очень уж похож он был цветом на проклятые розы.       Кто-то взял её за локоть.       Женя вздрогнула и рванулась прочь.       Чей-то возглас.       Пронзительный вопль клаксона.       Алое на снегу...