Она тебя не любит, Вань.

— Ты чего такой смурной? Данил сидит на диване и пересматривает файлы на ноутбуке, только Ваня вот напрягает его, странно ведет себя, суетится как-то, по комнате бегает. — За неделю к Эльке добавилось пять парней. И все симпатичные. — И в чем проблема? У тебя в друзьях симпатичных парней меньше, чем у Эльки? Шутит нелепо, понимает, что совершенно не смешно. Взгляда от Вани никак отвести не может. Не нравится Данилу эта нервозность Ванькина, хочется помочь чем-то, успокоить его. Возможно, обнять, легонько так, едва касаясь. — Слушай, а ты можешь взломать доступ к её ноуту? Хочу знать, с кем она там переписывается. — Боюсь, это невозможно. Я только что запустил форматирование. Элька попросила переустановить операционку. Да и с моральной точки зрения неправильно влезать в чужую переписку. На самом деле, Данил боялся прочесть там переписку Вани и Эли, на остальных плевать. Не хотелось разглядывать там слюни и сопли их отношений, он уверен, что захочется блевать еще с первых «Привет.» Да и Элю он слишком уважает, чтобы вот так вот вторгаться в личное пространство девушки. — Если девушка моя, то и переписка ее — не чужая. — Ладно, ты прав. Сейчас установлю шпионский софт и получим удалённый доступ к её компьютеру. — Красава. Ваня рад, у него прямо глазки светятся, в ладоши хлопает и в плечо мягко толкает, невесомо совершенно. Данилу прямо на душе тепло становится, хорошо так и прекрасно, как только радость брата видит. Он провожает грустным взглядом Иванова, знает, что тот ничего не замечает. А сил молчать уже почти не осталось. А у Ивана на лице улыбка всё шире, когда Эля о нём говорит, прямо лицо трескается, он дурак такой, что невозможно просто глядеть на него, хочется испытать такой взгляд долговязого и такого любимого Вани на себе. Такой влюбленный и нежный до мурашек на коже. А Оганян в белье одном по комнате разгуливает и ладонь Ивана на лицо ложится. Аккуратно и нежно, чтобы Данил не подглядывал. А Данил-то и сам не хочет. Ни видеть это самому, ни чтобы Ваня видел, ну не при нем, ну пожалуйста. Сам своей рукой обзор брату на почти нагую Элю закрывает. — Не смотри! — И ты не смотри! — Не смотрю я! В глаза тебе смотрю! Данил думает, что Ваня идиот. Думает, что хочет вглядываться в эти глаза вечно, в его изумруды эти. Думает, что было бы отлично, если бы и Иван этого тоже хотел, любил его так же. А кожа у тебя мягкая, Ванечка, нежная такая. Будто это не у тебя пубертатный период только заканчивается, будто не твоя кожа должна быть осыпана начинающей расти щетиной и ужасными высыпаниями. Ну невозможный ты, Ванечка, как же тебя разлюбить, ну подскажи, ну пожалуйста. А потом он уходит, счастливый после того, что услышал про себя по телефону из уст Эли, Даня немножко разбивается о колючую реальность, которая кричит «у тебя нет шанса, малыш, иди нахуй», видит идиотскую оборванную фразу, которая виднеется на самом краю блокнота. «Данил самый…» Прочитать не получается, слишком неудобно, Данил даже скринит, чтобы перевернуть потом, но неужели Эля не питает никаких чувств к Ване? Это же жестоко с ее стороны, она лжет Ивану в собственных целях. «Данил самый глупый и самый трусливый.» Это было бы отличным окончанием для такого, как Данил. Лучше не придумать просто. Потому что давно пора признаться в своих чувствах Ване, невозможно уже в себе держать это, подумай сам, Иванов. Ну разве это нормально? Разве бы ты не хотел знать, что в тебя влюблен кто-то? Ну если это не Яна, само собой, эта девушка слишком навязчивая и настырная. Иванов пытается забыть. Забыть этот блядский блокнот, только у него не выходит. Чувство вины и совесть не дают ему ничего сделать, просто убивает только одной оборванной фразой «Данил самый…» Только из-за этого Даня забирается в комнату Эли. Нагло вторгается в ее личную жизнь и тайны, но только потому что она забрала у него любимого человека. Отняла, не приложив ни капли усилий. Что же ты творишь, Данечка? Зачем ты роешься в мусоре, тебе комнаты не хватило? Ты такой идиот, Данечка. А подумал ли ты о том, нужна ли ему правда, которую ты так старательно выравниваешь своими кривыми пальцами и бережно несешь в кармане зарисовку твоего же ебла на этой белой бумажке? А зачем? Ты хочешь разрушить их счастье, Дань? Хочешь же. Отобрать у Эли человека, не предложив ничего взамен. Украсть. — Вань, нам нужно поговорить. Это по поводу Эли. Данил переживает, его пальцы нелепо дрожат и это как-то невероятно и глупо, потому что страх сказать правду отсутствует, на его месте есть огромная вероятность, что ему просто не поверят, что отвергнут слишком быстро, даже не приняв его перед этим, пошлют нахуй, не выслушав всех аргументов. — Ну давай поговорим тогда. Только я не понимаю, какие проблемы могут быть с моей девушкой, что нам о них говорить нужно. Ванёк ухмыляется, так мило и нежно, что Данилу потрогать его лицо хочется. Коснуться пальцами кожи щёк, в волосы зарыться, оттянуть их немного и губы Ванечки смять своими. В лоб поцеловать и вдохнуть запах его, одеколон у него отлично пахнет, хорошо так сразу становится, когда представляет, как проводит носом по кадыку, как ручищами своими обвивает Ванечку. Данил мягко кладет руку на плечо. Острое, костлявое, приятное. Слегка поглаживает большим пальцем через реглан, который хочется стянуть с Иванова и надеть на себя, чтобы пахнуть любимым. У Данила огромное желание просто взять и с ума сойти, потому что он уверен в чувствах Вани к Ариэль, а видеть это — нет сил. — Она не любит тебя. — Какого хуя, Дань? — Нет, ты дослушай. Меня любит, не тебя. Руки дрожат, ладонь сжимает этот уебанский листок в кармане и Даня очень желает рассказать всё быстро и обнять брата, утешить его. Или же наоборот оградить от этого, наблюдать за ним счастливым в стороне. — Ты охуел? — У меня доказательства есть, Вань. Иван психует, конечно, кто бы не психовал. Он думает, что у него девушку уводят, да и кто? Брат его сводный. Видеть лицо Данила на этом листике — ужасно. Немного обидно, он сразу же вырывает его из цепких пальцев, на диван резко падает, Данил даже одуматься не успевает, но спустя несколько секунд все же усаживается рядом, ладонь на бедро любимого человека кладёт. — А ты? Хочешь быть с ней, да? — Неужели благородный Ваня может уступить мне свою девушку? А как же борьба за настоящую любовь, дуэль? — Насильно мил не будешь. Почему-то у Вани на лице нет боли, лишь волнение какое-то и ухмылка его сексуально-дурацкая. Он потерять ее боится, наверное. — Нет, я люблю другого человека. — Янка? Иванов несколько раз мотает головой отрицательно, руку убирает и в пол смотрит. Неловко это как-то, слишком тупо и вообще что-то не то, ну не должно так быть. Он же пару их разбил только что. — Ты. Как-то сухо и хрипло, но Ване этого хватает, он за подбородок лицо Данькино вверх поднимает, в глаза заглядывает. Высокомерно так, красиво. — А не пиздишь ли, малой? А что Данил может сказать? «Шутка! Повёлся?» Не смешно. Только Даня даже отрицание пробубнить не успевает, Ваня целует его. Не так, как Яна, иначе как-то, нежно и робко. — А зачем за Элей тогда бегал, придурок? Иван спрашивает, когда отрывается от губ возлюбленного, чувствует холодные ладони на своих плечах и думает, что он где-то между адом и раем, потому что они — блядские пидоры, но почему-то так плевать на это, обоим. — Чтобы тебя с ней не видеть. Встречный вопрос. — Такой же ответ. Смех у них звонкий, а руки тёплые. Поцелуи мокрые немного и полные любви. Они прижимаются друг к другу телами и трогают горячую кожу, раньше такой возможности у них не было, лишь сейчас появилась, нужно упущенное наверстать. — Что мы будем делать теперь? — Ну, видимо, встречаться. Данил улыбается, прячет свое розовое от смущения лицо в ключицах, не забывая оставить поцелуй, засосом солнечную кожу украсить хочет. «Она не любит тебя, Вань. Я люблю.»