Не теряй веры

Миф первый, со Стеной и конями Когда только-только появились Девять Миров, один зодчий предложил богам возвести вокруг Мидгарда стену, чтобы защитить тот от Иных великанов и прочих божественных тварей, вечно покушавшихся на бедных людишек. В качестве награды мастер потребовал в жёны богиню плодородия Фрейю. Боги пошушукались и согласились, но с один условием: стена должна была быть готова к исходу зимы. Мастер счёл такое условие адекватным и с помощью своего прокачанного жеребца Свадильфари, который оказался сильным аки вол, стал активно строить стену, благо мотивация способствовала. Оставались считанные дни до лета, а стена была уже почти готова, поэтому у богов стало пригорать: Фрейя явно идти замуж за какого-то там разнорабочего не собиралась. Ещё раз пошушукавшись, они решили, что во всём, как всегда, виноват Локи, поэтому отправили того разгребать всю сотворённую ими же кучу дерьма, пригрозив в случае неудачи убить его со всей должной жестокостью. Тот, не будь дурак, придумал гениальный план и, превратившись в очаровательную кобылку, поскакал совращать Свадильфари. Жеребец оказался той ещё легкодоступной штучкой и, позабыв про свою работу, бросился гоняться за кобылкой, поэтому стену закончить в сроки не удалось. Строителю не только жена не досталась, так ещё и договор с работодателями оказался липовый: асы-расисты узнали, что он ётун и, так как убийство одного ётуна сорвалось, решили хотя бы другого прикончить. Прибывший на их зов Тор весело и непринуждённо Мьёльниром раскрошил ему череп, тем самым оставив Локи матерью-одиночкой: неожиданным образом (видимо, бегал слишком медленно) тот забеременел и не менее неожиданно родил восьминогого коня Слейпнира. Как — история умалчивает, но потом на Слейпнире разъезжал вполне довольный Один и вообще свою скотинку очень любил. Миф второй, с переодеваниями Другой не менее офигительный миф рассказывает о печальке Тора, который проспал кражу своего обожаемого Мьёльнира: злой великан Трюм спёр его инструмент и спрятал туда, куда солнце не светит, то бишь в подземелье. В обмен на молоточек он опять-таки потребовал пользующуюся большим успехом Фрейю в жёны, но на подобное предложение нежная красавица заржала так, что весь Асгард содрогнулся. И тут Хеймдаллю пришла просто гениальная идея переодеть Тора в женское платье и привезти Трюму в качестве Фрейи. Тор долго ломался аки дева невинная, но в конце концов, узнав, что Локи поедет вместе с ним в качестве служанки, дал себя уговорить, принарядился и отправился к Трюму. Тот в красавице бога-громовержца не признал, а после рекламы Локи и вовсе обвинил Тора-Фрейю в краже своего сердечка и быстро организовал свадьбу. Невеста жрала как не в себя, но даже такая мелочь не смутила влюблённого, который, по традиции, должен был подарить своей жене любую вещь, которую та пожелает. Невеста изволила попросить Мьёльнир, и ничего не подозревающий и, вероятно, слепой великан Трюм с радостью его и преподнёс, не успев, впрочем, ничего попросить взамен, так как прямо в тыкву ему прилетел совсем не женский удар. После истребления всего рода Трюма Тор почувствовал, что отомщён вполне, и пошёл дальше по своим делам.

***

Есть вещи, которые произносить в стенах тюрьмы не стоит. Все это знают. Охранники знают, сами заключённые, даже Тень знает, хоть никто ему об этом не говорил. Лоу Ки тоже в курсе, и Тень знает, что он в курсе, потому что его сокамерник говорит о них лишь в исключительно игривом настроении. Тень занимается во внутреннем дворе: тягает гантели, качая бицепсы. Лоу Ки подпирает стену, затягивается бычком и слушает бесконечно запутанные излияния Ледокола о ком-то, кто его облапошил, или о чём-то, на чём он сам знатно прокололся. Лоу Ки жмурится, смотря на небо, неразборчиво бормочет: — У последнего парня, который меня нагнул, был здоровенный хер, как у коня, — и хохочет, хохочет, словно заплутавшая в канализации крыса. — Чо, серьёзно, чел? — обрывает его смех Ледокол, и видно, как ниточка мыслей в его голове безнадёжно путается. Лоу Ки вполне может, думает Тень, притвориться, что это лишь шутка. Он стискивает железо в кулак, считая себе под нос. Если Лоу Ки выдаст сказанное за шутку, разговор пойдёт своим чередом. Если же нет, эти слова так и повиснут меж ними, тяжёлые, свинцовые, бесстыдные. Про себя Тень уверен, что Лоу Ки и правда спал с парнем, который наверняка был не обделён достоинствами. Но смотреть сейчас на Лоу Ки ему не хочется, потому что знает, что начнёт себе это представлять. — Ага, — отвечает Лоу Ки, снова повторяя свои слова, как бы подчёркивая, что отлично понимает их неуместность, — хер как у коня. Ледокол подозрительно хмурится. — Не знал, что ты педик. — Я ему денег задолжал, — снова смеётся Лоу Ки, да так сильно, что чуть ли не складывается пополам. Тень сильнее цепляется за гантелю, ведь в любую секунду Ледокол может подумать, что Лоу Ки смеётся над ним, а если у Ледокола испортится настроение, то тут всем придётся несладко. Но Ледокол хмыкает, и Тень чувствует, что сердце бьётся уже не так сильно. — Ну и дерьмо, чел. — В тот раз, — многообещающе начинает Лоу Ки, и Тень, устав притворяться, что он занимается, со вздохом откладывает гантелю на лавку рядом с собой и принимается слушать, — в тот раз какой-то чувак спёр молот моего кореша. В окно забрался — и всё, нету уже ничего! Мы поехали за этим мудоёбом до самого Вегаса, и мой кореш — я те отвечаю! — надевает платье и выходит за этого чувака нахер. В Вегасе. — Лоу Ки хохочет так заразительно, что даже Ледокол скалится. — Он сам метр восемьдесят, а похож на кучу кирпичей, но залезает в кружевные тряпки, ведёт чувака в часовню, и грёбаный священник их расписывает там, ну и прочая. — А он знал? — спрашивает он, потому что Лоу Ки снова его ловит. Этим он всю жизнь занимается: притягивает людей к себе поближе, завлекает, чаруя и вызывая у них лёгкую тошноту. — Чувак, который женился на твоём кореше? — Утром точно уже знал, когда мы спустили все его деньги, расфигачили номер и свалили, прихватив молот. Тень знает, что все истории Лоу Ки не совсем правдивы. Просто не могут быть. И всё равно подозревает, что сам готов поверить в каждую из них. — Это правда? — спрашивает он, когда они возвращаются в камеру. — Ты действительно выдал замуж высоченного культуриста? — Всё правда, до последнего словечка, — Лоу Ки улыбается ему, валясь на кровати. — А знаешь, что ещё правда? Тень и так догадывается, ведь они всё-таки в тюрьме сидят. С ними сидят и геи, а кто-то просто отчаялся. Первая и последняя же рука на его бедре исчезла, как только он как следует посмотрел на её обладателя. С Лоу Ки же всё было сложнее: Тень не понимал, чего он хочет, но склонялся к мысли, что это своего рода тест, шутка. Как будто Лоу Ки ждал, когда его сокамерник втюрится в него по самые яйца, чтобы потом как следует над ним поржать. Но думать тот может что угодно. Тень никогда не обманет Лору. И эта уверенность помогает ему здесь не загнуться. — Я даже верю, что тебя нагнули, — говорит Тень, ложась в собственную койку, и надеется, что Лоу Ки тоже устал и хочет спать. — Веришь, что меня отымели здоровенным лошадиным хером? — Ну а почему бы и нет. В повисшем молчании Тень думает, что разговор окончен. Странно, что Лоу Ки не рвётся оставить последнее слово за собой. Пружины скрипят, когда Лоу Ки ворочается и всё же выдаёт напоследок: — Не теряй своей веры, Тень. В любых других обстоятельствах Тень решил бы, что это очередная пошлая шуточка, что голос Лоу Ки звучит совсем по-другому, а не как обычно: насмешливо, гнусаво и с лёгким южным акцентом. Голос его старый и пустой, льётся шёпотом сквозь губы в рубцах и неровные зубы. Тень засыпает и впервые за долгое время совсем не видит снов.