***
Ты часто думал, как закончится ваша история? «Казалось, она не имеет конца. Но, как известно, все имеет начало и имеет конец, и вот он — конец нашей истории, похожей на эйфорию. Она была, словно, тяжелый наркотик, вызывающий привыкание с первой дозы. Она — лучшее, что было в моей сраной жизни. Все лучшие воспоминания связаны с ней, да и худшие тоже, но она была прекрасна, а теперь Её бездыханное тело лежит на полу. Она так прекрасна, хоть и потрепана годами жизнью со мной, блядским Фрэнком Галлагером, наша жизнь не была приторно-счастливой, похожей на блядский фильм, в конце которого все непременно хорошо, все живут долго и счастливо. Нет. Наша жизнь не была похожа на сказку, скорее, на экшен, фильм о бандитах, на что угодно, но не на ебанную Диснеевскую сказку. Но она была настоящей. Как и Она, идеальных людей нет, знаю не понаслышке. Как и идеальной истории любви. Любовь не должна быть милой. Любовь груба и разрушительна. Любовь — это когда тебе втыкают нож для колки льда во время очередной ссоры… Это страсть, которую невозможно подделать. Вот, что такое не любовь, а не навязанные образы из мелодрам и телешоу для домохозяек. Моя, наша жизнь была яркой, насыщенной, в ней было всё, что мне нужно — трава, бухло, секс без обязательств, и, конечно же ты. Моя радость и боль, мое море слез и счастливых моментов. Моя Моника. Стоит хотя бы вспомнить нашу первую встречу, кажется, это было в Алиби: мы были молоды и прекрасны, я, конечно, не был, семнадцать лет, а уже алкаш, забившей на себя и свое будущее, но ты точно была потрясающе хороша. Этот мир полон пустых людей, пустых душ, и пустых слов… Но ты была не похожа на других, хоть и была как все. Помню, твои руки пахли Мальборо и дешевым парфюмом, мятными конфетами, но что-то непривычно родное было в этих руках. Помню, как ужравшись в дрова, подошел к тебе и сказал: «потанцуем?», а ты согласилась… это было прекрасно, хоть и в конце вечера ты прижгла меня сигаретой. Ох, эта женщина, она была, как тайфун, разрушающий все на своем пути, ты — Моника Галлагер, моя Мони…прекрасное сочетание красоты и хауса. Помню наши безумные вечеринки, ты умела напиваться, как никто другой, ну и дуть, естественно, тоже. Я помнил всё и буду помнить до конца своей ёбаной никчемной жизни. Ведь только с тобой я нашел ее смысл. Ты была моей луной, озаряющей дорогу в кромешной тьме под названием «жизнь». Я любил. Наверное, ты — единственная женщина, которую я и правда любил. Мы были, как Бонни и Клайд, как Джоли и Брэд Питт, но в миллион раз круче… С тобой моя жизнь была бесконечно лучше, чем без тебя, моя милая Моника. Я любил тебя такой, какой ты была и никогда не пытался исправить.» Стоя на коленях, прижимая дрожащими руками к своему телу, к сердцу ту, что была дороже всего, Френк почувствовал, как дрожь пробежала по всему телу, до самых кончиков пальцев, не оставив и миллиметра нетронутым. Сердце заколотилось в бешенном ритме, а на лбу выступили капельки холодного пота. Удушающий воздух не давал достаточно кислорода, в глазах начало темнеть. Злость, обида, отчаянье охватили Фрэнка, он понял, Мони — мертва. Но каждая клеточка его тела питала надежду, может, она сейчас вот-вот откроет глаза, скажет, дав пощечину: «какого хрена ты меня разбудил, мудила, неужели поспать нельзя даже в воскресенье?». Или погладит по щеке, сказав, что счастлива быть с ним снова, но теперь навсегда, счастлива, что у них шестеро прекрасных детей…? Нет. Она никогда не очнется. Ничего не скажет. Никогда.***
Осознание приходит не сразу, а вместе с ним приходит боль. И это, блять, самое ужасное — осознавать, что всё кончено, что никогда не возьмешь ее за руку, не поцелуешь, не взглянешь в ее глаза, ставшие за годы совместной жизни вторым домом. Они такие красивые, чистые и невинно грустные. Казалось, мир прекратил свое существование. Глаза Галлагера наполнились до боли жгучими слезами, дыханье сперло, а уголки губ нервно дергались. Дрожь накрыло его тело второй волной, не давая мышцам нормально функционировать, конечности не слушались, но он все еще прижимал ее к себе. Так больно не было еще никогда в жизни. Наверное, так всегда бывает, когда безвозвратно теряешь самого близкого тебе человека, когда ваша вселенная разбивается на тысячи, миллионы осколков, которые тебе самому уже никогда не собрать, не склеить воедино ни один из многочисленных фрагментов, оставляя на своем месте черную дыру, которую ни один алкоголь, ни один наркотик, ни один человек тем более, не способен залатать. Ее просто больше нет… нет любимой Моники Галлагер. — Моя милая, мне будет тебя не хватать, тихо произнес Фрэнк, с несвойственной самому себе нежностью. Лип тихо подошел сзади и положил руку на плече Фрэнка, крепко сжав, но не проронив ни слова. Они сейчас были лишними. — я исчерпал свой «лимит» счастья, — словно разучившись говорить, сказал вдовец. — ты хоть и был тем еще уебком, но она любила тебя, вы друг друга стоили, сказал Филипп, выходя из дома.