we were meant to stay;

we were meant to stay — claudie mackula сладко-вкусные вишневое vogue пролезает и гуляет по легким, а после изо рта вылезает белоснежно-белый дым, одаривая темное небо мелким туманом. по щеке блуждают чужие блондинистые волосы, которые пахнут сладкой лавандой, июльским прохладным ветром и свободой. рядом сидящее чудо такое теплое и родное, а маленькие ручки утопают в больших ладонях. юнги не хочет открывать глаза, но ему так хочется взглянуть на это теплое чудо, аж мурашки по телу словно током. — такой теплый, — шепчет жутко хрипловатым голосом юнги, вдыхая глубоко, но не воздуха, а родной запах дома с чаем жасмина, исходящий от пака. мин юнги как никто другой знал, что значит — любить. он читал об этом во многих романах старых поэтов и книг популярных авторов антиутопий, но понял об этом так неожиданно. парень все еще может глупо улыбнуться, если даже упомянуть о бледнокожем кучерявом блондине с пухлыми щеками и с нереально волшебной улыбкой, губы которого словно июльская клубника, а кожа до того нежная, что даже хлопок проигрывает. пак чимин — единственный заставляет улыбнуться мин юнги, показывая милые десна и делая его похожим на ребенка. руки сами тянутся к чимину и парень проводит шелковистые волосы сквозь длинные пальцы, а после поворачивает голову и зарывается носом в лавандовые кудри. жасминовый чай и ванильные пряности осели на румянце его щек. и юнги медленно опускается к ним, чувствуя такую же нежность. эйфория проходит по всему телу, заставляя мина вздохнуть. приподнимая подбородок, юнги старается с полной нежностью касаться этого ангела, а после дает почувствовать эту эйфорию снова, когда пухлые губы пака целуют сухие и тонкие мина. словно июль. — я не хочу, чтобы ты уходил, — шепчет юнги, немного отрываясь. руки блуждают по фарфоровой коже, из-за чего невинное тело кажется таким беззащитным, но таким любимым. юнги целует чимина так, будто он теплое летнее облако. его облако. юнги даже не помнит свою бездарную жизнь без своего ангелочка, который как облачко, одаривает приятными ощущениями и заставляет безнадежно влюбляться, защищать, не отпускать. юнги не хочет никуда отпускать своего чим-чима, ведь тот словно фарфоровая кукла может в любой момент сломаться без своего хозяина. не знаю, может ли он назвать себя хозяином этого чуда, но он ужасно хочет. хочет всегда так сидеть с ним в прекрасную июльскую ночь под одеялом, смотря на красивое небо, заполненное миллионами, а может и миллиардами звезд. хочет все так же обвивать свои руки вокруг его тонкой талии, когда тот будет готовить свои фирменные блинчики для своего хена на завтрак. — не уйду, — спокойно, даже с полной нежностью и любовью отвечает своим мягким голоском пак, положив голову на плечо старшего. — никогда. что бы юнги не пил, но только чимин заставляет парня так опьянеть. когда они сидят вместе за завтраком и чимин улыбается словно ребенок, то у мина щемит под лопатками будто электрический ток проходит по всему телу; он нереален, необычен, идеален. он словно вылез из старых поэтических книг прекрасного автора. даже издалека темноволосый может узнать его по запаху лаванды, чая жасмина и прохладного лета. ведь он его так любит. мин юнги не хочет открывать глаза, так как хочет еще немного подышать запахом любимого. своим кислородом. пшеничные волосы снова щекотят щеки черноволосого и это, черт возьми, снова заставляет юнги по-детский улыбнуться, показывая милые десна. он хочет так вечность сидеть, прижимая к себе чим-чима, целовать маленькие ручки день и ночь напролет, гладить пухленькие щечки, чувствовать теплые ладони под своей футболкой. он хочет писать ему песни, сидя на белоснежном фортепиано и резко услышать воодушевленный вздох, который до жути заставляет темноволосого вздрогнуть. и когда тот спросит, кому посвящается эта мелодия, ответить: — тебе. он хочет рисовать ему шедевры на огромном холсте постельными красками, описывающие его самого и резко почувствовать теплое дыхание на своей шее, приятно. и когда тот спросит, для кого же он рисует, ответить: — тебе. он хочет подарить чимину весь мир. ведь он заслуживает. у мин юнги нет желания открывать глаза, словно боясь, что родной запах может исчезнуть. на щеках снова появляются соленые слезинки, но мин не собирается их вытирать. боится сильно. мин юнги боится открывать глаза, так как никакого чимина вовсе и нет, а греющим чудом был их общий плед, давно укрывавший обоих в летнюю июльскую ночь. а голос, что одаривал уши мина были всего лишь пропущенные голосовые сообщения блондина, которые хен хранил как воспоминания об этом ангеле. делает глубокую затяжку и медленно выдыхает, смотря на многочисленные звезды на небе, гадая, какой же звездой является его чим-чим. нервно встряхивает сигарету и комкает ее, на пальцах остаются черные пятна гари и дорогая сигара отправляется на землю, словно умирая. облако, хоть и полюбившимся всем сердцем, может исчезнуть, так как не вечно все это. — все такой же теплый.