Вселенная не заплачет о тебе, но я буду плакать.

      День трепетно стремился к завершению. На фоне устало звучавшей стали лениво топали маленькие, неуклюжие создания, отважно стремившиеся в бой. Уже бы спать, а им всё мало смертей. Многие уже готовились оторваться от непрекращающегося дня сражений, отойдя ко сну или предпочтя заняться собственными, более мирными делами с новым законом о Ночном перемирии. В это же время пламенная волшебница Лина и её верный саппорт, — Жарвакко, — в дружеском озорстве и здравии сворачивали по главной дороге куда-то в лес, чтобы понаблюдать за ещё одним своим приятелем, Ликаном, давно ушедшим в чащу разбираться с распоясавшимися кентаврами, что пели слишком громко у себя на полянке. Их писклявые голоса мешали окружающим безмятежно заниматься своими обязанностями и приготовлениями к завтрашнему, весьма непростому дню. По этой самой причине многим понравилась идея молодого волка, предложившего раз и навсегда разобраться с мужикоподобными лошадками. Лина же, за компанию с Жарвакко, шла на кентаврью полянку, дабы поглумиться над Ликаном, что вот-вот огребёт от банды «копытно-рогатых», по силе, пока ещё, превышающих молодого волка. Отдохнуть от непрекращающегося дня сражений нужно всем. И трое друзей планировали пропустить после всех этих разборок по кружечке славного эля в таверне. Хорошо всё же, что, когда-то давно, Древние, собравшись, решили заключить пакт о «Ночном перемирии», гласившем, что в ночное время атаковать друг друга строжайше запрещено. Ночью так тихо, теперь действительно спокойно, так безмятежно и даже… тепло. О да, можно собраться всем вместе, обсудить план дальнейших действий, тактику, а, может, просто поболтать ни о чём, обсудив хотя бы, кто что планировал делать после… битвы. После. Но вот, никто не знал, когда же наступит это заветное «После». Все знали, что это лишь слово с набором некоторых букв. Но все... все без исключения верили в это слово. Но придя на полянку, Лина и Доктор узрели совершенно не то, что хотели бы видеть: Акс и какое-то Дерево, которое они видели на днях, глумились над обессилевшим Ликаном, которого должны были бить абсолютно другие существа! — Да как вы смеете нарушать всеобщее правило ночного перемирия?! — возникла колдунья, уже нагрев огненный шар в своей руке. Лина и на миг не сомневалась в том, что она лишь марионетка в руках войны. Но она сражалась уже не ради славы и богатств, а во имя друзей и союзников. Так звучит её душа. А ведь волшебница всего лишь избрана тем невероятным стечением обстоятельств, когда всем существам в сознание вселилась страшная идея — убивать друг друга. Акс яростно рассекал лезвием своего топора лесной воздух, аромат пышечек каменных големов и всеобщее спокойствие, то и дело, окрашивала траву кровью Ликана, сломленного, как физически, так и духовно. Алый воин владел своим топором, как волк зубами! Оскал Могул Хана разжигал такой лютый страх внутри малыша-волка, чья жизнь вот-вот висела на волоске, что второй, казалось, готов был сам себя удушить, лишь бы не быть обезглавленным этим прославленным, ужасающим топором. Но всего миг отделял Ликана от смерти. И этот миг длился так долго лишь для самого волка. Взмах… и его псиная голова отлетела в дальние кусты, скрывающие двух любопытных существ, наблюдавших за кровопролитной схваткой. Их интерес лишь рос, как и тяга к сражению. Но такая удивительная вещь, как страх, всё ещё сохраняла им жизни. Красное лицо Акса скривилось в ужасающей гримасе. Он залился чудовищным смехом, казалось, сотрясавшим всё вокруг: и печальные деревья, и уносящий крики ветер, и даже безмолвные камни, окрашенные в багровые тона жертв этого могучего воина. Кажется, даже Дереву поплохело от подобных выходок Могул Хана. Неожиданно на поляну подоспела и остальная вражина, она занялась Жарвакко с Линой, отчаянно пытавшимися унести тело собрата с поля битвы. Сражение продолжалось неизвестно сколько часов или дней. Пока Акс развлекался с трупом Ликана, издеваясь над умершим, союзники его сломили и Доктора, и Волшебницу. Жарвакко только и успел, что послать сообщение всей своей команде, раздав оглушительный рёв горна, что находился за его спиной. Оберегая истощённое тело союзницы, поникнувшее с краю дороги, Жарвакко отчаянно продолжал колдовать: нести порчу и всякий вред своим недругам. Наконец, безумный взгляд Акса пал на истощённое тело пиромантки, чья грудь всё ещё легонько подёргивалась от дыхания. Она бы отползла подальше в лес, но силы предали. Лицо его окрасилось багровой злостью, а брови сомкнулись на переносице, образуя множество складок. — Жива, значит, гадина, ну держись! — завопил он и метнулся к девушке, прорубая себе путь чрез пушистые ветви елей и прочные стволы великих дубов. Тренту было невыносимо больно наблюдать за тем, как яростно Акс кромсает его собратьев, но дерево не могло как-либо помочь им. Ему оставалось лишь отводить тоскливый взгляд и сглатывать обиду, медленно ступая вслед за разошедшимся союзником, то и дело проваливаясь массивными лапищами в размокшую от дождя землю. Внезапно начавшийся ливень превратил дорогу в сплошное грязевое месиво. Ветер нахально шарил под одеждой и от него мог спасти только самый плотный, шерстяной плащ, либо непробиваемый панцирь или толстая шкура. Пока сутуловатый доктор выкрикивал заклинания на каком-то неведомом многим языке, снежный Калдр уже спешил к колдунье, услыхав где-то у лавки мольбу о помощи, посланную через горн. Ледяной призрак нёсся над землёй так быстро, как не летал ещё никогда. Казалось, от его тела в порыве спешки отрывались маленькие кусочки льда и в безысходности своей падали на, и так размокшую от дождя, землю. Капли нещадно разбивались о голову и плечи, заставляя, и без того ледяное, тело твердеть ещё больше. Вода скатывалась с призрака маленькими ручейками, рассекая заснеженные участки и ровняя небольшие бугорки его туловища, затвердевая где-то внизу и образуя непроизвольное жало, бившееся о камни, и от того разрушающееся, а потом восстанавливающееся вновь. Он уже стал походить на подобие замороженного рожка, только не хватало вишенки сверху. Хотя, дождь, наоборот, лишь сглаживал голову Калдра, заставляя ту быть похожей на какой-нибудь гладкий снежный комок для снеговика. Он врезался в стволы неприметных деревьев, задевая руками ветви. Чащу рассекал уже не тот апатичный и вялый Аппарат, каким он был большую часть времени (и даже во время сражений). В его глазах читался неподдельный страх, какая-то лютая тревога, охватившая его целиком. Бесчувственные глаза залились краской переживаний, пугающе мёрзлое и по-истине своей жуткое, безразличное и даже какое-то неживое дыхание сменилось боязливым и ломающимся, вздрагивающим из раза в раз. Падающая листва липла к его телу, но всё это было ничто в сравнении с мыслью о потере огненной волшебницы. Калдр не был глуп и понимал, что им не выиграть войну без Лины. Да и какая-то странная мания к колдунье подталкивала привидение ещё больше к отчаянным рывкам в её сторону. Калдр спешил. Калдр перестал думать. Он хотел спасти. Спасти последнюю надежду всей своей команды. Ледяные подобия рук сжали в когтях воздух, призрак вдохнул поглубже и направил ледяной туман на спешащего к волшебнице врага. Тот овил Могул Хана, оплёл его змеями, сковал и заморозил. Лина уже готова была издать последний вздох, но в тот момент топор Акса отлетел в сторону, вырванный силой ветра. Алый воин взревел, веки колдуньи сомкнулись, она казалась сломленной вечной битвой, оседающей на её плечах. Снежная буря усилилась, сметая всё на своём пути. Это были не белые хлопья, мягко соприкасавшиеся с кожей. Это были до ужаса острые и неприятные осколки льда, со всей силой стремившиеся вонзиться в любого, осмелившегося приблизиться хотя бы на шаг к Апаратту и Лине. Из Акса вышел бы отличный снеговичок, если бы он в порывах гнева и ярости не пытался вырваться из ледяного плена. Но клетка его уже была готова и надёжно скреплена всей злостью и неистовостью морозного духа. Ледяные подобия рук грациозно рассекали воздух, оплетая противника ледяным дождём. Наконец, дух устремился к волшебнице. Подоспев к обездвиженной Лине, Калдр бережно укрыл её шалью, что скрыла ту от врагов. Сам же он, словив от обозлённого Акса проклятие, называющееся «Голодом битвы», в безмолвном ужасе замер. Остановился, оглянул свои ледяные руки. По ним разливался Огонь, но какой-то безобразный, отравляющий всё тело, до ужасающей дрожи разливающийся по груди и призрачно морозным рукам. Он не жарил, он отравлял. Он пугал своим холодом, своим окрасом. Он пугал. Калдр чувствовал его абсолютно всеми своими льдинками, ощущал, как огонь пронзает его насквозь, мешает дышать, поднимать веки. Жить. Он кинул взгляд на отчаянно борющегося Жарвакко, что пытался сдержать натиск врага. Кажется, тот тоже посмотрел на него. Накипавшее сражение внезапно заледенело, замедлилось лишь для них двоих. Губы Доктора в надежде что-то прошептали, еле различимое сквозь весь этот шум: «Спаси её». Призрак не услышал, но почувствовал. Волна тока вдруг уколола его куда-то в уголок глаза, пробежала по плечу, повернула к спине, овила поясницу и... сгинула. Калдр пошатнулся, смахнув стекающую каплю с морозного лица, кивнул Доктору. Тот как-то печально улыбнулся, и сражение взбурлило вновь, снося своей волной дряхлое тело союзника. POV Лина Неожиданно плечи мои охватил неимоверно морозный, прожигающий до сердца, холод. Он сковал мою душу, мои лёгкие, язык. Грудная клетка поднималась потихоньку, тяжело, старалась захватить в себя как можно больше воздуха, сердце немело, его будто охватила какая-то невообразимо страшная порча. Я не могла говорить. Не могла слышать. Я лишь чувствовала боль и нарастающий страх вместе с холодом, обнявшим всё тело. Но я видела как ему ещё больней. Под тяжёлыми веками видела я капли воды, стекающие по его ледяному лицу. Это не был дождь. Это были солёные горькие слёзы, доказывающие, что и у Калдра есть сердце. Я видела как он тает, как пальцы его становятся ещё тоньше и ещё прозрачнее. Мой огонь и мой жар убивал его. И призрак знал это. Не только знал, но и ощущал на себе! Прямо сейчас! Но он не отпускал… Не отпускал до последнего момента, пока ледяные подобия его рук совсем не растаяли до локтей. И тогда он схватил меня ещё крепче. Прижал к холодной груди, обнял оставшимися конечностями, оттаскивая моё тело глубже в лес, в заполонившую меня тьму. Я не видела ничего. Лишь чувствовала его и страх, разъедавший меня изнутри, пожиравший меня, не отпускавший. Чудовищный. Безобразный. Страх. Я прожигала Калдра насквозь, ранила. Убивала. Спасал ли он меня, думая о победе или о чём ещё — это было неважно. Я не могла думать о сражениях или о бедном погибшем Ликане. Все они будто исчезли в один миг, как исчезает сейчас на моих глазах Калдр. Я могла мыслить лишь о нём. Лишь о его подвиге и о его жертве. Спасибо, милый Калдр. Я выиграю. Я изничтожу всех их. Я… не забуду тебя. *** Вспышка света вдруг озарила всё вокруг, и лес заверещал и зашумел, невольно вздрагивая и рассекая воздух ветвями. В голове всё шумело, в глазах темнело и искрило. Силуэты проносились и мелькали где-то вдали. Стрела сорвалась с тетивы и… на земле осталась лишь лужица, безобразно растекающаяся в стороны. Она испарялась. Впитывалась в почву. Она исчезала. Он исчез.