Желтые канарейки (Yellow Canaries)

      Лиам убил Тео — вот что происходит, когда ты пытаешься творить добрые дела.       Все это началось, когда помощники рассказали шерифу, который рассказал Мелиссе, которая рассказала его отчиму, который рассказал его матери. Шериф также рассказал Пэрришу, который рассказал Лидии, которая рассказала Стайлзу, который рассказал Скотту, который рассказал Малии, которая рассказала Дереку, который рассказал Питеру, которому насрать.       Никто не рассказал Лиаму, потому что никто никогда ничего не рассказывает Лиаму, вот почему Лиам всегда подслушивает разговоры других людей и вот почему он знает кое-что о прошлом и теперешнем выборе нижнего белья миссис Дженкинс, о чем не должен знать ни один человек или оборотень. Лиам начинает сомневаться, как она планирует использовать те швейные иголки, которые, как она думает, он украл.       Благодаря своей шпионской деятельности Лиам также знает, что Тео, видимо, спит в своем пикапе и никто не понимает, что с этим делать.       Скотт спросил Дерека, может ли Тео на какое-то время остаться в одной из комнат в его пустом здании, но потом Дерек спросил Скотта, не Тео ли был тем, кто пытался их всех убить, пока его не было в городе, а потом Лиам чихнул, и его мама заметила, что он шпионит за ней и Дэвидом за дверью. По-видимому, это даже был не секрет, они не пытались намеренно скрыть от него эту информацию, просто никто не подумал рассказать ему, как будто это не Лиам буквально вытащил химерью задницу обратно из-под земли и сделал его своей ответственностью.       Хотя он не мог у них ничего спросить, потому что это не соответствовало тому, что он просто случайно проходил за дверью, он никого не подслушивал, так что он пошел к Мейсону и поговорил об этом с ним.       Мейсон сказал: «Это отстой, что он живет в пикапе», и Лиам сказал: «Да, это отстой», и они два часа подряд играли в видеоигры. Прежде чем отправиться домой, Лиам сказал: «Так это отстой, что Тео живет в пикапе, да?», и Мейсон сказал: «Да, это отстой», и они попрощались. Лиам шел несколько минут, а потом осознал, что он на самом деле не последний, кто узнал об этом, потому что пока никто не рассказал ему, никто не рассказал и Тео, поэтому он решил позвонить ему.       — Да? — Тео ответил на телефон, и Лиам только тогда вспомнил, что Тео уже знает, что он спит в своем пикапе, поскольку он сам это и делает.       — Ты отстой, — сказал он вместо этого. — Живешь в своем пикапе. Отстой, что ты так делаешь. Ты не хочешь отсосать мне, в смысле, ты не хочешь быть отстоем в моем доме?* — Лиам сглотнул и какое-то время слушал тишину, после чего добавил: — У нас будет пицца вечером.       — Ладно. — Тео повесил трубку, оставив Лиама гадать, на что именно он сейчас согласился.       Он сразу же позвонил своей маме.       — Мам, думаю, я пригласил Тео на ужин.       — Думаешь?       — Я не уверен, пригласил ли я его на ужин или пожить с нами.       Тогда Лиам и понял, что он, видимо, сделал доброе дело, поскольку он опустил ту часть, что он, похоже, пригласил его еще и отсосать его член, и его мама не разозлилась на него. Она сказала, что он совершил хороший поступок и что они поговорят об этом, когда он вернется домой.       Они действительно поговорили об этом, в основном его мама и отчим, а Лиам просто слушал, а потом они поговорили снова, и Лиам снова слушал, но в этот раз Тео тоже слушал, и вот так Лиам в итоге оказался в своей комнате с трупом.       Тео еще не мертв, Лиам до сих пор слышит, как он стонет и ворочается в нескольких метрах от него, на раскладушке, которую ему предложила его семья, его простыни и одеяло сброшены на пол, а когти глубоко впиваются в подушку, но совершенно ясно, что он вскоре испустит последний вздох. Лиам бил Тео несколько раз в жизни и даже видел, как в него выстрелили, но он ни разу даже не заскулил, поэтому весь этот шум, который он сейчас издает во сне, настолько громкий, что разбудил Лиама, может означать только то, что он умирает.       Лиам садится, опустив босые ноги на холодный пол, и чувствует себя невероятно виноватым, потому что это не может быть совпадением — то, что Тео решил умереть в тот же день, когда Лиам случайно пригласил его остаться у него. Он не знает, в чем именно дело, может, в подушке, может, у него аллергия на гусиные перья — это бы объяснило, почему он пытается разорвать ее на части, — может, дело в отоплении: он слишком привык к холодным ночам в пикапе и теперь все его внутренние органы плавятся. Может, Лиам пукнул во сне, и этого достаточно. Прошло уже два года, но Мейсон продолжает настаивать, что он почти умер в тот раз, когда Лиам объелся бобов. Может, Тео просто не привык спать в одной комнате с другими людьми, и его тело реагирует на это, а может, дело в излишней доброте его родителей во время ужина, которые все повторяли: «Ты наелся? Уверен? Возьми еще кусочек пирога, ты такой худенький, милый», — а он не худенький, кстати говоря, но в глазах его матери все слишком худенькие, вот почему Лиам напоминал толстый шарик, когда был младше. Родителей иногда сложно выдерживать, если ты к ним не привык, может, это они убили Тео, а он просто подождал, прежде чем умереть, чтобы не быть грубым. Лиаму нравится эта идея, потому что так он останется невиновным.       — Тео, — шепчет Лиам, осторожно приближаясь к спящему парню, потому что если он просто заставит его объясниться, прежде чем он умрет, то все будет намного проще: Лиаму нужно знать, должен ли он чувствовать себя виноватым из-за этого или нет. — Тео, проснись.       — …нормально, — бормочет Тео тонким и болезненным голосом. Лиам замирает, нахмурившись. Погодите. Это не боль. Он принюхивается к воздуху, изучая химические сигналы. Страх. Тео напуган. — …тебе не нужно останавливаться…       — Тео! — снова зовет его Лиам, в этот раз громче, и немного встряхивает его, потому что разумеется это должно остановиться, что он несет.       Лиам кончиками пальцев чувствует, что его футболка потная и теплая. Тео широко открывает глаза, и паника до сих пор виднеется в его голубых радужках и расширенных зрачках. Хотя всего секунду, потому что как только он встречает взгляд Лиама, то делает глубокий дрожащий вздох, и его когти мгновенно втягиваются, выпуская подушку, которая падает на пол.       — Лиам? — шепчет он, и Лиам морщит нос, по-прежнему проверяя воздух. Облегчение.       — Ты в порядке? — спрашивает он, чувствуя, как сердцебиение Тео постепенно возвращается к обычному спокойному ритму.       Тео садится и прочищает горло, глядя на простыни на полу. Кожа на его голых ногах покрыта мурашками и холодным потом.       — Да.       Физически он в порядке, Лиаму не нужен ответ, чтобы увидеть это.       — Ты посмел разбудить меня, хотя ты на самом деле не умираешь, поверить не могу, — ворчит он, подхватывая проколотую подушку и простыни и бросая их обратно на матрас. — Ты такая королева драмы.       — Я не будил тебя, — слабо протестует Тео, глядя на свои руки.       — Определенно разбудил, — настаивает Лиам, немного наклоняясь к нему, чтобы еще раз незаметно понюхать его. Он по-прежнему пахнет неправильно. — Ты уверен, что не умираешь? Что случилось?       — Ничего, — пожимает плечами Тео, но лицо Лиама, должно быть, показывает, что он совершенно не убежден. — Мне снился сон.       — Тебе снился кошмар, — замечает Лиам, нахмурившись. — Что тебя так сильно пугает?       — Мне не было страшно. — Тео избегает его взгляда, поправляя свои простыни. Лиам автоматически помогает ему заправить их под матрас.       — Было и до сих пор страшно. Я чувствую это. В чем дело? — Лиам видит по глазам Тео, что он явно собирается сказать что-то вроде «ни в чем, ни черта я тебе не скажу», и вздыхает. Сейчас три часа ночи, у него нет на это времени. — Скажи мне, я помогу. Я отлично разбираюсь в таких вещах.       Тео скептически приподнимает бровь и наконец-то становится больше похожим на себя.       — В каких вещах?       — В таких, — пожимает плечами Лиам, потому что он понятия не имеет. — Скажи мне, чего ты боишься, и решу это за секунду, давай, я тебе покажу.       Лиам думает, что ему придется надавить еще сильнее, но Тео начинает рассказывать.       — Канареек, — выдыхает он сквозь зубы. — У твоей соседки есть две такие на крыльце. Мне они не нравятся. Они жуткие.       — Ты боишься канареек, — безэмоционально повторяет Лиам.       Тео кивает, стиснув челюсть:       — Да.       — У тебя был кошмар о канарейках. — Голос Лиама по-прежнему совершенно пустой, и он практически гордится собой за это.       — Да. — Тео, напротив, почти рычит.       Лиам сглатывает, крепко сжимая губы. Он может это сделать.       — И что делали канарейки? — Его голос лишь чуточку выше, чем обычно, это почти незаметно.       — Они клевали меня, — говорит Тео, и по его свирепому взгляду становится ясно, что он определенно заметил усилия Лиама. — Своими острыми клювами. Они разрывали меня на части.       Лиаму приходится сделать несколько глубоких вдохов, чтобы взять себя в руки. Канарейки миссис Дженкинс разрывали Тео на части. Трагедия, просто трагедия. Совершенно ничего смешного. Он может это сделать.       Потом он кое-что вспоминает.       — Ладно, но зачем ты говорил канарейкам не останавливаться, если они разрывали тебя на части своими острыми клювами? — медленно спрашивает он. Он просто надеется, что это не какой-то мазохистский фетиш.       Тео не выглядит так, словно собирается ответить на это, но потом, на удивление, отвечает:       — Потому что я чувствую себя виноватым.       — Из-за чего? — озадаченно уточняет Лиам, потому что Тео переехал буквально только сегодня, он не мог ничего сделать миссис Дженкинс. Не то что Лиам, который определенно украл ее швейные иголки.       Тео закусывает губу и опускает голову.       — Я убил канарейку, когда был ребенком. Я бросал камни в своем саду и попал в нее.       Лиам таращится на него. Он сейчас что, священник, слушает исповедь или вроде того? Он должен отпустить ему грехи или что? Но опять же, он сам спросил.       Он прочищает горло и пожимает плечами.       — Ну, это была случайность.       — Не знаю, — моментально отвечает Тео, и Лиам хмурится в замешательстве. — Я не помню, была ли это случайность. Может быть, нет.       Лиам молчит.       — Все равно, — говорит он спустя какое-то время. — Ты бы убил канарейку сейчас?       Тео качает головой:       — Нет.       — Ну вот и все, — пожимает плечами Лиам.       — Это не меняет…       — Слушай, — моментально обрывает его Лиам, тыкая в него пальцем. — Ты не можешь винить себя всю жизнь, потому что ты один раз убил канарейку, иначе ты никогда больше не будешь спать, а это значит, что я больше никогда не буду спать, поскольку теперь ты, видимо, спишь здесь. Канарейки будут всегда, понимаешь, даже когда умрут канарейки миссис Дженкинс, она просто купит новых, и ей даже плевать, что на самом деле она их не любит, эта старуха не любит ничего, кроме своих швейных иголок, а когда умрет она, а это займет вечность, потому что она все равно наверняка бессмертная, то кто-то другой купит канареек, может, я их куплю и…       — Зачем тебе покупать канареек?       — Потому что канарейки — маленькие мягкие желтые шарики, и они милые! — жарко восклицает Лиам, и его мать кричит в ответ что-то очень оскорбительное и совершенно не материнское из другой комнаты. Лиам понижает голос, но тот по-прежнему остается очень пылким. — И честно говоря, в том, что они твои враги, есть смысл — тебе наверняка нравятся летучие мыши или что-то такое.       Тео надувает губы:       — Мне не нравятся летучие мыши.       — Ты любишь их.       — Не люблю.       — Они твои любимые животные, хватит врать, — велит Лиам. — Эй, это нормально: ты можешь любить летучих мышей. Только то, что они уродливые, темные и злые, не значит, что ты не можешь их любить.       — Я не…       — Но ты любишь, вот в чем дело. Даже если ты не хочешь, даже если в этом действительно нет смысла, даже если больше никто их не любит и если они наверняка опасные, странные, и спят вниз головой, и иногда кусают людей до смерти, ты все равно их любишь, и все тут. — Лиам пожимает плечами. — Ты не выбираешь, кого любить. Ты можешь любить желтых канареек всю свою жизнь, а потом внезапно обнаружить, что любишь черную летучую мышь. Это случается. Людям нужно понимать это. Это все равно не их дело, они могут не доверять летучим мышам, сколько хотят, и они, пожалуй, имеют полное право на это, потому что летучие мыши пытались убить их в прошлом, но всегда будет кто-то, кому нравится проводить время с летучими мышами и говорить с ними, и никто не может ничего с этим сделать. Просто все так, как есть.       Комната погружается в молчание, и Тео странно пялится на Лиама несколько секунд.       — Если ты принесешь домой летучую мышь, я вернусь спать в пикап, обещаю тебе.       Лиам вздыхает.       — Не принесу, — уверяет он Тео. Как будто ему правда необходимо это делать. Летучие мыши пугают его до усрачки. — У тебя будет еще один кошмар?       — Может, теперь он будет про летучих мышей, — саркастически ухмыляется он. — Это должно было помочь мне лучше спать?       — Нет, — качает головой Лиам. — Это должно. — Он покидает комнату и возвращается только спустя пять минут, бросая Тео на колени своего старого тряпичного орла. — Вот. Орлы едят канареек.       — На самом деле нет, — бормочет Тео, изучая орла в своих руках. Он немного потрепанный — Лиам отказывался спать без него, когда был ребенком. А еще бросал его в стены и в людей, когда злился.       — Еще как едят, они едят всех, кто меньше, чем они.       — Я не буду спать с тряпичной игрушкой, Лиам, — твердо отрезает Тео.       — Будешь, — пожимает плечами Лиам. — Он идет в комплекте с кроватью.       — Тогда я буду спать на полу.       — С полом он тоже идет в комплекте, — упрямо настаивает Лиам. — Он идет в комплекте с домом.       Тео свирепо смотрит на него, потом на орла и уже собирается ответить, но Лиам ему не позволяет.       — Слушай, просто поверь мне в этом: тебе нужно разорвать канареек на части когтями орла.       Тео фыркает:       — Твое решение, как мне перестать чувствовать вину за убийство канарейки, — это убить еще больше канареек?       — Да, — пылко кивает Лиам. — Во сне, естественно, не в реальности. Никогда в реальности. Но если канарейки приходят за тобой, тебе нужно бороться с ними. Ты не можешь говорить им продолжать, потому что им нужно остановиться. Так что ты скажешь: «Мне очень жаль, что я убил канарейку, когда был злобным ребенком, но я больше не такой, и я жив, и я не могу жалеть об этом всю жизнь, и я не могу позволить вам разрывать меня на части, так что я буду бороться, если вы попытаетесь заклевать меня, и я выиграю, потому что у меня когти орла, а все, что есть у вас, — это ваша желтизна и пушистость. Так что проваливайте». Вот что ты скажешь канарейкам.       В комнате снова повисает молчание. Лиам выжидающе смотрит на Тео.       — Скажи это, — настаивает он.       — Что?       — Скажи, что ты скажешь канарейкам «проваливайте».       Тео рассеянно кусает ноготь на большом пальце, глядя на Лиама. Другой рукой он сильнее сжимает орла.       Лиам терпеливо ждет.       — Я скажу канарейкам проваливать, — громко говорит он, и Лиам улыбается.       Открывается дверь. Дэвид смотрит на Тео с хмурым выражением лица. Лиам правда не может винить его.       — Ему не нравятся птицы, — объясняет он.       Тео неуклюже прячет тряпичного орла под одеялом. Дэвид еще до сих пор не моргнул.       — Ребята, вы можете быть потише? — просит он через какое-то время, медленно, как обычно говорят с сумасшедшим, который стоит возле другого сумасшедшего.       — Да, конечно, — быстро кивает Лиам. Тео по-прежнему выглядит так, будто его поймали на том, что он говорил дерьмо за спинами канареек, что и произошло. — Прости, что разбудили.       Его отчим бросает на них еще один странный и немного испуганный взгляд, а потом закрывает дверь. Лиам удовлетворенно улыбается, потому что в его голове это прошло намного хуже — с шерифом, который допрашивал их обоих о жестокой банде наркоторговцев, называемых канарейками.       — Просто чтобы убедиться, — шепчет он, направляясь к своей кровати. — Раз уж он испортил момент, что ты скажешь канарейкам?       — Отъебись, — бормочет Тео, забираясь под одеяло, и Лиам решает притвориться, что это был ответ на вопрос, а не пожелание ему.       — Хорошо. Вот именно. Тогда ложись спать, — вздыхает он, тоже проскальзывая под одеяло, теперь уже холодное. — И в этот раз дай мне поспать, глупая летучая мышь. Я принесу тебе настоящих канареек и натравлю их на тебя, если ты снова меня разбудишь.       Тео почему-то молча улыбается и выглядит практически удивленным. Потом кивает:       — Не разбужу.       — Обними орла.       — Черта с два.       — Я знаю, что ты хочешь, — говорит Лиам, устраиваясь в кровати поудобнее и поворачиваясь лицом к стене. — Он такой же мягкий, каким кажется.       Тео не отвечает, и Лиам ждет, пока его дыхание не станет глубже и медленнее, после чего выглядывает через плечо, чтобы посмотреть на него.       Он обнимает его. Лиам так и знал.       В глубине души Лиам знает, что Тео на самом деле не боится канареек, потому что его сердце пропустило удар, когда он это сказал.       Но он спокойно спит всю ночь, поэтому, возможно, Лиам все равно как-то помог ему.