Тогда.
— Это будет круто! — заверил всех Ричи, потрясая наполовину опустошенной бутылкой рома «Captain Morgan Spiced Gold». — Правила просты, как вся моя жизнь: мы по очереди заходим в комнату к связанному по рукам человеку и набухиваем его. Чем. Только. Хотим. Шоты! Коктейли! Шампанское! Ричи и не подозревал, насколько сильно алкоголь делал его громким… еще более громким. Но это замечали его друзья. И на фоне этого не было ничего удивительного в том, что он становился еще более охочим до авантюр, с пеной у рта готовый отстаивать свою сомнительную правоту в вопросах, о существовании которых он даже не подозревал. — Вопросы? Стэн, опусти руку! В силу своего возраста, Неудачники без энтузиазма брались за крепкие напитки. За исключением Роберта — этот человек пришел сюда наебениться с Денбро. И его план был уже частично выполнен. Билл то и дело клевал носом ему в плечо, пьяненько обмякая под манящим своим теплом боком, а Боб — человек, знающий свою алкомеру, — наслаждался зрелищем, водя ладонью по спине пригревшегося мальчишки, который уже был не против чужой лапы у себя под свитшотом. Чтобы хоть как-то довести всех до кондиции, самый громкий, а значит — правый, предложил гениальное решение: — Значит, играем! Относительно не убитые алкоголем Хейстек и Стэн неуверенно переглянулись. Всех, вроде, все устраивало, но Эдди решил прояснить: — Стоп-слово? — Никаких разговоров в процессе, — строго наказал Ричи, протягивая Майку галстук. — Завяжите имениннику глаза. Чуть не опрокинув стакан с, как ему казалось, колой, Билл встрепенулся. От попытки подняться его удержали одной только рукой, перехватившей его поперек талии, но Билл был непреклонен. Выглядел он в тот момент очень важно. — Я иг-граю!***
Молча покинувший спальню, Бен многозначительно махнул ладонью, второй зажимая себе улыбающийся рот. Еще пару минут назад он вошел в комнату с коньячным бокалом шампанского и пестрым малиновым галстуком в руках, а вернулся с отличными фотками на память. Следом за Беном выскользнула и Бев. Девушка утирала скопившиеся в уголках глаз слезы и, как-то хитро улыбаясь, надевала на помаду колпачок. Показавшись на лестничном пролете, они разминулись с балаболом. Каждый из Неудачников пытался внести в образ Стэна толику чувств, каждый по-своему. Послышалось шуршание ткани. Взметнувшиеся ладони Стэна резко перехватили и развели в стороны, «распяв» на родительской постели. Если Ричи, будучи пьяным, палил своей гиперактивностью, то Стэн, напротив, подтормаживал. Вообще-то, трогать запрещалось, но имениннику это и не представлялось возможным. Сопротивление, помноженное на алкоголь, выглядело забавно. Стэн морщился под прикосновениями, отворачивался, зажимался и пытался стонать сквозь зажавшую его рот ладонь. Единственное, на что он был способен в этот момент, — это чувствовать. Перед Стэном упали на колени, слишком резко и неожиданно; Стэн живо подобрал ноги под себя. Но ему не позволили отстраниться, нагло ухватив друга под колени и подтащив обратно — к самому краю. «Руки Бена? Может, Майк… кто этот парень вообще такой, я с ним так мало знаком. Он еще и взрослый. Сколько ему, пятнадцать? Ричи?»— в его беспокойном разуме вспыхивал один образ за другим. Он не мог определить, кому принадлежали эти похотливые руки. Он обязательно догадался бы, действуй тот чуть медленнее, давая зацепки. В какой-то момент руки исчезли с его голых коленей. Его потащили в неизвестность, ниже и ниже, усаживая на пол и заводя руки вверх. Стэн не понимал, зачем это, и отказывался выполнять правила этой, уже совершенно не смешной, игры. Однако руки силой завели за голову, привязывая запястья малиновым галстуком к ножке, пропуская одну петлю ткани через спинку. — Стоп-слово? — напомнил Стэн. Но ему не ответили. Внутри все похолодело от страха перед неизвестностью. Лицо щекотала ткань футболки, от которой было сложно увернуться в этой тесноте между их телами. В нос ударил пряный запах золотого рома, жареного миндаля и свежескошенной травы. Терпкий и сильный запах кожи, очень специфичный. У него оставалось каких-то несколько минут наедине со Стэном, из которых большую часть Майк потратил, набираясь храбрости. Но сейчас он утопал и хотел за короткий промежуток времени успеть все… Выцеловывал шею, плечи, старательно держась подальше, дабы не выдать себя лишним движением. Боже, а ведь этот ребенок младше его на год, два? Под рубашкой у Стэна ничего не было, что стало приятным сюрпризом. У Майка грубые, истинно рабочие руки, но в этот самый момент его ладони обводили утонченную фигуру скромного еврейского мальчика с особенной нежностью, разбавляя «молоко» его кожи «кофем» собственных рук. Помогая ладонями выгнуться, Майк припал губами к беззащитной груди, задержав ласковый взгляд на манящем розовом соске, так и просившемся на язык. И он сделал это. Стэн задохнулся от ощущений — это оказалось высшей похвалой. Возвращаясь из уборной, Билл услышал какой-то шум и решил проверить тех двоих, но не успел открыть дверь полностью, так и оставаясь стоять перед узкой щелкой. Майк закрывал Стэна собой фактически полностью. Действовал он осторожно и нежно по отношению к их общему другу. Билл был так ошарашен увиденным, что потерял всякую осторожность. Он только и мог, что смотреть на дрожащие разведённые коленки, скользящие стопы по ковру. Собственная ладонь в напряжении сжала дверную ручку. Билл бы обязательно ее со скрипом опустил, но его остановили в последний момент - чьи-то пальцы переплелись с его, отнимая руку от ручки. Над ухом раздался шёпот, с ноткой издевки: — Подсматривать нехорошо. Боб устроил свою голову на узкое плечо Билла, заглянул в комнату, и от увиденного теснее сжал свободную ладонь на бедре Билла. — Ууу, а вот ЭТО уже больше похоже на вписку… Хочешь, я сделаю тебе так же? Билл вжал голову в плечи, испуганно отвернувшись, неожиданно смущенный зрелищем. Но Боб вернул его в реальность, беззастенчиво забираясь под ткань толстовки, поглаживая по груди в такт движениям того темнокожего паренька. У Билла подкосились колени. Пальцы зашкрябали по обоям, собираясь в кулак, и Билл вновь посмотрел в комнату, упираясь лбом в косяк двери. — Да. — Мне это сделать языком? — на мгновение убрав руку из-под толстовки, Боб смочил пальцы слюной и вновь вернул ладонью под ткань, безошибочно находя сосок. Второй рукой Боб крепко прижал Билла к груди, удерживая от падения, и продолжил: — Да ты пьяненький, милый. Идем… Идем. Забрать слабо сопротивляющегося подростка было делом несложным. Роберт очень вовремя утащил Билла в комнату напротив, так как через каких-то пару минут из спальни выскочил ошалевший и напуганный Майк, бросивший Стэна самого разбираться со своим стояком. А затем у двери появился Ричи, провожая Майка удивленным и несколько взволнованным взглядом. Он застал Стэна утирающим губы тыльной стороной ладони, размазывая помаду по левой щеке. Отметины на запястье говорили о том, что до этого парень отчаянно вырывался. Вторая рука оказалась все ещё заломленной назад, запутанной в галстуке и вяло свисающей вниз. «Ох, Стэнли…!» — уязвимость он всегда рассматривал как мольбу о сексе и новый опыт в котором ему еще не светит года два. Хотя бы в шестнадцать. Привязанный, в крови, ошибочно принятый за совершенно пьяного (за что говорили раскрасневшиеся уши и лицо), оторопевший, потерянный, наспех застегнутый, с мило трясущимися коленками и изломанными в вечном недовольстве губами, накрашенными Беверли. «Ох, Стэнли... это испытание?» — Ричи был одним из тех, кто прошел в спальню с пустыми руками, но ему было что предложить другу.***
— Боб! — испугу в этом коротком вскрике было столько, что тот оторопел, посчитав, что случайно задавил мальчишку под собой. Он тут же поднялся над ним на локтях и вскинул голову, заглядывая в широкие омуты зрачков. Теплое дыхание опалило Биллу лицо. Смех у Роберта был хриплый, тихий, успокаивающий, как и губы. Билл не помнил, когда последний раз так нежно кого-то целовал и делал это сам. Ситуация казалась правильной, а действия сами собой разумеющимися. — Напугал? — в губы лизнули, проводя языком до самого носа. — Денбро! Денбро! Потише, мальчик. Роберт перевел для себя эти действия, как тоску Билла по его рукам или ярко выраженное желание быть вновь трахнутым языком в рот. Кулаки, расставленные по обе стороны от головы Билла, расправились в ладони, и по бритым вискам мальчишки нежно провели пальцами. Боб хотел запечатлеть этот момент в своей памяти: просяще приоткрытый рот, яркие зализанные губы, спадающая назад косая челка, взгляд рассеян. Указательным пальцем Боб осторожно погладил шрам над бровью, что Билл принял за намек и склонил голову в сторону, прижимаясь к ней щекой. — Ты такой ласковый, Билли, — взвыл Боб, резко склонившись и забодал мальчишку лбом в висок, — Я сверну тебе шею, если ты будешь так себя вести с кем-то еще. Боб даже и не подозревал, как потрясающе смотрелась длинная и тонкая шея Билла в этом изгибе, аккуратно переходящая в узкие плечи, усыпанные россыпью веснушек на бледной коже. Собственные пальцы медленно сжались в кулаки от почти физически ощутимой фантазии, где бы он, Роберт — со всех сторон мудачье и громкий нахал, — проводил по продрогшему телу своими избитыми в уличных драках ладонями, разводя руки Билла в стороны и вставая так близко, чтобы Денбро ощутил их разницу в росте. В его фантазиях Билл был намного мягче и податливей. Он не просто не замечал во внешности Роберта изъянов — он был влюблен в них. В забитое оскорбительными выражениями (на испанском, в том числе) тело, в нескончаемый треп, в тако собственного приготовления, которое Роберт по обыкновению перчил слишком люто. Словно подслушав его мысли, Билл выгнулся ему навстречу, обхватывая руками и ногами. Притянул к себе, заставляя лечь сверху, и, кажется, наслаждался тяжестью чужого тела. Роберт над ним стоял напряженной скалой, пока не понимая, что Биллу и правда не тяжело. Только осознав это, Боб стал медленно опускаться на вдавленное в матрас худое тело, ищущее в нем пьяного понимания и ласки. — Пьяная моя любовь… Для Билла все это копошение было игрой. И он позволял Роберту вынюхивать себя, кусать в шею и странно двигать над ним бедрами, ублажая внутреннее клокочущее в голове бешеное желание обладать. Боб хотел бы стереться об этого нежного ребенка. Рычание над ухом Билла совершенно не беспокоило. Только где-то на грани слабо сохранившегося рассудка скользнуло: «От него так пахнет сигаретами. Надеюсь, мама не подумает, что я курю».