Заложник хризолита

Шарркан

      Мерное поскрипывание дерева корабля успокаивало, пока покачивание на утренних бурунах постепенно отправляло к сдвоенным воротам*, согревая теплом слабосветящегося солнца Ра, лениво выглядывающего из-за окоем. Порывы набирающего обороты аквилона заставляли ежиться от холодного утреннего берегового ветра и громкого грубого крика халеи. Корабль Короля подходил к бухте Риа Венус, чей голос заглушался шипением моря, виднеющегося в четырех тысячах ярдах от нас.       Лениво приоткрыв веки — краем глаза отмечая мелькнувший в стороне силуэт — недовольно устремил взор на очертания виднеющихся портовых домов у береговой линии. Осталось всего лишь пару часов, и я смогу насладиться терпким, немного вяжущим ароматом выдержанного вина из имперских запасов, потискать мягкое желанное тело под монотонный, но явно радостный голос лекаря и откинуться на мягкие перина, скрываясь от любопытных глаз ремлян. Путешествие длиной в целый месяц под открытым лазурным и аспидным полотном навеивали на четкие очертания прошлых лет, когда в ночную мглу устремлялись алые всполохи пламени, откидывающие свои тени на смуглые животы танцовщиц. Последнее празднование в стенах Золотого Дворца, словно знойный мираж издевательски сладко окутывал в душисто-пряные объятия, напоминая о счастливых — хоть нелегких — днях в роли младшего принца. И лишь на мгновение, поддетое сладкой слабостью сердце сжимается от чувств горького сожаления и тоски. Я скучал по дому, скучал по палящим лучам Отца Солнца, наблюдающего с лазурного неба; скучал по оживленным дворцовым коридорам с благовониями; скучал по цепким взглядам хранителей Гора, молчаливыми тенями следующие по моим шагам и даже скучал по вездесущему и вредному Нармесу.       Но вздохнув всей грудью запах соленого моря, дикого бушующего на берегу аквилона, ощущал сладкий аромат свободы, с оседающей на языке приятной горечью. И только теплые, ставшие родными черные оковы, ласково оглаживая и обхватывая шею, напоминали о судьбоносной встречие, протянутой ладони моего Короля и горевших решительным взглядом янтарных глаз. « — Я хочу дать тебе свободу, Шарркан» И за это, я готов следовать за вами до самого конца.       — Шаррки-Шаррки! — звонкий щебечущий голос маленького генерала выдернул из не радужных мыслей. Повернув голову и скосив взгляд вниз, увидел отдающие золотом светлую макушку и искрящиеся задором и диким нравом орлецовые глаза. — Вылезай из своих дум, мы уже прибыли.       И активировав артефакт, чуть взмыв в воздух, еле касаясь пальцами ног земли, полетела в сторону встречавшей делегации из Ремано. Белые не большие крылья, слабо порхая, задевали сидориский халат, и был слышен еле заметный перезвон золотых колец обхватывающие тонкие ноги Писти.       Спустившись по деревянному трапу и ступив сандалиями на мощеную дорогу, окинул быстрым взглядом радостные лица делегации — и не найдя беловолосую макушку — недовольно дернув бровью. В принципе этого вполне можно было ожидать от Сфинтуса — не придти встречать своего генерала в духе строптивого и вредного лекаря. Пока мы радостно расшаркивались друг перед другом, мы успели пройти до приемного открытого зала, откуда доносились трель флейт и высокий голос местной певицы. Весь зал был украшен в красные и зеленые благоухающие цветы, украшающие белые колоны, оплетенные золотой тонкой вязью лиан*.       Улыбаясь стоящему передо мной очередному аристократу, я испытывал стойкое зудящее раздражение, свербевшее в закромах души, и даже приятно-терпкий вкус виноградного вина не скрашивал желание развернуться и уйти от лебезившего мужчины. Воспитание в Золотом Доме очень помогали в такие мгновения, когда границы терпения стирались взрывными всполохами Отца Ра.       В воздухе витал аромат дорогих вин, соленого моря, сладких отдушек и терпкого пота. Хотелось выйти на свежий воздух, подставить под ласкающие порывы аквилона лицо, ощущая как, мягко касаясь, резвый ветер треплет волосы. Неожиданно носа коснулся до боли любимый терпко-мускусный аромат с примесью горечи табака и знойного солнца. Губы дрогнули в ухмылке, и, повернувшись спиной к аристократу увидел светлую макушку, подбитую, обтянутую белой тогой, спину, золотую чешую пронзительно наблюдавшей кобры, что повернула свои черные глаза на меня. Узнала. Эта чертова змеюка меня узнала. Оставив позади опешившего от наглости аристократа, бесшумно стал приближаться к желанному телу. Чертов строптивец не замечая как угрожающие начала покачиваться Кукулькан, раздувая золотой, отдающий бликами в лучах Солнца-Ра, капюшон, якобы случайно задел обнаженную кожу на плече стоявшего рядом с ним щуплого парнишки. И как бы случайно, бросил искрящийся взгляд оливковых глаз себе за спину, где медленно пробирался я через танцующий люд.       — На следующем собрании…       — Какие у нас тут люди, да и без охраны, — вклиниваясь в разговор парней, елейно пропел, смотря прямо в дерзкие глаза волшебника. Аромат фруктов опунции томной ноткой исходил от него, как и запах табака. Плоскими губами он посасывал кончик кисеру, сжимая и разжимая уста. — Позвольте поприветствовать вас, сау* Сфинтус Ка-армен.       — Принц, нет, — глаза волшебника сверкнули, и в них запылало стервозное пламя. — Генерал Шар-ркан Амун-Ра, — вынув кисеру, губы Сфинтуса расползлись в не менее стервозной ухмылке. Он благосклонно кивнул, проводя длинными пальцами по — наверное — холодной чешуе змеи, что неотрывно наблюдала за мной.       — Никогда бы не подумал, что в Магноштадте грамоту вручают за красивые глазки, жалкое зрелище, — задел за гордость волшебника, что опасливо сощурил оливковые глаза, в которых начинала бушевать буря. Гордый, но глупый Сфин.       — Не менее жалкое зрелище распятая шкура Солнечного Озахара в ваших бывших покоях, — выплюнув яд Сфинтус. Что?! Ах ты мелкий ублюдок!       — С-следи с-за яз-сыком, — яростно прошипел, замечая как сверкавшие опаской глаза распахнулись, и в них проскользнуло понимание того, что он перешел границу дозволенного и не сразу заметил, что упрек шел в не его сторону. Покачивающаяся угрожающие Кукулькан, спрятав широкий капюшон с тихим шипение скрылась за широкой спиной волшебника.       От слов Сфинтуса я сильно сжал губы, чувствуя как болевшее от воспоминаний сердце, вновь открылось от ноющей пульсирующей рези. Я знал, на что шел, знал, какие будут последствия, но все равно пошел на это. Я хотел Свободы! Когда лишают имени и Дома, отбирают не только наследное золото, но… и жизнь того, кого нарекли нам в братья с самого рождения. Озахар мой брат по крови, в его жилах текла моя кровь, он должен был следовать вместе со мной на моем жизненном пути до самого конца. А теперь. От боли можно было задохнуться, с какой силой она сжала мою грудь.       — Мне не следовало…       Прикрыв на секунду глаза, спрятав режущую боль в глубине сердца, вновь посмотрел светлым взглядом в искаженное раскаянием лицо глупого Сфина. Сам того не понимая, он неосознанно ранил меня в самое… уязвимое место в моей душе. Ха, да и не так я представлял нашу встречу.       — Хотите устроить мне экскурсию по Риа Венус в качестве извинения, — утверждено сказал я, взмахом ладони приглашая в сторону выхода из открытого зала. Пока он не осознал моих слов, его можно увести от любопытных глаз Писти, этого блондинистого паренька и парочки фаналисов, наблюдавшие возле колоны. «Он смог приструнить Сфинтуса и его змеюку. Вот что значит хоть бывший, но принц Хелиохапта» — подумал пострадавший от чрезмерной гордости лекаря Му, смотря вслед удаляющейся высокой фигуре генерала.       Выйдя на свежий морской воздух — порывы аквилона радостно подхватили полы синдориского халата — повел волшебника в молчании в сторону вблизи стоящего сада. Слова Сфинтуса хоть и ударили по больному месту, но это не значит, что я с обиженной гордостью уплыву в Синдорию не выполнив давнего обещания. Да и нужно поставить зарвавшегося лекаря на место. Тихо усмехнулся. Ишь, почувствовал свободу.       — Куда мы идем? — спросил Сфинтус, гордо вздергивая подбородок. А он подрос за это время, теперь его лоб доставал до моих скул. Небрежно махнув ладонью в сторону покореженного дерева, так же небрежно пожал плечами.       — Да так, — в тоне нАчало закладываться елейность, и глупый Сфин осторожно спустил змею на землю, внимательно наблюдая своими оливковыми глазами за мной. — Хочу трахнуть одну сволочь. Мы подошли к дереву, чьи плакучие ветви частично скрыли от нас лазурное небо со светившим там Отцом Солнцем.       — А если она убежит?       Крепко схватив предплечье волшебника с силой приложил спиной об ствол дерева, наваливаясь сверху всем весом, придавливая крякнувшего от неожиданности Сфинтуса.       — Я тебе убегу, — жарко зашептал в лицо мулата, скользя ладонью от предплечья к шее, где под кожей заполошно бьется пульс. Аромат опунции стал насыщеннее, и только горечь табака портило картину. Дежа вю. — Так убегу, что ползать не сможешь, не то, что бегать, — сильнее сжав смуглую шею, слыша как Сфинтус чуть сипло вздохнул морской воздух.       Впившись укусом в мягкие уста, прикусывая влажный язык, ощутил вяжущий вкус вина и табака. Вкус пьянил и начинал лишать рассудка, и твой короткий стон только сильнее поддергивал вожделенную пелену, застилая трезвый разум мускусным ароматом опунции. На секунду, лишь на мгновение мне показалось, что мы оказались дома, в сердце пустыни, в одном из ближайших оазисов, где под палящим Отцом-Солнцем я ласкал твое тело, где впервые лишил тебя невинности. Тогда ты краснел, прятал лицо за ладонями, неуверенно подмахивал бедрами и кусал губы, когда с них срывались тихие стоны. Тогда, не смотря на твой сволочной характер, ты был невинен и чисти. А сейчас с твоих губ срывают тихие протяжные стоны и выдохи, твои руки блуждают под синдориским халатом, забираясь ловкими руками под открытую тунику и царапая короткими ногтями кожу. Ты стараешься теснее прижаться к моему телу, нетерпеливо вскидывая навстречу бедра. Прикусив твои губу и вздохнув в короткой передышке воздух, вновь впился поцелуем, теснее прижимая подбитое тело в коре дерева. Градус от выпитого вина подогревал бурлящее возбуждение, и я почувствовал неприятное жжение и мокроту в паху не приносящие особого комфорта. Заскользив ладонью по мягкой ткани, заставив Сфинтуса дышать через раз, когда оторвался от его губ, и прочертив своими по соленой коже щеки вниз к бьющейся в сумасшедшем танце венке.       Ладонь ласкающая талию начала собирать имперскую тогу наверх — оголяя подбитые ноги — и нежным движением оглаживала упругую кожу бедер. Сжав в одной руке крепкую ягодицу, вспомнил и тут же раздосадовано промычал.       — Апо-оп… масло, — возбуждение зашкаливало, душило и до боли обжигала все нутро. Оперев испаренный лоб на обтянутое тогой плечо мулата, сильно зажмурил глаза. Хоть и хотел поставить на место Сфинтуса…       — Давай, — прошептал на ухо мулат, в нетерпении вскидывая бедра. Его плоть упиралась мне в пах, доставляя тем самым сладостно болезненное удовольствие. — Ну же Шарр, не вынуждай говорить это.       — Заделался мазохистом? — хрипло прорычал, обдувая терпким ароматом вина румяное лицо мулата. Сфинтус лишь раздраженно хрипнул, схватил мою свободную ладонь и направил к тугому… разработанному и смазанному анусу.       — Ты, — выдохнул, и, облизав влажные от слюны губы. — Со всеми послами так знакомишься? — не сдержавшись, и попытался поддеть распаленного лекаря.       — Нет, — прогнувшись в спине, Сфинтус направил мои пальца в себя, кривя блестевшие губы в ухмылке. — Я знакомлюсь с ними в процессе.       Внутри него все пульсировало и обжигало возбуждением пальцы, окутывая их в тесные объятия. Было до дури жарко. Страстно. Сладко. И невыносимо. Жар обдувал масленые пальцы, с причмокиванием скользившие в натруженной заднице и задевающие бугорок из-за чего подбитое тело лекаря дрожало в сладкой неге. Ох, проклятый Апоп! Знал бы этот строптивец, как я хочу трахнуть его, … хотя, что мне мешает. Разжав сжимающую ладонь, до красных отметен, ягодицу, зарылся ею в пук светлых волос на затылке мулата. Чуть вздернув твою голову, заставляя посмотреть в бесстыже ухмыляющееся лицо мое, прежде чем развернуть к себе спиной, прогибая поясницу и выпячивая оголенную с блестящей от масла расщелиной ягодицы.       Вид был захватывающий, удушающий своим желанием и страстью. Окинув беглым взглядом, довольно оскалился: упирающийся руками от твердую кору дерева, тяжело дышавший, с обнаженной задницей и с пульсирующим и блестящим анусом от масла, которое тонкими каплями стекает по подбитым ногам, Сфинтус выглядел порочным и погрязшим в собственной похоти по самую макушку. Подняв подол не длинной туники, оголяя горевший возбуждением член наружу в холодной для разгоряченной кожицы воздух берегового утра, мое тело забилось в сладкой крупной дрожи. Зарываясь одной рукой в светлые локоны, второй направляя плоть к пульсирующему анусу, но, не входя, а дразня опухшие края блестевшие от масла. Колечко мышц жадно пульсировало, сжимая в горячих кольцах кончик плоти. Сфинтус требовательно простонал. Жадно вздохнув соленый морской воздух, крепко схватив рукой крепкое бедро мулата рывком вторгся в желанное дернувшееся тело, стеная вместе в прогнувшимся до хруста Сфинтусом. Терпкий аромат опунции и вина ударами обрушались с новой силой, что обжигающей лавой прокатились по всему моему телу. Тело било в дрожи, а нутро скручивалось в горячем спазме желания, из-за чего сильнее задрожав, крепче сжимая в кулак мягкие волосы мулата, начал ритмично двигаться, слушая приглушенные хлюпы и стоны.       Толчок. Пальцы лекаря заскребли по коре. Толчок. С его губ сорвался очередной стон. Толчок. Краем глаза замечаю за плачущими ветвями дерева силуэт светловолосого парня. Толчок. Прячу стервозную ухмылку, и, приставляя к губам палец, тяну «тсс», возвращаю ладонь на бедро лекаря. Глубокий толчок. С губ Сфинтуса протяжно срывается громкий стон, что пугает зардевшего парня. Толчок. Скольжу ладонью вдоль тела, хватая горло стонавшего мулата, притягивая и грубо целуя влажные губы. Толчок. Замечаю, как наблюдатель в спешке убегает.       Продолжая ритмично двигаться, слушая, как бедра хлопают по нежной коже ягодиц, почувствовал, как сильнее скучивается спазм в паху. Еще чуть-чуть. Хватка на бедрах мулата усилилась, быстрее задвигал тазом буквально втрахивая подбитое тело в ствол дерева. Сфинтус спустил первым, а мне оставалось только выйти, развернуть к себе лицом и поставить на колени. Рука, сжимающая локоны, настойчиво утыкала носом в подрагивающий упругий член румяное от возбуждения лицо мулата.       — Хоть как-то почистим грязный рот, — хрипло рыкнул я, приставляя к влажным губам плоть.       Минет у Сфинтуса что тогда и сейчас был не к черту, но мне этого хватило, чтобы оросить белыми каплями припухшие губы. Тело приятной истомой заныло и, поджав все пальцы, сладостно выдохнул, запрокидывая голову к виднеющемуся из-за ветвей лазурному небу. На губах чувствовался мускусный вкус опунции и терпкого вина, а теперь прибавилась нотка соленого пота и сладкого удовольствия.       Приведя себя в более или менее надлежащий вид, я сыто откинулся на колени откинувшегося спиной на ствол дерева Сфинтуса, с блаженством потягивая стенающие приятной истомой мышцы.       — Он жив.       Приоткрыв веки, увидел аккуратные ноздри, довольный чуть нахмуренный взгляд и растрепанные белые волосы, еле касающиеся широких плеч. Тело мулата утратило мальчишеские изгибы, приобретая очертания поджарых мускулов.       — Озахар жив. За него вступился Нармес, сетуя, что он должен дождаться твоего возвращения, — голос Сфинтуса был монотонно-приглушенным и почувствовал как тяжелеют веки, и расплывается смуглое лицо лекаря.       — С чего этот болван решил, что я вернусь? Не бывать этому.       Но ответа я не услышал, так как погрузился в аспидную мглу, где шуршал песок, пахло горном, где резвый самум радостно свища скакал по извилистым барханам. И где я, лежа среди травы оазиса, наблюдал за мерцанием родного звездного неба.