«я держал, держал себя, но всё же заклинило. подожди, я не могу так, Боже, всё, это клиника. там, где над кроватями окна, и ждет давно меня к себе «доброжелательный» доктор. я в «порядке», я люблю также честно. я спрячу ненависть за добрую и тёплую песню.» (с) pyrokinesis — витаминки.
— Шерил? — девушка в кожаной куртке, на которой красовалась зелёная шипящая змея с надписью «Саут-Сайд», сидела напротив своей подруги, иногда сотрясая её за плечи, как бы пытаясь привести в порядок, но всё было безуспешно. Блоссом выглядела слишком потерянно, чем вызывала сильное беспокойство у Топаз. Пострадавшая и испуганная Шерил разместилась на кровати у Тони, прислонившись к холодной стене и обнимая себя за коленки. Она совершенно не понимала, где она и что она тут делает, не до конца соображая, кто же девушка напротив, что так тщетно пытается привести её в чувства. Когда-то ярко-рыжая копна волос Блоссом ярким пламенем горела на её голове, сейчас же всё, что осталось от её шикарной шевелюры - тусклые секущиеся волосы, слишком потрёпанные для её вида. Яркая же красная помада цвета спелой тёмной вишни, что так нравилась Топаз размазалась, оставляя последние еле видимые следы, вот-вот собирающиеся исчезнуть с её уст. Впалые синие мешки, которые находились под глазами продолжительное время, имели размер полумесяца, появившиеся то ли от недосыпа, то ли от слишком сильной усталости и измученности, а может от всего сразу. Но самое страшное и ужасающее, что было в ней - не эти мелочи; не мелочи, которые были связаны с внешностью, которые так легко можно было поправить, и которые ничуть не делали её уродливей - самое главное, что пугало Тони - стеклянный взгляд Шерил, такой ненастоящий, будто всё человеческое, что было в ней было убили до последней капли, выжали с таблетками, которые силой ей впихивали в рот, и с уколами, которые насильно, в удерживающем кресле, затаскивали ей под кожу, путая мысли. Топаз даже было страшно представить, что с ней делали, что в неё качали, какие сильные препараты заливали в её глотку, пытаясь её превратить в «нормальную». Она больше, чем была уверена, что ей вправляли мозги насчёт «неправильной» ориентации. Кто они блять такие, чтобы лишать её выбора, кем ей быть? Глаза наполнялись горячей жидкостью, мешая видеть отчётливо мир, но давать волю эмоциям и чувствам Тони точно не собиралась, лишь часто моргая, в надежде, что это поможет иссушить наплывшие слёзы. Змеи не плачут, она слишком сильна для такой ерунды. — Твою мать, Шерил, скажи, хоть что-нибудь, — прошептала Тони, теперь сменив положение. Сидящая всё это время на стуле напротив, когда-то Топаз, теперь резко пересела на мягкую спальную кровать рядом с Блоссом. Её руки зацепились на рыжих волосах, иногда попутно нежно поглаживая её щеку. — Ты ведь помнишь меня, да? — сказала она так снисходительно, будто разговаривала с маленьким ребёнком, боясь спугнуть её. Всё, что она сейчас от неё хотела - услышать, хотя бы одно грёбанное слово «да». Да пусть, даже она скажет, блять, «нет», но ведь скажет, хоть что-то скажет. Но Шерил не говорила совершенно ничего. Она лишь глупо смотрела на действия Тони, как бы говоря глазами: «что ты делаешь?», «зачем ты меня трогаешь?». Топаз тут же в ярости вскочила с кровати, боясь, что может обрушиться на неё с гневом, который был вызван не тем, что она молчала, а скорее тем, что с ней сделали. Тем, во что превратили её же собственные родственики; её же, чёрт возьми родная подлая мать и дядя Клавдий, хотя если подумать они даже недостойны к себе такого ласкового обращения «мать» и «дядя». Да, быть может, Шерил и Тони не настолько сблизились, чтобы она смогла так сильно привязаться к ней и так сильно за неё переживать; может прошло не так уж много времени с их общения, но какая разница? То, что она чувствует к ней сильнее чем время. Да, привязанность появилась без первого поцелуя, и что? Но главное она появилась. Появилась когда Шерил рассказала ей правду, когда она раскрыла доверчиво ей свой маленький секрет жизни, тогда когда они держались за руки и многозначно смотрели друг другу в глаза. Грёбаная мать, грёбаная ночь, когда они не смогли поцеловаться, грёбаный брат-близнец, который, наверняка всё это устроил со своей сестричкой. Во что они её превратили? — Шерил, ты же сильная, — тут же заговорила Топаз с горечью, сглотнув, и продолжила. — Я знаю в тебе осталось, то что, так тщательно в тебе пытались истребить эти звери в клинике. Просто нужно порыться в себе. Осознать всё и вспомнить. Розововолосая не хотела, чтобы это был так. Чтобы их первый поцелуй был таким, когда рыжеволосая даже, наверняка, не вспомнит этого. Но может всё будет, как в сказке, которую ей читал на ночь дедушка? Может всё получится? Может она придёт в себя, как спящая красавица? Судорожно вздохнув, Тони приблизилась к ней, залезая на кровать, на которой та сидела. Она немного наклонилась, аккуратно хватая пальцем за подбородок и маняще придвигая к себе, как можно ближе. Осталось пару миллиметров, и кажется, что сейчас она, наконец, сможет почувствовать этот желанный вкус её губ, только не вишнёвый с привкусом гордости, а изнеможденный с привкусом боли и сломленности без характерной вишни, которая почти стёрлась. Вкус боли и потерянности. — Нельзя целоваться с девушкой — это противоречит законам природы, — машинально, как робот, как зачитанную речь, которую ей вбили в сознание, прошептала Блоссом впервые за время её спасения. Голос был надломленным, низким. Топаз передёрнуло от этого, она шумно и разочарованно выдохнула ей прямо в губы. Отодвинувшись, она внимательно посмотрела на её безобидный непроницаемый взгляд, который не выдавал всё так же ничего. Лишь пустоту. — Что? Шерил, очнись, блять, слышишь меня? — в истерике закричала Тони, понимая, что всё ещё хуже. — Где? Где ты? Где твоя приторная доброта в перемешку с стервозностью? Где ты, блять, ты же сильная, тебе не могли так просто промыть мозги, — закричала, сорвавшись девушка, а у самой самопроизвольно капнула солёная слезинка, скатываясь по кожанной куртке. Видимо потеря спокойного состояния Топаз, несвойственная её змеиной сущности, в перемешку с надрывным кричанием, нехило повлияла на Блоссом.___
— Не бойся, девочка, мы выбьем из тебя всю дурь, всю стервозность, слышишь? Ты будешь знать, что правильно, а что нет, как нас мать просила. Мы осовободим тебя от твоих скелетов в шкафу, от твоих демонов, ладно? Будет не больно, — фальшиво улыбаясь, говорила доктор, при этом направляя шприц с непонятной жидкостью в её сторону. — Нет, пожалуйста, не надо прошу, не трогайте меня, — умоляла рыжеволосая, пытаясь всеми силами бороться с врачом. Она старательно уворачивалась от укола, который ей собирались воткнуть в вену, но даже не понимала, что всё бесполезно. — Маркус, подержи эту непослушную, — строгим и раздражительным голосом проговорила седовласая. — Нет, нет, нет, отпусти меня, сука, — кричала Шерил всеми способами пытаясь вырваться из рук помощника в белом халате. — Никто не смеет делать со мной такое! Я Блоссом, я не сдамся просто так, сволочи! Отпусти!___
Сидящая Шерил, притянула к себе коленки ближе, сотрясаясь от плача. Воспоминания врезались, как стальное и холодное лезвие в кожу. Она заплакала. Чёрт возьми, она наконец-то, хоть как-то среагировала. Первый шаг к спасению был сделан, что не могло не радовать. Тони улыбнулась, присев к ней ближе, пытаясь её успокоить. Всё было не зря, не зря она ходила и допрашивала директора школы, о том, что тот знает о пропаже Шерил; не зря она собрала банду змеев, которые в трудную минуту не бросили её и помогли; не зря она вместе с ними шантажировала Пенелопу Блоссом разными изощрёнными методами и способами; не зря она ездила в другой город, чтобы потом рисковать собой ради неё и проникнуть в психбольницу в виде одного из рабочих врачей, не без помощи опять же друзей-змеев. Всё это было, блять, не зря и это грело душу, давая огромную надежду. Шерил некоторое время сидела и плакала, а потом зарыдала пуще прежнего на груди у Тони, отвечая на её крепкие объятия взаимностью. Блоссом начала всё вспоминать. Как она старалась не надломится, как она пыталась ничего не забывать, записывая всё в каком-то блокноте, который в итоге нашли и испепелили дотла, как она в трудные минуты думала только о единственном близком человеке - Тони; как её пытали и вбивали свою ситему, пытаясь стереть из памяти «непозволительное» и то, что она помнила о матери и дяде, которые сделали ужасное с бабулей; как доктора поили её транквилизаторами, которые съедали её мозг и рациональность; и как в конце концов они сажали её на специальное кресло, привязывали и долбили электрошокером. Всё это она вспомнила, но до сих пор не до конца пришла в себя. Ей нужно время, поддержка, чтобы отойти от этого. Она настолько сильна, что справится с этим, не сейчас, но позже. Блоссом сильная, она встанет на ноги и обязательно отомстит. Топаз убеждающе пообещала, что она ей поможет, что приведёт её в порядок, что дедушка уже согласился, чтобы та пожила у неё, и что они теперь будут вместе, и что мать им больше не помешает. Шерил ей верила, она не сомневалась. — Поцелуй меня, — тихо и умоляюще попросила Шерил, произнеся, хоть что-то по своей собственной воле. — Ты ведь не закончила, — прошептала она, уткнувшись носиком в шею Тони. Всё, что увидела в последний сладостный и долгожданный для Блоссом миг - это лучезарная, как никогда улыбка Топаз и вьющиеся розово-коричневые волосы, которые позже при соприкосновении разгорячённых губ, запутались в её пальцах. Тони вернёт Шерил к жизни. И даже создаст для неё новую жизнь, наполненную радостью, счастьем, любовью, пониманием и поддержкой, дав всё то, в чём она так долго нуждается. Блоссом была решительно уверена в том, что Топаз сможет это сделать. И она доверяла ей, ведь никто ещё в своей жизни так о ней искренне не заботился; никто так не рисковал собой ради неё.