42

      Зачем ты так со мной?       Внутри всё переворачивается даже от мысли о нём. А произносить его имя это уже моя мантра для ночных развлечений. Оно сладко прокатывается по языку, как леденец. Мне кажется, что существование его в этом мире это издевательство персонально для меня. Система мироздания вдруг обнаружила, что какой-то баг создал на планете псионика, а потому, чтобы не убивать самостоятельно, а заставить его самого наложить на себя руки, она отправила в мир Кусуо. Он был создан для того, чтобы нервировать меня, но он вообще ничего не делает. Даже не замечает. Глядит мне в глаза, а такое чувство, что сквозь меня. Позади меня стена — куда интереснее, чем я. Что мне делать? Сейчас он передо мной, лежит в кровати, он почти беспомощный, почти в моих руках, но что я могу? Хочется упасть на колени и уткнуться лицом в кровать, на которой он лежит. Что я могу, если он смотрит? Я не имею права делать что-то, что может ему не понравиться. Как долго он ещё здесь пробудет? Возможно, пару мгновений. Возможно исчезнет прямо сейчас, но мне ничего не остаётся, кроме как мысленно сжимать его руками и просить не оставлять. Как хорошо, что на мне подавитель телепатии и он не может прочитать о чём я думаю. — Чего ты пялишься, Куске? — Думаю о том, как раздавлю тебе череп рукой. — Улыбаюсь я. Четыре тысячи двести пятьдесят пять поражений. Он не даёт мне и шанса на победу. Как бы я ни старался, как бы ни выкладывался, он делает это с таким ледяным выражением на лице, прямо как сейчас. Только я знаю, что он уязвим. Лишь отсутствие на его голове заколок уже делает его в моих глазах совершенно беспомощным. Он отключил собственное тело, чтобы не натворить бед, потому что заколки на его голове снова сломались. И они у меня в руке. Я чуть сжимаю их и одна протыкает мне ладонь. От этого чувства я начинаю улыбаться. Он в моей власти. Я могу сделать с ним всё, что уг… — Чини.       Я застываю и, кажется, даже сердце перестаёт биться. Разворачиваюсь и шагаю к своей лаборатории. Я не могу ослушаться. Я сделаю вид, что делаю это из любви к братику, но он прекрасно знает, что это вовсе не любовь и даже не ненависть. Успел прочитать слишком много моих мыслей. Особенно в тот раз, когда я пригласил его на соревнование в космосе. Мы сражались где-то неподалёку от Андромеды, прямо как два супергероя, синие лучи, красные лучи, вот только он не заметил, что прямо позади меня находится небольшая планета. Цивилизованная крохотная планета, размером для нас двоих с футбольный мяч, такая красивая розовая планета, покрытая завихрениями, как взбитыми сливками, облаков, а если присмотреться, то ещё и покрытая фиолетовыми пятнами континентов. Если присмотреться внимательнее, усилить зрение и вглядеться, можно даже увидеть маленьких жителей, населяющих эту планету. Кусуо выстрелил в меня сияющим голубым лучом, задел моё плечо и уже готов был сказать что-то, вроде «Я снова победил, теперь ты успокоишься?», но вдруг заметил, что позади меня была уничтожена маленькая планета, размером с крошечный метеорит. Выражение на его лице изменилось, оно стало испуганным, мне даже показалось, что у него расширились зрачки. Тогда я не смог себя сдерживать, спрятался в своей комнате и раз за разом прокручивал это напуганное выражение лица. Как страдали несчастные микроскопические инопланетяне… Он уничтожил целую цивилизацию — ради этого я его и позвал. Его силы не действуют на живых существ — он мог восстановить планету, но существ он бы уже не спас, именно поэтому в его обычно непроницаемых глазах тогда читалось столько ужаса и ненависти ко мне. Я буквально физически ощущал это и это обжигало, это опаляло ресницы, самые крохотные волоски на коже поднялись, сердце застучало, как метеоритный дождь.       Я мог переместиться куда угодно, чтобы подрочить на его испуганное личико, но не подумал об этом, вообще ни о чём не успел подумать, прежде чем переместился в собственную комнату, а он вслед за мной в свою, и был буквально сбит с ног моими оглушающими мыслями. Должно быть, его лицо тогда стало ещё более напуганным. Он понял, какой я извращенец, но у меня не было сил, чтобы опровергнуть это, защититься, я не мог перестать представлять себе его напуганное лицо, а потом как я мысленно на него спускаю. Он видел это раз за разом и возненавидел меня настолько, что телепортировался в другую точку планеты. Лишь бы не находиться рядом. А я тем вечером просто собрал вещи и уехал. Не мог жить с ним больше в одном доме. Было слишком стыдно.       Но теперь мы снова рядом. На одном материке. В одном городе. Между нами только стена моей лаборатории и на языке ещё не остыло послевкусие после его очередной победы. Одно лишь выражение его лица — абсолютно спокойное, даже если он выиграл, одно лишь это выражение заставляет сердце колотиться, а все органы чувств требовать чтобы я немедленно трахнул что-нибудь. Неважно что, лишь бы выпустить пар. Сколько раз он издевался надо мной? Выигрывал, при этом совершенно не реагируя. Доводил до безумия, пропускал через все круги ада своими глазами. Я хочу запереть его в камере вместе с собой и заставить выигрывать у меня снова и снова, как угодно, лишь бы он делал это со мной. Столько, сколько хочет. Столько, сколько я хочу. Бесконечно. Бесконечно.       Лоб снова покрывается потом, а член болезненно напрягается. У меня пересыхает во рту и чтобы как-то собраться с мыслями я снова сжимаю его заколку, чтобы проткнуть ладонь. Больно. Так больно, что я кусаю губу. Больно. Хорошо.       Подношу заколку к лицу, рассматриваю. Обычное маленькое устройство, совершенное в своей простоте. Ничего лишнего, простые линии, плавные изгибы, маленький корпус, вмещающий в себя могущество ядерной бомбы. Два атомных удара, которые он носит у себя на голове и все думают, что это украшение. Я подношу их к носу и медленно втягиваю запах. Запах его волос.       Решение приходит мгновенно. Может быть это нечеловечно, может я не должен так поступать, может он возненавидит меня за это, но что мне остаётся? Что ещё я могу сделать? Я на четыре года лишился своего господина, я не могу теперь просто позволить ему уйти. — Почему так долго? — Не обижайся, братишка, — добродушно улыбаюсь, почёсывая голову. — Просто не сразу смог разобраться с этим сложным механизмом. — Ты уже чинил их. — Всё вылетело из головы. — Точно идиот. — Вот, возьми. — Протягиваю ему заколки. Он их берёт, на одно короткое мгновение коснувшись моей ладони своими ледяными пальцами и снова заставив мой член жалобно вздрогнуть. Его руки трясутся, как у робота, вышедшего из строя, но он поднимается и садится. — Малыш Ку, хочешь я помогу тебе? — Ни за что.       Медленно поднимает руку, медленно наклоняет голову, при этом весь содрогаясь. Такое чувство, что сейчас из него начнут выходить маленькие разряды электричества. Я буквально пожираю его глазами. Его руку, сжимающую заколку и мысленно повторяю «Давай. Давай. Надень. Надень её. Надень их обе. Ну же!» Затем он медленно поднимает вторую руку, осталось всего несколько секунд. Соединение. Контакт. Сигнал.       Его голова поднимается, перед глазами скачут зелёные цифры, это быстрая считка информации. Затем одно веко полностью закрывается, тогда как второй глаз остаётся открытым, после чего веки резко меняют положение, затем одно начинает трястись. Мигает глазами, как лампочками. Поднимается рука, но усилием воли он заставляет её опуститься. Затем медленно-медленно он поворачивает ко мне голову. — Что ты сделал?       Ему хочется. Так, так сильно хочется, что он готов вскочить с кровати и разорвать на мне одежду. Никогда не хотелось, а сейчас хочется, аж до зубного скрежета. Сигнал прошёлся по всем его нервным окончаниям, как ток по проводам. Он не может ему сопротивляться, хотя ужасно хочет. Я быстро сбрасываю с себя халат и забираюсь на него сверху. У меня безумное выражение на лице. — Я тебя… — выдавливает он, но стоит моим губам коснуться его, как он не может больше сопротивляться микрочипам в его заколках. Ты хочешь Куске. Очень хочешь Куске. И я здесь, милый братик. Заскальзываю языком в твой горячий рот, притягиваю к себе твоё лицо и никак не могу насытиться. Медленно стягиваю с тебя футболку, заставляю лечь и опускаюсь к соскам. Маленькие, розовые, манящие. На его лице снова выражение ужаса, но на щеках неумолимо появляется румянец. Он не может это контролировать, просто бессилен. Бессилен перед всем, что происходит, а потому тихо вздыхает, когда я облизываю его сосок. Этот звук проезжается бритвой по моим мозгам. Сияющими глазами гляжу на него, я похож сейчас на сумасшедшего маньяка, который наконец поймал в парке маленькую девочку, а потому его лицо кривится. Он хочет сказать, что ненавидит меня, но моя рука уже сжимается на бугорке между его ног и он может только откинуть голову обратно. Сжимая и разжимая руку я начинаю вылизывать его сосок, второй рукой через брюки сжимая собственный член. Как я тебя обожаю. Ты само совершенство. Мой проклятый идеал. — Ку… Куске… — хрипит он, когда я начинаю целовать его рёбра, опускаясь вниз. — Куске, скорее…       Дыханье перехватывает. Я невольно сжимаю кулаки и тем самым приношу ему и себе невероятную боль. Он весь содрогается и чуть вскрикивает, а у меня глаза закатываются от удовольствия и я становлюсь ещё больше похож на маньяка. Я спускаю с него брюки и быстро глотаю его член до самого основания. Почему нет волос? Он ведь уже старшеклассник. Почему у него здесь ни единого волоска? Отсасываю его так активно, что рот наполняется слюной, а сдерживаться больше нет сил. Расстёгиваю собственные брюки и начинаю дрочить. Почему ты такой? Почему ты такой? Исследую свободной рукой его кожу, стройные бёдра, гладкие ягодицы. Сверху доносятся стоны, руки беспомощно сжимают одеяло. Ему шестнадцать, а он ни разу даже не мастурбировал. Просто отключал в себе эти желания, потому что его это не интересовало. Именно поэтому, погрузившись во что-то жаркое и мокрое, к тому же так активно всасывающее его, он так быстро выгибается, содрогается и кончает мне в рот. Сайки Кусуо наполняет меня и весь дрожит в моих руках, как маленькая машинка, у которой замкнулись проводки. Очень очень хочется проглотить эту тёплую солёную жидкость, но я раздвигаю его ягодицы и выпускаю её прямо на его проход. Он снова издаёт что-то похожее на стон, когда я проникаю в него сразу двумя пальцами. Ему не больно. Ему не бывает больно. Зато удовольствие он может чувствовать. И он чувствует, точнее, микросхемы в его заколках посылают ему в мозг сигнал о том, что он чувствует, как ему хочется, чтобы эти два пальца протолкнулись глубже. Веки опускаются, он невольно раздвигает ноги и подставляется мне, выгибается. — Куске… — Да, малыш Ку? — Спрашиваю я, заворожённо глядя на него всё с той же безумной улыбкой на покрасневшем лице. — Я тебя ненавижу.       Я подключаю третий палец и он снова вздыхает. Толкаюсь, растягиваю. Внутри него так горячо, а его проход как будто бы затягивает меня, просит. Его мокрый член, блестящий от моей слюны, начинает пульсировать, а внизу слышится неприличный звук от моих пальцев. Моя вторая рука быстро быстро двигается на моём члене и в животе что-то больно сводит. Всё, больше не могу.       Спускаю брюки и вынимаю его. Беру Кусуо за бёдра и раздвигаю их, пристраиваюсь между, прижимаюсь. Он в ужасе глядит вниз. Такое очаровательное напуганное выражение, словно вот-вот произойдёт нечто ужасное и он никак не может это остановить. Последнее, что он может, это тихо прошептать: — Но… мы же братья.       Это действует как удар. Как будто он снова надо мной издевается. Да, издевается. Его мысли полны отвращения и ненависти, он думает только о том, как презирает меня, и я слышу эти мысли, чувствую их, они остро вонзаются мне в уретру, от того я не могу даже перевести дух и толкаюсь в него так жадно, так быстро, как будто сойду с ума, если это закончится. Кусуо старается сдерживать стоны, но у него это не получается. Он откидывает голову, открывает глаза и над нами начинает плавиться потолок. Угли полыхают янтарными всплесками, пластмасса лавой капает на кровать и мне на плечи. Обжигает, пожирает мою плоть, от чего мои яйца поджимаются, а желание проникать в его узкую дырочку усиливается почти до максимума. Микросхемы в его заколках заставляют его желать, а потому он протягивает руки, борясь с отвращением, и прижимает меня к себе, желая ощутить меня ближе. — Кусуо, — шепчу я ему на ухо и это снова заставляет вздрогнуть. — Ты самое дорогое, что у меня есть.       Слышу мысли в его голове «Ты чудовище. Мерзкое, отвратительное животное. Тупая псина». — Ах… — хриплю я и медленно облизываю его шею. — Оскорби меня ещё… хозяин.       Новый залп злобы и проклятий, снова его ярость с разрывающим его изнутри удовольствием перемешиваются и сжимаются вокруг моего члена болезненным кольцом. — Куске!.. — Хрипит он и поднимает руки. Что происходит? Он весь трясётся и румянец на его щеках усиливается. Веки чуть опускаются, открывается рот и он начинает тихо и сладко стонать, глядя на свои руки, вцепившиеся в мою шею. Поборол воздействие микросхем только чтобы рукам позволить действовать самостоятельно. Он не убьёт меня, ведь я его брат, но пальцы его сжимаются в таком отчаянии, что у меня от удовольствия закатываются глаза. Больно. Воздуха не хватает. Его жаркое отверстие начинает сокращаться вокруг моего члена, как будто не даёт мне отстраниться, умоляет оставаться внутри него, сдавливает со всех сторон. Звук его тихих стонов, таких жалобных и милых. Это всё, что он может себе позволить. Это выражение лица, чуть-чуть менее безэмоциональное, чем обычно, с румянцем и приопущенными веками, с открытым ртом, таким розовым и блестящим, издающим эти неприличные звуки. Моему мозгу не хватает кислорода, а потому я начинаю хуже соображать. Я только понимаю, что всё, что мне нужно, это продолжать двигаться. Как будто я умру, если не продолжу. И всё слышу в голове: — Ненавижу тебя, Куске. Сдохни, Куске. Задохнись. Продолжай… продолжай двигаться…       Его мозг подчинился микросхемам, отчего я почти до боли сжимаю его бёдра, прижимая к себе и начинаю толкаться так быстро, как могу, а ему кажется, что становится больно и он начинает стонать громче, уже изливаясь и изо всех сил вцепившись ногтями мне в плечи. Я не могу больше думать ни о чём на свете, кроме Кусуо, поэтому его имя вырывается из меня горячими выдохами ему на ухо, которые проникают в его сознание, мешаются с его мыслями об убийстве, затуманивают его разум и он наконец выгибается и громко стонет, обхватив меня ногами и изо всех сил прижимая к себе. — Никогда больше не появляйся поблизости. — Но я же член семьи! — Не смей приближаться к дому, животное. И к нам тоже. — Кусуо, ты нужен мне! Вы все нужны. — Я не хочу видеть тебя рядом со мной или моей семьёй, чёртов маньяк. — Он разворачивается и открывает дверь. — Кусуо, прошу! Я правда больше так не сделаю! Никогда, обещаю!       Он застывает в дверях, а затем медленно оборачивается. Глядит прямо мне в глаза и это пригвождает меня к месту. Не могу пошевелиться, гляжу ему в глаза и в горле снова пересыхает. Какой же красивый. Колени подкашиваются, словно я мальчишка. — Я не сказал, что ты не должен больше так делать. — Говорит он ровным голосом. — Что? Что ты имеешь ввиду?.. — Я имею в виду, — он снова от меня отворачивается. — Если у меня сломаются заколки… Может быть… Я снова приду.