Не болей!

      Горестный стон разнесся по комнате. За стоном последовал оглушительный «Апчхи!», а после приглушенные чертыхания.       — Не ругайся, — недовольно сказал в сторону, откуда доносились все эти звуки, Рене, — и хватит драматизировать.       Рене сидел спиной к источнику звуков, вольготно расположившись за столом друга с ноутбуком. Стол, правда, он был вынужден основательно разгрести: приходилось тяжело, если друг — студент филологического отделения. Светлые, немного отросшие волосы Мартеля были растрепаны, пальцы правой руки покоились на мышке, которой он рассеянно пролистывал свой недописанный доклад, а пальцы левой все так же рассеянно теребили край поношенного, красивого пиджака. Его любимого коричневого пиджака.       — П-попробуй сам лежать больной в такой душной комнате, — хрипло и тихо из-за нестерпимо болевшего горла отозвался Феликс, хмурясь. Он уже давно выбрался из цепкого плена одеял и подушек, и теперь полулежал на желтом продавленном диване.       — Пять минут назад ты сказал, что здесь слишком холодно, и что если я не закрою окно, то ты выйдешь через него на улицу.       А Феликс жил чуть ли не на чердаке.       — А теперь я говорю, что мне д-душно, — с досадой, как непонятливому ребенку, ответил Риварес.       — У тебя температура, дурак, — бросил Рене через плечо, не оглядываясь.       Ответа он не услышал, зато услышал подозрительные шорохи в другом углу комнаты. Рене понял, что сейчас произойдет. Поэтому прилетевшую в него ярко-оранжевую подушку успел поймать и с силой кинуть назад.       — Гребаный к-картограф! — по этому восклицанию Рене понял, что не промазал.       — Не картограф, а навигатор, — поправил он.       — Факультет-то все равно навигационно-картографический.       — Я определился.       — Н-нет.       — Да!       — Я знаю тебя лучше тебя самого. Ты ведь все равно будешь сомневаться до последнего…       Рене прервал его, со скрипом отодвинув деревянный стул. Он повернулся к Феликсу, попытавшись выглядеть как можно более грозно.       По лицу Ривареса он понял, что у него не получилось. Феликс мог вывести его из себя парой слов, но сердиться на него у Рене никогда не получалось. Обычно бледное, лицо Феликса сейчас пылало красным, руки он закинул за голову, потягиваясь, и почти растерянно улыбался другу.       — У тебя точно температура. У тебя есть градусник?       — Я похож на человека, у которого есть г-градусник?       — Сейчас ты похож на Гийоме, когда он напивается. Ты такой же красный.       — Красиво в-выгляжу, наверное, — с сарказмом заметил Риварес и закашлялся.       — Ты знаешь, как сбить температуру?       — Я похож на че… — только начал Феликс, как Рене прервал его:       — Да, да, я понял, что если тебя оставить одного, то ты не продержишься и дня.       — Вздор!       Рене молчаливо посмотрел на Ривареса с таким скепсисом во взгляде, что тот фыркнул, отвернулся, но не стал спорить.       — Тогда я погуглю, как это делают простые смертные, — с этими словами Рене вернулся к ноутбуку. Он свернул злосчастный доклад и открыл вкладки.       — Так… — он пробежал глазами строчки о том, что комнату таки надо проветривать. — Окно открой.       — Есть, сэр, — насмешливо отозвался Феликс, но рамы все-таки немного растворил. Окно у него было прекрасное, трехстворчатое, со старыми деревянными рамами.       Потом он тихо подошел к другу, пододвинул к нему стул и сел рядом с ним, с интересом и вниманием разглядывая лицо Рене в профиль. Мартель продолжал изучать сайт.       — И что там?       — Компрессы! — решительно провозгласил Рене, и Феликс вздрогнул.       — Слушай, тут полстраницы посвящено клизмам, так что не делай такое выражение лица.       Выражение лица у Феликса стало хуже прежнего, но Рене поднялся на ноги, ободряюще хлопнул друга по плечу и удалился в сторону ванной.       Через пару минут он вернулся к заметно сникшему Феликсу с тазиком холодной воды и несколькими тряпками. Откуда он их взял, Риварес не знал.       Рене поставил тазик на стол рядом с ноутбуком, сел напротив Феликса и намочил тряпку в воде. Холодное хлюпанье совершенно не нравилось Феликсу.       — Там написано про отвар мяты, но сомневаюсь, что кто-то из нас будет варить мяту, — как бы между прочим заметил Рене.       Феликс промолчал.       — Ложись на диван, — скомандовал картограф.       — Есть, сэр, — уже безо всякого энтузиазма ответил Феликс.       Феликс послушно разлегся на желтом диване, подложив под голову желтую (но другого оттенка, вероятно, появившуюся там позднее) подушку, а Рене присел на корточки рядом. Мартель сосредоточенно обтер холодной тряпицей лицо страдающего друга, а на вопросительный взгляд сам вспыхнул и понял, что его движения слишком медленные, слишком ласкающие. Но смущаться он не хотел: Феликс и так знал, что парни нравились Рене больше девушек, и знал, что сам он нравится Рене. Мартель знал, что он знает, но пока что они оба выжидали и будто бы проверяли стратегические запасы терпения друг друга. И Рене был практически уверен, что сдаст позиции первым. Теперь же, поднявшись на ноги, он кинул бесполезную тряпку в оставленный на столе тазик, взял оттуда следующую и, немного отжав, разложил простой компресс на лбу Феликса.       — Знаешь, из тебя никудышная медсестра, но мне стало легче.       — Это сейчас было «спасибо»?       — Возможно.       — Тогда ты — самый ужасный пациент в моей жизни и я рад, что ты болеешь редко.       — Это было «пожалуйста»?       — Вероятно.       Через четверть часа компресс пришлось менять. За это время Феликс успел вздремнуть, а Рене — вычитать, что больным нужно пить много жидкости.       — Слушай, давай я заварю тебе чай, — предложил Рене, повернувшись к только что проснувшемуся Феликсу. Тот сначала торопливо протер глаза, потом жестами показал, что горло у него болит, и что говорить совершенно он не может. Рене кинул ему лекарство-брызгалку для горла, а потом повторил:       — Я заварю чай. Мы с Марго же дарили тебе целый набор с разными видами чая на день рождения, наверняка что-то осталось, хоть это и было полгода назад.       Феликс, к удивлению Рене, отрицательно замотал головой и даже показал руками, что чай ему не нужен, но того было не так-то просто переубедить.       — Ну нет, — решил он, — так не пойдет. Тут написано, что ты, друг мой, потеешь из-за температуры, а это значит, что тебе надо пить больше жидкости. Но из жидкости у тебя здесь только вода и алкоголь.       Феликс снова сделал страдальческое лицо.       — Да брось ты, ты же любишь чай! Ты сам так сказал, когда мы тебе его подарили. По-моему, это был классный сюрприз.       С этими словами Рене легкой походкой ушел на кухню. Вернулся он оттуда через полминуты с мрачным лицом и треклятой упаковкой чая в руках. Упаковка была красивой: небольшой деревянный ящичек с тонкими стенками и девятью видами чая, рассортированными по девяти одинаковым ячейкам. Правда, упаковка была даже не распакована.       — Ты нам лапши на уши навешал? — возмущенно воскликнул Рене. — Ты совсем не пьешь чай?       Феликс опустил глаза в пол (как будто ему действительно было стыдно!) и обреченно кивнул.       — Почему ты не мог сказать это сразу?       Риварес вскинул голову и выразительно посмотрел на Рене.       — Думаешь, мы с Маргаритой обиделись бы, если бы ты прямо сказал нам, что мы по полной облажались с подарком?       Маргарита была младшей сестрой Рене, поступившей в тот же институт в Париже, что сам Рене и Феликс, только на факультет для людей с ограниченными возможностями: передвигалась Марго на коляске, но была самой интересной и поразительной девушкой, которую знали Рене с Риваресом. Жила она в блоке общежития, отведенном под студентов ее факультета. Рене только удивлялся тому, как быстро его нелюдимая Ромашка нашла общий язык с его странным другом, которого не до конца понимал даже он сам. Но Феликс с Маргаритой так часто и так метко подшучивали над Рене, что тот бы не на шутку обиделся, не будь эти шутки так смешны и справедливы.       Феликс, чуть помедлив, кивнул. Рене тяжело вздохнул.       — В следующий раз мы подарим тебе градусник, так и знай.       Риварес возмущенно вскинул брови.       — Я, конечно, помню, как ты мне однажды по пьяне сболтнул, что ты на самом деле откуда-то из Италии, но ведь даже итальянцы пьют какой-то чай!       Феликс нервно улыбнулся, а потом захохотал, но раскашлялся.       — Хочешь сказать, что итальянцы не пьют чай?       Тут смех Феликса возобновился с новой силой.       — Хорошо, вот сейчас я загуглю, и посмотрим, — угрожающе пообещал Рене и действительно вбил в строку поиска: «Как итальянцы пьют чай».       Первая же увиденная статья повергла его в глубокий культурный шок. Он с непониманием обернулся к Феликсу, и того от вида ошарашенного друга накрыл новый приступ смеха.       — Заваривают один чайный пакетик в кастрюльке… А потом разливают травянистую водичку по чашкам! — повторил Рене только что прочитанное с неподдельным ужасом в голосе.       Феликс досмеялся до того, что слезы выступили на глазах, но Рене еще не закончил:       — Изверги! Какое счастье, что я француз!       При этих словах Феликс рухнул спиной на диван, и Рене еще пару минут слышал, как медленно затихает его смех — между прочим, довольно обидный для Рене.       В конце концов Мартель вернул чай на его законное место бесполезного подарка на кухне (он утешал себя тем, что коробка была красивой и могла выполнять чисто декоративную функцию). Феликс решил, что воды ему будет достаточно, и вскоре снова заснул. Рене продолжал менять ему компрессы до самого позднего вечера.       Прошло несколько часов; стемнело. Рене вяло разбирался с заключением своего доклада. Радовало одно — уже завтра он сдаст эту нудную работу преподавателю, а ничего скучнее нее ему в ближайшее время не грозило. И постепенно он расслабился. За окном зажглись фонари, а в комнате горел только экран ноутбука. Желтый диван стал серым, коричневый пиджак Рене — черным. Зато волосы Ривареса остались такими же черными, а его глаза — Рене был уверен — остались бы неистово-синими даже в призрачной полутьме. И тогда Рене задумался. Мысли были невнятными, простыми и прозаическими. Они не нравились ему. Он думал, что в Париже ходить по улицам так поздно, как сейчас, могло быть небезопасно. Думал, что на выходных надо бы зайти к Ромашке. Думал, что Феликс должен показаться ему неблагодарным, но при этом понимал, что не сможет его в этом упрекнуть. Потому что знает, что это не так.       Рене собрал свои вещи в портфель, оставил на столе принесенные с собой лекарства и ушел, закрыв за собой дверь: ключам от квартир друг друга они с Феликсом обменялись довольно давно из-за нескольких неловких случаев.       На улице было свежо, прохладно и так хорошо — именно так, как любил Рене, и он уставший, но в приподнятом настроении отправился к своей квартире, находившейся через несколько кварталов отсюда.