Когда Сакуноске взбивал основу для омлета, в прихожей негромко хлопнула входная дверь. Повернулся ключ в замке, громкие шаги бодро промаршировали в ванную, в душе полилась вода. Сакуноске высунулся в коридор и с усмешкой покачал головой: беговые кроссовки опять валялись посреди прихожей вместо того, чтобы стоять в шкафу для обуви. Кто бы мог подумать, что человек, который из дома выйти не может, не заправив постель, будет так небрежно кидать ботинки. Сакуноске, конечно же, не злился: это была та самая раздражающая, но по-своему милая сердцу дурная привычка, из которых в том числе состояли любые отношения.
Закончив с готовкой, Сакуноске вышел в прихожую и не глядя схватил с тумбы утреннюю газету — она всегда лежала на одном и том же месте. Налил себе чая и развернул оглавление. Ничего нового и серьезного, конечно же, но Сакуноске предпочитал следить за тем, что происходит в городе, и по официальным каналам тоже. Как любил шутить Анго, лишняя информация полезна для здоровья. В их работе — точнее не бывает.
Шум воды затих. Сакуноске поставил воду кипятиться. Через несколько секунд он почувствовал, как талию обвили и облапали холодные ладони, а на правое плечо опустился подбородок.
— Пишут что-нибудь любопытное?
Сакуноске повернулся, запутался пальцами в мокрых рыжих кудрях и втянул Чую в ленивый продолжительный поцелуй. Оторвались друг от друга они только после того, как пронзительно пискнул отключившийся чайник. Чуя соприкоснулся с Сакуноске лбами и рассмеялся:
— Вижу, я интереснее.
— Конечно, — серьезно подтвердил тот. Чуя выскользнул из его объятий (и заодно с его коленей — увлеклись, с ними бывало) и подошел к плите. Задравшаяся майка открыла Сакуноске шикарный вид на багровеющий укус. Сам он выглядел не лучше — придется сегодня надеть рубашку с высоким воротом. И длинными рукавами. Но оно определенно того стоило.
— Ты опять? — вздохнул Чуя, обнаруживший, что кофе Сакуноске снова поставил на самую высокую полку. — Я начинаю думать, что ты это специально.
Он легонько оттолкнулся ладонью от стойки, взлетел и схватил коробку. Вид на его задницу при этом открылся такой шикарный, что Сакуноске и сам засомневался: может, он и правда специально, просто подсознательно? В этих своих узких домашних штанах Чуя выглядел особенно хорошо, хотя дьяволу, как говорится, всё к лицу. Отчего-то в ноосфере бытовало мнение, что особенно мило партнеры должны смотреться в одежде друг друга. С ними двумя это не работало: из-за разницы в росте единственный раз, когда Чуя пролил на себя воду и был вынужден ходить в майке Сакуноске, тому хотелось срочно вызвать бедняге не то гуманитарную помощь, не то полицию моды, настолько нелепо это выглядело. Зато мысль о том, что Чуя попросил выделить ему полку и притащил к нему в квартиру несколько комплектов одежды, наполняла каким-то глупым теплом. Казалось, это делало их отношения более серьезными, более постоянными. Что Сакуноске было очень по душе.
Чуя сообразил свой любимый, черный как ночь — «да нормальная это крепость, что ты смотришь на меня такими глазами?» — кофе, уселся за стол и немедленно провел босой ступней по икре Сакуноске. Тот поймал его лодыжку между своих коленей и заметил:
— Не то чтобы я был против, но ты вроде жаловался, что тебе скоро на работу.
— Зану-уда, — протянул Чуя с улыбкой, потом недовольно вздохнул: — Опять у Дазая какие-то новые безумные планы. Задолбал. Как он только умудряется постоянно парить мне мозги теоретической тактикой, но при этом в реальном конфликте — вообще ничего не объяснять?! Козёл. Совершенно невыносим.
— Это Дазай. — Сакуноске пожал плечами. — Его уже не исправить. Кстати о нём: ты не думал, что нужно бы уже ему рассказать?
Чуя мгновенно надулся:
— А это обязательно? Может, ну его, а?
— Ты мне так уже третий месяц отвечаешь, — парировал Сакуноске. — Рано или поздно все равно придется это сделать.
— Да знаю я, — простонал Чуя, — у нас все серьезно, это нечестно, надо ему сказать, а то сам прознает и такое устроит, что мама не горюй. Но ты как себе это представляешь? «О, привет, напарник; слушай, перед тем, как мы начнем работать, мне надо тебе кое-что рассказать: я уже почти год встречаюсь с твоим лучшим другом. Я бы тебе раньше рассказал, но боялся, что ты плохо отреагируешь. Да, вот именно так плохо, как сейчас. Не смотри на меня так, ты сам виноват: если бы ты хоть раз назвал его по имени, я бы сообразил до того, как мы переспали, а не через месяц после».
Сакуноске фыркнул в чашку, и Чуя смерил его делано-недовольным взглядом:
— Что ты ржешь, это все ты виноват: уж ты-то точно знал, кто я!
— И почему это должно было меня остановить?
— Дазаю ты тоже именно это скажешь?
— Да, примерно. Ты вообще-то очень точно описал ситуацию. Не понимаю, почему нельзя именно это ему и сказать.
Чуя закатил глаза и протянул:
— Честное слово, ты иногда такой наивный, что мне страшно становится. Ты вообще ничего не замечаешь, что ли? Он же в своей голове на тебя повесил ярлык «моё» и делиться не собирается! Не удивлюсь, если он вообще пестует в себе нежную к тебе любовь. И захочет меня прикончить, когда узнает суровую правду жизни. А возможностей у него — тысяча и одна.
— Чепуха, Дазай не может быть в меня влюблен, — отмахнулся Сакуноске. — Не думаю, что он сейчас способен в кого-то влюбиться, для этого сначала нужно полюбить себя. Я с ним тоже объяснюсь, конечно же, но я не думаю, что он тебе что-то сделает. Может, несколько мелких пакостей, но убить? Что бы ты там ни думал, он тебя не ненавидит.
— Но терпеть не может совершенно точно, и это взаимно, — пробурчал Чуя. Перегнувшись через стол, Сакуноске коснулся его губ своими, ощутив привкус кофейной горечи.
— Чем дольше ты откладываешь неизбежное, тем хуже будет потом. Если только ты не собрался разбежаться и больше никогда не видеться, конечно.
— Ты от меня так просто не отделаешься, даже не пытайся. — Чуя смерил его притворно-обиженным взглядом. Губы Сакуноске дрогнули в улыбке: умом он понимал, что их странные, но всё равно нежно пестуемые отношения даже в худшем случае закончатся дружбой до гробовой доски, но слышать это от Чуи было все равно приятно — лучше любых признаний в любви, которые они по обоюдному молчаливому согласию никогда не произносили вслух.
— Тогда придется рассказать Дазаю, — с ухмылкой подытожил он.
— А-а-аргх. А может, он сам догадается?
Теперь закатил глаза Сакуноске.
— Это ведь Дазай. Он не догадается, даже если я скажу, что у меня был потрясающий опыт занятия сексом на потолке. Трижды. К тому же, если он догадается сам, будет хуже, а не лучше.
— Чёрт возьми, ты прав. Чёрт. Не хочу. Можно хотя бы после моего дня рождения, а? Будь человеком, не порти праздник.
— Если мне не изменяет память, на следующий день после твоего дня рождения ты уезжаешь в Китай как минимум на три недели, — усомнился Сакуноске.
— Именно! Дазай отказался ехать, хотя босс очень настаивал, поэтому я уеду от него очень далеко и пережду, пока он не успокоится.
Сакуноске вздохнул:
— Чуя, так нельзя. Это нехорошо по отношению к Дазаю.
— Зато очень хорошо по отношению к моим нервам.
— Чуя.
— Ну что?
— С Анго ты же встретился.
— Потому что твой Анго почти полностью адекватный. И вообще, да: я встретился с Анго, я больше не хочу ни перед кем совершать каминг-аут.
— А я встретился с Коё-сан, она считается за двоих, — пошел ва-банк Сакуноске. Чуя скорбно вздохнул, но вынужден был признать:
— Чёрт. Да, сестрица Коё считается за двоих. Но эй, с твоей стороны есть еще дети! Целых пять!
— Дети не считаются, они мало что поняли и тебя просто обожают. И ты их тоже любишь, не пытайся отрицать.
— Аргх... Ладно, твоя взяла, — сдался Чуя. — Вернусь из Китая и расскажем ему.
Сакуноске улыбнулся:
— Спасибо, я очень это ценю.
— Да, да, пожалуйста... Надеюсь, ему будет не до меня после этого, — Чуя вздохнул. — Босс в своем обычном стиле загадочно намекал на каких-то вторженцев, которых мы после возвращения должны будем раскатать по стенке тонким слоем. Смешное какое-то название, больше цирку или театру подходит, чем банде. Ни минуты покоя в нашей безумной жизни, да?
— Вы справитесь, вы же Двойной Чёрный, — заверил его Сакуноске. Чуя фыркнул:
— Ну конечно мы справимся, как же иначе? А ты, — он вскочил на ноги, подошел к Сакуноске и положил руку ему на воротник. — Ты мне должен моральную компенсацию за будущие страдания, так-то вот.
— Не опоздаешь? — на всякий случай напомнил Сакуноске, притянув его к себе за талию. Чуя оседлал его колени и озорно сверкнул глазами:
— Дазай переживет. А теперь помолчи и давай займемся делом, ммм?
Сакуноске с удовольствием исполнил его просьбу.
***
СМС пришла, когда он вышел от босса, мрачно размышляя о том, куда мог пропасть Анго, почему, и кто в этом виноват. Сакуноске разблокировал телефон и прочитал:
«Сегодня вечером всё должно решиться. Думаю, крови будет много. Эти идиоты везут нас на свою территорию, но сестрица Коё настроена оптимистично. Даже немного жаль, что Дазай не захотел лететь — ему бы понравились все эти игры в доброжелательных партнеров. Связь тут ни к чёрту, четверть часа уже бегаю по отелю и пытаюсь это отправить. Но думаю, что завтра вечером мы уже будем дома. А у тебя как?»
Не желая волновать Чую своими проблемами перед важным заданием, Сакуноске ограничился коротким:
«Пара мелких неприятностей, но в целом все отлично. Удачи!»
Подумал немного и, ведомый каким-то странным порывом, добавил по-девичьи сопливое:
«Люблю тебя».
Десять минут спустя, — Чуя то ли офигел, то ли, зная его, просто всё это время сражался с плохой связью, — пришел ответ:
«Я тоже тебя люблю. Ты чего это? Точно все в порядке?»
«Да, всё нормально. Просто захотелось».
«Ну ладно... Но если вернусь и узнаю, что нет — ох и держись. Всё, пора ехать, отключаю телефон. Тебе тоже удачи!»
Сакуноске улыбнулся, глядя на переписку. Дурное предчувствие, не отпускавшее его все утро, никуда не делось, но Чуя со всей своей прямой непосредственностью наполнял надеждой на лучшее. Было жаль говорить такие важные вещи через СМС — в глубине души Сакуноске был немного романтиком, — но он надеялся, что уже завтра вечером сможет повторить это вслух.
«Люблю тебя».
«Я тоже тебя люблю».
Все будет хорошо, — твердо сказал себе Сакуноске и отправился исследовать квартиру Анго.
***
Через несколько часов после этого где-то в горах Уишань Чуя, не обладающий тактическим гением своего напарника, слишком поздно заметил газовую бомбу и надышался «Сиренью». Последующие несколько дней он провел в подпольной клинике, в реанимации, балансируя на грани между жизнью и смертью.
И вовремя вернуться в Йокогаму — не успел.
