Чужая кровь

На холодных степных просторах бушевала метель, грозя убаюкать в своих смертельных объятиях всякого, кто осмелится выйти в эту ненастную пору. Белая пелена застилала глаза, и даже то, что находилось от тебя на расстоянии вытянутой руки было скрыто яростными снежными вихрями. Кажется, в такую морозную зимнюю ночь сиди себе в тёплой юрте у огня, грейся, да слушай байки стариков-монголов, однако по меж заснеженых шатров твердо шагала темная фигура, направляясь к центру монгольского стана. Вскоре эта фигура остановилась и вошла в одну из палаток. Палатку хана Чингиза. Войдя в освещённую юрту, силуэт, оказавшийся молодым мужчиной-монголом, скинул тяжёлый меховой тулуп, обсыпанный снегом, вышел на центр ханской юрты и согнулся в поклоне. —Великий хан,—негромко начал он,—Я пришёл к вам с вопросом, и да смилостивится надо мной сын неба... —Давай, Субедей, не тяни,—лениво бросил хан, сидя на троне из подушек, в тени которого можно было смутно разглядеть фигуру ещё одного человека, точнее, тощей старухи, которая присутствовала при разговоре в качестве слушательницы. Она выглядела довольно крепкой, несмотря на старость, а от её пронизывающего взгляда становилось неуютно. Старуха кивнула ордынцу, как бы подбадривая и впилась в него черными глазами. Молодой полководец моргнул и продолжил: —Сегодня в лесу наш отряд нашел полузамерзшую девку. Сперва мы хотели отвести её к вам, но она начала визжать, брыкаться, царапаться, так что мы её на месте убили. Когда наш патруль уже собирался уходить, мы услышали какой-то шум, подошли, а там... Вот... Мужчина смутился и вытянул руки, показывая какой-то свёрток, незаметный до этого. В свертке кто-то пошевелился и тихонько пискнул. Ребенок! На одно биение сердца в шатре повисла неловкая тишина. Хан буравил полководца взглядом, а старуха словно пожирала свёрток в руках Субедея глазами, с алчностью его разглядывая. —Это всё? Ради этого ты меня побеспокоил?!—холодно осведомился Чингиз и, даже не взглянув на младенца, бросил,—Уби... Внезапно старуха, стоявшая около трона, метнулась к полководцу. Её растерепаные чёрные с проседью волосы, адское пламя, пылавшее в глазах, морщинистое, покрытое шрамами лицо и жадный оскал придавали ей сильное сходство с ведьмой-разбойницей. Она выхватила, вернее, вырвала свёрток с младенцем у монгола из рук с шипением, в котором можно было разобрать слова"Дай мне..." и впилась в маленькое розовое личико новорожденного черными глазами. Субедей возмущённо вскрикнул и от неожиданности отпрянул. —Да, Великий хан, это та самая девочка, про которую было пророчество. Она должна остаться в живых,—резким, скрипучим голосом прокаркала старая монголка. Она жилистой рукой приподняла маленькую головку девочки, с неё упала пеленка, так что стало видно рыжий пушок, обрамляющий её виски и затылок,—Я не могу ошибаться, я—целительница и именно ко мне обращаются духи,—уверенно прошептала она,—Великий хан, именно про неё говорилось в том видении... ..."Чужая кровь станет родной, воспрянет и озарит всё безудержным пламенем... "Чужая кровь..."—сбивчиво, едва слышно повторяла она как безумная, трясясь от возбуждения. Чингиз недовольно, с лёгким раздражением, покосился на старую монголку , на мгновение задумался, очевидно, взвешивая всё "за" и "против", затем легко встряхнул головой и ответил: —Я не не могу противиться воле духов. Будь по-твоему, Кианг, этот ребенок останется вживых. Но учти, что она будет учится на воина, как и любой ребёнок в этом стане. Никаких поблажек,—четко и ясно монгольский предводитель выделил голосом последнюю фразу. Целительница фыркнула и дернула плечом: —Поступай, как считаешь нужным, Великий хан, я не в праве тебе приказывать,—Кианг демонстративно-почтительно отвесила поклон, развернулась и бросила через плечо,—Я позабочусь о ней,—и выскочила из палатки. На мгновение хан проводил старуху взглядом, затем отвел глаза и задумался. —Ты тоже можешь идти,—внезапно воскликнул он, заметив, что молодой полководец всё ещё ждёт его указаний. Субедей в последний раз склонился и вышел из ханской юрты вслед за знахаркой, оставив Чингиза размышлять о чём-то своем в полном одиночестве.