Часть 1
23 марта 2018 г. в 18:13
Весна танцевала по лужам, бликовала солнцем в окнах, весна была повсюду. Капель, только что окончившегося утреннего дождя, стекающей с покатых крыш дождевой воды, звонкими переливами утренних мелодий ублажала слух, вызывала желание зажмуриться, вдохнуть полной грудью насыщенный озоном воздух, впитать капли влаги, висящие в воздухе, каждой клеточкой своего тела.
Поезд подходил к станции, замедляющимся перестуком колес оповещая о конце пути. Появившиеся в ближайшем обозрении великолепные частные виллы под черепичными крышами, с красивыми, поросшими сверкающей после дождя зеленью двориками, благоухающими цветами, и увитыми лианами верандами, настоящие творения архитекторов и ландшафтных дизайнеров, указывали на приближении к прекрасной французской столице.
Я взял свою трость и, надев легкую куртку, вышел из купе. Сердце замирало от того, что подкидывала моя избирательная память. Я, чуть прихрамывая, и это тоже результат моего короткого пребывания во Франции, двинулся по устланному красной ковровой дорожкой с растительным орнаментом коридору движущегося вагона.
Я давно мечтал об этой поездке и все никак не мог решиться. Лишь один человек знал историю моей жизни, связанную с французской столицей — мой приемный сын Эрик. И только он настоял на этом и обеспечил мне эту возможность. Мне предстояло проехать по вехам моей памяти. Я, продолжая двигаться по коридору в направлении тамбура, придерживал карман, в котором лежала вещица, тесно связывающая меня с этим городом, тепло улыбаясь своим мыслям.
Вышел и остановился на верхней ступени вагона, восхищенно осматриваясь. Предо мной открылась панорама не так сильно изменившейся за последние тридцать восемь лет, станции Лилль Фландр, что в Лилле. Вроде бы все было, как прежде, но что-то неуловимо изменилось в красках, облике и самой атмосфере Лилля.
Я спустился со ступеней и словно окунулся в атмосферу той весны в мае сорокового года, когда наши войска оккупировали Париж.
****
Май 1940г
— Юрген, ты, как всегда, получил лучшую комнату в этом пансионе! Как тебе это удалось?! У тебя дар получать по жизни все лучшее… Может сходим прогуляемся по Парижу? — Йохан опустил статуэтку пастушки, которую держал в руках, на каминную полку. — Когда еще выдастся шанс увидеть этот город?
Я повесил в шкаф свою форму и двинулся в ванную.
— А почему бы и нет! Сейчас, только приведу себя в порядок, поправил футболку и застегнул пуговицы на брюках. Одел парадный китель и наглухо застегнул под горло.
Опираясь ладонями на старую керамическую раковину, покрытую эмалью с мелкими трещинами, уставился на своё отражение в зеркале. Молод, гладко выбритый подбородок, серые глаза в обрамлении темных ресниц. Строен и хорош собой. Но катастрофически одинок. Хоть рядом люди, мои подчиненные, солдаты, такие же, как я, и всё же меня не покидало чувство одиночества, когда ты один в безликой толпе и тебя никто не ждет. Да и кто ждать-то будет — война! Время, когда редкие минуты затишья ценятся на вес золота, и живешь одним днем, одной минутой, одним мгновением. И каждый день может стать последним.
Мы с Эдгаром шли по живым, кипящим энергией центральным улицам Парижа, наслаждаясь ароматами цветущих каштанов, гуляли по тихим пустынным дворикам и переулкам, полной грудью вдыхая запахи цветов пропитавших воздух, поглащая этот восхитительный нежный аромат всеми порами кожи, впитывая теплый удивительный солнечный свет, играющий бликами в лужицах оставленных ночным дождем, восхищаясь самобытной атмосферой тепла и уюта маленьких улочек, тихих пустынных двориков, маленьких уютных кафешек, красующихся плеядой разноцветных полосатых зонтиков у входа над металлическими столиками, тихим звучанием шансона, льющегося из иногда заедающего и спотыкающегося патифона.
Бродили под перестук трамваев и гудки клаксонов, изредка вырывающихся из довольно большого в то время числа легковых машин на Парижских улицах. Наслаждались видом беззаботно фланирующих парижан по улицам столицы. Часа через три бесцельного брожения и созерцания садов и парков, благоухающих запахами цветов, опьяняющих своим ароматом акаций и кащтанов, мы набрели на маленькое уютное кафе, лишь с двумя зонтиками у входа, по обе стороны от выкрашенной в красный цвет двери.
— Эдгар, может зайдем, выпьем по стакану сока или по чашке чая? — предложил я, указывая на вывеску над дверью. — Ноги гудят и пить хочется…
— Я вовсе не против, Юрген, сам хотел предложить.
Мы оба задрали вверх подбородки, любуясь вывеской, написанной витиеватыми буквами, красным по белому «RENCONTRER», и не понимая, что это означает.
Вошли и заняли дальний от входа маленький столик, любуясь уютной домашней обстановкой, цветами в маленьких вазочках на каждом столике, картинами на стенах, поражающими яркостью красок и мастерством художника.
И только теперь я заметил девушку, тихо сидящую за столиком у окна, в глубоко надвинутой на глаза шляпке, словно под маленьким зонтиком. Темные, чуть ниже плеч волосы рассыпались по спине. Пестрое с цветочным принтом платье без рукавов мягко облегало контуры стройного тела. Тонкая смуглая рука с лебяжьей грацией лежала на столе, удерживая длинную сигарету между пальцами. Легкий сизый дымок вился в потолок от кончика, сворачиваясь тонкой изогнутой спиралью и растворяясь в воздухе у самого потолка. Всем своим видом, цветущим и легким, девушка напоминала весну, ее телесное воплощение. Я положил руку на ладонь Эдгара, только теперь заметив, что он вздрогнул от неожиданности касания и тоже не сводит глаз с девушки.
Словно почувствовав на себе взгляд, девушка подняла на меня глаза, и я будто завороженный утонул в синем омуте печальных глаз, обрамленных пушистыми ресницами, на смуглом красивом лице. Высокие скулы, тонкий прямой нос, мягкая линия подбородка, пухлые коралловые губы делали лицо идеальным и завораживающим своей красотой. Мир словно перевернулся и, сделав реверанс, погрузил нас в иную реальность, где нет грохота снарядов, выстрелов винтовок, нет войны, а есть лишь мы — я, Эдгар и она.
Нас потянуло друг к другу, словно бабочек, летящих на огонь. Каждый день, едва выпадала возможность, порой даже не сняв форму, мы бежали к этому маленькому кафе, чтоб встретиться с ней, с этой богиней, сошедшей в этот мир для меня. Нет, для нас обоих! Ангелом, украсившим нашу жизнь и избавившим от горького привкуса одиночества.
Не зная друг друга, не спрашивая имен, не зная языка — все это нам было абсолютно ни к чему, мы, будто обретя крылья, неслись в ее маленькую квартирку, недалеко от этого кафе, чтоб в тишине, отключившись от всего, насладиться друг другом. Ласкать, едва касаясь пальцами горячей кожи, ловить губами стоны, прогибавшегося дугой смуглого тела, упиваться сладкими поцелуями, сводящими с ума и заставляющими реальность меркнуть под напором ласк. Упиваться ею, лаская в четыре руки, наслаждаться ее мелодичными стонами, порой с хрипотцой и придыханием срывающимися с ее коралловых губ. Бросаться, словно в омут, в порыве подарить удовольствие, упиваясь ее соками, прямо из источника, дурманящего своим острым ароматом. Тонуть в экстазе от наслаждения, ощущая ее ищущие теплые пальцы на своих телах, и умирать, и снова возрождаться, видя и чувствуя ее трепещущие от нетерпения губы вокруг наших членов. А после ощущать чуть горьковатый привкус собственной спермы на ее губах. Дарить наслаждение друг другу, касаясь членами и при этом ощущать ласковые поцелуи и касания губ на наших с Эдгаром телах. И лежать переплетясь словно виноградные лозы, воспарившие над этой реальностью, не несущей ничего, кроме смерти.
****
Состояние эйфории продлилось недолго. Через три недели нас отправили на передовую. В первом же бою погиб Эдгар, а я получил тяжелое ранение и был комиссован домой, в Баварию. И все, что осталось на память об этих трех неделях счастья, это подвязка с ее шелкового чулка, которую я хранил как зеницу ока, всегда нося при себе в кармане все эти почти сорок лет.
Я оставался верен ей этой женщине без имени, с синими, как небесная лазурь глазами. Все женщины потеряли для меня свою притягательность. Я никого не хотел видеть рядом с собой, а короткие встречи с парнями были единичными и до тошноты пресными, лишь для удовлетворения своих физических потребностей, и лишь память о ней, об этой незнакомке из Парижа, всегда яркая, насыщенная острыми ароматами секса и ощущением касания плоти, держала меня на плаву и придавала силы жить.
Все изменилось, когда я нашел Эрика. Мой приемный сын очень похож на эту женщину. Когда я увидел его, голодного и замерзшего беспризорника на улице родного Ансбаха, понял, что это судьба посылает мне шанс прожить эту жизнь, подарив счастье другому человеку.
Я гулял все по тем же Парижским дворикам, по садам и паркам, наслаждаясь ароматами весны. Ноги сами меня понесли к этому маленькому кафе. Я долго стоял у входа, роясь в памяти и по крупицам извлекая забытые, а теперь вновь всплывшие с режущей сетчатку ясностью фрагменты. Все те же полосатые зонтики над столиками у входа, но теперь выцветшие, та же вывеска, написанная витиеватыми буквами и та же дверь, окрашенная красным.
Я занял в кафе тот же столик в дальнем от входа углу, окинул взглядом стены, где ничего не изменилось. Те же картины и те же букеты белых роз на столиках, когда взгляд мой наткнулся на хрупкую женскую фигуру за столиком у окна.
Мне показалось, что я вернулся назад во времени. Я сидел не в силах вздохнуть, впитывал образ предо мной каждой своей порой, боясь моргнуть. Та же самая шляпка, но с более свежим букетиком цветов в петличке, и платье, пестрое с цветочным принтом, и сигарета, зажатая между пальцами.
Словно почувствовав взгляд, незнакомка подняла глаза. Теперь уже я пытался сфокусировать свой взгляд сквозь выступившие слезы. Я не просто тонул, захлебывался во взгляде все тех же голубых глаз, обрамленных пушистыми ресницами на смуглом лице, но его более зрелой версии.
— Патрисия, — сказала женщина. — Меня зовут Патрисия, как и маму. Здравствуй, папа!
Женщина достала из сумочки, висящей на плече мой портрет, всего лишь карандашный набросок меня, того юного парня, пришедшего в Париж завоевывать и ушедшего из него побежденным, покоренным одной встречей длинною в жизнь…
RENCONTRER — встреча (франц.)