Если бы я любил тебя меньше, то смог бы говорить об этом больше «Эмма» Джейн Остин
Когда Тимми выходит из ванной, Арми стоит у панорамного окна, любуясь ночным Торонто и тихо разговаривая по телефону. Их взгляды встречаются в отражении стекла, и в номере повисает тишина. Давящая. Тимми первый отводит глаза, давая Арми вернуться к разговору. Он накидывает полотенце на только что вымытые волосы и начинает жестко вытирать, стараясь не подслушивать. Не слушать телефонные разговоры Арми — вот в чем он преуспел в Креме. В поисках телефона он подходит к столу у противоположной стены и находит его под кучей грязной одежды вместе со своим бумажником, картой-ключом и бальзамом для губ, который открывает и использует по предназначению. Потому что ему нравится запах, а Арми — вкус. Накинув влажное полотенце на спинку одного из стульев, Тимми включает телефон и принимается прокручивать непрочитанные сообщения. Удалить. Удалить. Проигнорировать. Удалить. Проигнорировать. Проигнорировать. Не до того. Не сегодня. Завтра. Он разберется с ними завтра. Он сидит на краю кровати спиной к Арми, скрестив ноги, опустив голову и просматривая сделанные за выходные фотографии и видеозаписи. Арми, показывающий ему средний палец. Лежащий на полу. Дремлющий на стуле. Улыбающийся чему-то в своем телефоне. Он прокручивает кучу его фотографий, пока не находит запись со вчерашним приездом Леди Гаги, и уже собирается отправить ее Полин, когда матрас позади беззвучно прогибается. Секундой позже его все еще влажные волосы отводят в сторону, и шеи касается горячее дыхание, вызывая мурашки на коже. Несмотря на то, что он лишь в боксерах, а Арми всегда поддерживает у себя прохладную температуру, Тимми внезапно бросает в жар. Он сильнее наклоняет голову, ожидая прикосновения жадных губ, но появляется рука Арми и забирает из его пальцев телефон. — Я писал сообщение, — он пытается вернуть пропажу, но у Арми до невозможного длинные руки. — Теперь нет, — шепчет тот, прижимаясь теплой обнаженой грудью к его спине. — Это могло быть что-то важное. — Если бы это было важно, ты бы позвонил, а не писал. При других обстоятельствах Тимми сказал бы что-то вроде: «Ты родился в восьмидесятых. Конечно, ты используешь телефон просто как телефон», — но сегодня их последняя ночь, по крайней мере, на ближайшее время, поэтому он не собирается тратить ее на сомнительные остроты. Он возьмет столько Арми, сколько сможет. Тимми фыркает и поворачивает голову, ловя губы Арми. Тот с не меньшим энтузиазмом возвращает поцелуй, мокрый, глубокий, и тянет Тимми на себя, опрокидывая спиной на кровать. Когда поцелуй прерывается, Тимми открывает глаза и натыкается на взгляд Арми, смотрящий с такой нежностью, что это до сих пор выбивает из колеи. — Привет. — Привет, — эхом отзывается Тимми. — Хочешь пошалить? — спрашивает Арми, играя бровями. Мгновение Тимми смотрит на него, а потом начинает громко смеяться, вспомнив одну из их глупых традиций в Креме, где они поочередно обменивались этой плоской шуткой, когда чувствовали всепоглощающую нежность, но слишком боялись сказать прямо. Арми, как обычно, присоединяется к нему, утыкаясь лицом ему в шею и сотрясаясь всем телом. Тимми крепко прижимает его к себе. Когда смех наконец утихает и комната снова погружается в тишину, единственный звук, который они слышат — дыхание, и единственное движение, которое чувствуют — поднимающаяся и опускающаяся грудь другого. Тимми погружается в знакомое ощущение принадлежности и доверия. Они привыкли так засыпать. Это было проще простого, когда вы знали, что увидитесь на следующий день. В конце концов они ложатся бок о бок, повернув лица друг к другу. Закрыв глаза, Тимми чувствует, как пальцы Арми пробегают вверх и вниз по его руке. Больше всего он будет скучать именно по этому — по, казалось бы, бессмысленным прикосновениям в слепой тишине. Ощущение, не сравнимое ни с чем другим. — Жаль, что я не могу говорить об этом больше. Тимми открывает глаза. Арми смотрит не на него, а на собственные пальцы, касающиеся его кожи. — Говорить о чем? — спрашивает Тимми, и Арми с еле заметной улыбкой поднимает взгляд. — О нашем лете, — отвечает он, смотря ему в глаза. — Каждый чертов раз, когда поднимается эта тема. Но в его голосе звучит не злость, а тоска, и Тимми становится не по себе. — Но оно наше, знаешь, — продолжает Арми, — и чем больше я говорю о нем, тем меньше оно остается нашим. Ох. — Ты понимаешь, о чем я? — Арми пристально смотрит на него. Тимми прекрасно понимает. — Да, — кивает он, — да, понимаю. Арми устало улыбается. — Хотел бы я рассказать им, как это изменило меня. Как ты меня изменил. Как мы меня изменили. Но они не могут. Объяснить то лето невозможно. Тимми знает это лучше, чем кто-либо другой. — Эй, — говорит он, беря Арми за руку и сжимая ее. — То был и мой большой летний роман, — в этом он абсолютно уверен. — И он останется нашим до тех пор, пока тебе это нужно. Мгновение Арми молчит. — Что, если мне нужна вечность? — Значит, это будет наша вечность, — Тимми снова сжимает его руку. — Где бы мы ни находились. Арми стискивает его ладонь в ответ и притягивает Тимми к себе, прижимаясь своим лбом к его. Они закрывают глаза и надолго замирают.***
— Эй, — наконец зовет Тимми, нарушая молчание. Арми открывает глаза. — Хочешь пошалить? — с ухмылкой предлагает Тимми. Арми улыбается — той же яркой улыбкой, с которой представлялся ему тем летом. Их одно вечное лето. «Привет! Я Арми! А ты Тимми, да?» — Всегда, — отвечает Арми и вовлекает Тимми в поцелуй, такой долгий и глубокий, что он наверняка будет занимать все его мысли во время завтрашнего полета домой.