Снег, кокаин и сахарная пудра

Сквозь приоткрытое окно медленно и лениво вползает белесый унылый туман. Он уже мягко окутал здания и немногих прохожих, легко скрыл тонкий слой снега под деревьями и теперь крадется, чтобы коснуться своими промозглыми руками сухого воздуха комнаты. Тэмин курит. Это не зависимость и не блажь, всего лишь приятный ритуал, как нельзя лучший подходящий такому рассветному сизому утру. Он выдыхает, наблюдая, как смешивается молочный дым с матовым туманом, и чувствует что-то. Он долго подбирает этому название, лениво пропускает сквозь пальцы короткие гладкие волосы, вздыхает, тушит сигарету и закрывает окно. Ощущение перемен, никак не связанных с неизбежно пришедшей ранней весной, першит в горле, как крепкий виски. Тэмин, никуда не торопясь и вяло ожидая пробуждения остальных, неохотно пытается оформить в связные мысли это странное чувство, будто обернувшее плечи мутным облаком. У чувства совершенно точно есть цвет, он уверен в этом и почти видит и может пощупать его оболочку. Белый. Белый весенний туман, белый дым яблочной сигареты, белые облака, что совершенно точно затянут небо к полудню, все это словно бы на гране слышимости шепчет, что все уже не будет как прежде. Он хмыкает и решает назвать это банальным взрослением. Кибом увлеченно печет французские булочки с фруктами, которые так всем нравятся и разливают по дому уютный и теплый запах выпечки. У него девчачий розовый фартук и заколотая пушистая челка, высветленная почти до седого. Мино и Джонхен в гостиной остервенело соревнуются в очередной игре, их крики привычно долетают до кухни, где за столом Тэмин наблюдает за вдохновленным дивой. Джинки где-то в глубине квартиры громко и заразительно над чем-то смеется, и, маннэ уверен, то и дело принюхивается к соблазнительному аромату. - Тебе только не хватает кружить вокруг плиты, как хищник, - насмешливо, но беззлобно говорит Ки, ловко смазывая булочки взбитым желтком и чуть поворачивая голову в сторону. - Могу я чем-нибудь помочь шеф-повару? - с хитрой улыбкой предлагает младший, надеясь получить за это вкусные остатки начинки, и танцующей походкой подходит к блондину. - Только морально, - морщит нос Кибом и сосредоточенно пытается аккуратно вскрыть пакетик с сахарной пудрой, - вот черт! Упаковка коварно лопается и распыляет сладкое облачко на стол и руки неосторожного пекаря. - Безрукий всемогущий Ки, - в сердцах ругается он, неосознанно переходя на диалект, - подай тряпку. Тэмин смотрит и почему-то не слышит. Белоснежная пудра на тонких пальцах вдруг сливается с ощущениями туманного белого утра, и ему кажется, что вот он, ускользающий ответ, что название странно и неожиданно пришедшего предчувствия перемен искрится кристалликами сахара, растертыми в пыль. Она похожа на первый снег или кокаин, или на перемолотое летнее облако. Эта пыль скрывает тайну. - Тэмин? – Ки раздраженно окликает его и хмурит светлые брови. Маннэ поднимает на него потемневшие глаза и крепко хватает узкую ладонь. Красивое лицо дивы выражает непонимание и беспокойство, но он молчит, ожидая. Горячая рука младшего немного подрагивает, совсем ему несвойственно, и решительно тянет к себе испачканную кисть. Ему необходимо узнать природу этого белого ощущения, и потому он совершенно естественно и даже как-то привычно слизывает с пальцев сахарную пудру. Кибом застывает, будто пораженный гипнозом, потому что его Тэмин, так хорошо знакомый, маленький солнечный сыночек, сейчас похож на опасного хищника. С чувством любопытства и уверенности в действиях он ведет языком и напоследок слегка прикусывает тоненький мизинец. - Тэмин, какого черта? – шепчет Ки, и младший моргает, улыбаясь невинно и лучисто сверкая глазами. - Я хотел проверить, хен, - беззаботно склоняя набок голову, он отпускает руку старшего и понимает, что все изменится с этого момента, - это был снег, кокаин или сахарная пудра. В гостиной сонная потрескивающая тишина глубокой ночи. Пахнет свежими цветами и кремом для рук. Тэмина гложет что-то. Оно не дает спать и гоняет по дому, как неприкаянного призрака. Он ходит кругами, задумчиво кусает губы, думает, но сам не может понять, о чем. Не может зафиксировать мысль, сделать ее не зыбкой, ускользающей и эфемерной, а устойчивой, прозрачной, ясной, такой, додумав которую, можно расслабиться и наконец уснуть. Внутри будто живут два, а то и несколько Тэминов, с совершенно разным поведением, желаниями и даже выражениями одинаковых лиц. У одного из них красиво накрашенное лицо. Скулы, нос и подбородок сверкают умело наложенным хайлайтером, и его свет такой же обезличенно белый, как у фонарей на улице. - Я схожу с ума? – тихо спрашивает у тишины он, - или через это проходят все? Он проводит рукой по шершавым обоям, понимая, что нужно с кем-то поговорить, с кем-то, кто знает его лучше всех, кто заботится всегда и поймет лучше других. Но именно этот человек завершает череду белых ощущений, по иронии судьбы именно он сияет всеми оттенками светлого и раз за разом ассоциируется у Тэмина то с облаками, то с пеной морской, то с дорогой кокса на прозрачном столе, как в английских фильмах. Он не может поговорить об этом с тем, кто практически вырастил его как человека и личность, потому что начинает думать о нем совсем иначе. «В то утро бледный туман разорвал наше мнимое кровное родство», - думает маннэ и абсолютно не знает, как быть дальше. На первый взгляд все по-прежнему. Кибом остается Кибомом, он все тот же капризный ворчун, заботливый, модный, язвительный, неуверенный в себе, чувствительный и очень вызывающий. И по-прежнему есть Ки, который только его, Тэмина. Этот женственно-красивый парень готовит ему любимые блюда, стирает и убирает его вещи, греет на ночь молоко, а по утрам следит за полноценным завтраком, он обнимает и успокаивает, что бы ни случилось, оберегает ревностно и порой даже слишком, как собственное дитя. Такой Ки ему самый близкий, он может отругать, язвительно высмеять, обидеться на шутку, раз за разом заставлять повторять движения танца, которые всегда запоминает быстрее, но в любой ситуации он точно на стороне Тэмина. Он может сколько угодно выговаривать ему за рассеянность и небрежность, но его нежная забота, словно пушистый плед, всегда незримо окутывает младшего. На первый взгляд все по-прежнему, но Тэмин даже не пытается сделать вид в танцклассе, что рассматривает стены, а не танцующего диву. - Прекрати пялиться, что с тобой такое все время? – раздраженно ворчит тот, запыхавшись и откидывая с глаз намокшую челку резким движением головы. - Ты красивый, хен, я не могу не смотреть, - честно пожимает плечами маннэ, жадно шаря взглядом по обтянутым узкими бриджами бедрам. - О, да ты прозрел, за это надо выпить, - сарказм в низком голосе умело, но не полностью, прячет недоумение и чувство какого-то глупого смущения, которое как пленка розового масла на поверхности воды. - Выпьем, - усмехаясь, Тэмин становится рядом и совсем не хочет понимать, почему обычный дружеский жест объятия за плечи теперь опаляет кожу лица и скручивает внутренности. Спортивный костюм Ки белый-белый, его ухоженная гладкая кожа, на которую он тратит уйму времени и денег, идеально отбелена, его влажные блондированные волосы еще светлее под лампами дневного света, и только подведенные темные глаза резко выделяются, гармонируя с одетым в черное маннэ. Тэмин смотрит на их отражение в зеркальной стене и крепче сжимает пальцы на чужом плече. - Одним утром я кое-что понял, - он поворачивается к тяжело дышащему Кибому, рассматривая капризные розовые губы. - И что же? – дива обманчиво расслаблен, в душе почти впадая в панику от такого непонятного, но притягательного младшего. - Вот это. На вкус Ки такой же, как сахарная вата в далеком детстве, приторно-сладкий, почти жалящий этим тягучим вкусом. Он безоговорочно открывает рот, и они яростно сталкиваются языками, вцепляясь друг в друга, словно двое одержимых. Тэмин целует развязно, мокро и очень умело, вылизывая зубы и кусая нижнюю губу, он не закрывает глаза, разглядывая дрожащие ресницы и капельки пота на висках, скользит ладонями по талии и властно прижимает к себе за упругие бедра. Он чувствует раскаленно белый жар, холодные руки на своей шее и захватывающее желание содрать с Кибома шмотки. Дива хнычет в его рот и с трудом отталкивает от себя. - Это безумие, - сорвано шепчет он, все еще бездумно поглаживая короткие волосы на затылке. - Вдвоем же не так страшно сходить с ума, хен, - Тэмин коротко проводит пальцами по припухшим губам и, разрывая объятие, уходит прочь. Днем он устает настолько, что все чувства и эмоции притупляет боль в мышцах и гул в голове, но промоушен никогда легким не был, так что это даже привычно. Тихий звук медленно спускающегося лифта, голоса переговаривающихся Мино и Джинки, собственное дыхание – все становится фоном. Тэмин смотрит на город через светло-серое стекло. Ночью снова выпал снег. Весенний, наверняка уже последний снег выглядит уныло, обреченно и вместе с тем смело. Словно герой, он покрывает город тоненьким, зыбким слоем, готовым исчезнуть, как только солнце выглянет из-за туч. Маннэ вспоминает волшебный швейцарский снегопад, который видел совсем недавно, но как будто в прошлой жизни. В той жизни он радовался, как ребенок, и чувствовал себя в ожившей сказке, свободный от навязчивых мыслей и ассоциаций. Но этот снег не холодный, он похож на сахар и еще немного на белые мелки. С высоты пары десятков этажей Тэмин видит нарисованный на сером асфальте портрет Ки и на мгновения прикрывает покрасневшие глаза. - Совсем вымотался, малыш? – низкий, не вяжущийся с изящной внешностью голос звучит ровно в момент, когда двери лифта бесшумно разъезжаются. Маннэ пропускает вперед лидера и Мино, провожает взглядом широкую спину Джонхена и поворачивается, чтобы заглянуть в обеспокоенное лицо. - Тэмин-а, тебе нужно нормально спать, - Кибом в черном берете и красных шортах выглядит просто непозволительно мило, как принц из книжки с картинками, которую в детстве купил Тэмину брат на последние деньги. А еще он делает вид, что ничего не происходит, и почему-то именно это раздражением перекрывает первое желание по-детски уткнуться ему в плечо, как когда-то, и тихо заплакать. Младший молча вздыхает, потерявшийся в противоречивых эмоциях и в Ки, и слышит окликающие их голоса остальных, звучащие помехами из неисправного приемника. - Ты ничего не хочешь рассказать мамочке? – знакомая улыбка аккуратных губ, не тонких и не слишком полных, которая всегда приносила облегчение и чувство защищенного спокойствия, отчего-то действует не хуже алой тряпки для быка. Тэмин подается вперед, с мутным чувством радости отмечая, что стал выше, и вдыхает приторный запах женского парфюма от Версаче. - Хен, ты больше не мама, - совершенно серьезно и уверенно, с легким оттенком грусти качает он головой и на пару секунд наклоняется совсем близко, почти касаясь губами пирсингованного уха, - ты теперь принцесса, помнишь? Вечером они несколько раз перезаписывают уже набивший оскомину за год Шерлок. Жарко, громко, больно в ногах и глазах, яркий свет, громкая музыка и крики из зала причудливо смешиваются в сознании в лихо закрученные неоновые спирали кислотных цветов. Тэмин танцует на автомате, но как всегда с чувством, только ярко-алый, кричащего цвета костюм Кибома бесит и добавляет лисьему взгляду животный магнетизм. Это немного чересчур, потому что маннэ до недавнего времени был одним из тех немногих, кто не велся на диву. Никто, даже остальные мемберы, не мог устоять перед его навязчивой капризной сексуальностью. Джонхен разве что не приклеился к нему, осыпая дорогими подарками и влюбленно, сам того явно не замечая, заглядывая в глаза. Мино только вяло препирался на все придирки и эгоистичные выходки блондина, прощая все и выполняя каждую прихоть, а лидер, похоже, и вовсе порой считал его законной супругой, с которой можно посплетничать на кухне или зажать в туалете клуба. Обо всем этом Тэмин знал, знает и будет знать, чувственность и соблазнительная притягательность Ки очевидна, но знать о ней и стать ее жертвой – совершенно разное. Он не ревнует, отнюдь, ведь с ним Кибом совсем другой, но кто-то властный внутри явно хочет показать собственное превосходство, поэтому даже сейчас, на сцене, освещенной белым светом софитов, он показательно облизывает губы, стоя лицом к лицу с дивой на последних секундах песни. Он чувствует тяжелое дыхание напротив и коктейль взрывных эмоций, бушующих внутри и отражающихся на покрасневших гладких щеках, и понимает. Ки наконец-то взбешен, и тот, будто в ответ на мысль, сильно сжимает руки на талии Тэмина, скрывая глаза за пушистой челкой и очевидно не понимая самого себя. Это горячо. - Ты должен носить белое, Бомми-хен, - тихо говорит младший по пути за кулисы, - красный слишком вульгарен для тебя. - Тебя забыл спросить, - шипение Ки по-кошачьи милое, - чего ты хочешь от меня? Младший не отвечает, а только заталкивает диву в кабинку уборной и уверенно прижимает к стене. Паника, желание, полярность собственных ощущений повисают над ними и кружат-кружат, как раскаленный добела песок, как выпаренная со дна морского соль, щиплющая кожу. - Мне кажется, - Тэмин с восторгом ведет носом по длинной шее, крепко держа худые запястья, - ты вырастил монстра. Кибом раздраженно фыркает, зарываясь пальцами в темные волосы, и вдруг внимательно и пристально смотрит. - Мне кажется, Ли Тэмин, - его манера растягивать слова с годами только усугубляется, тонкий длинный палец осторожно очерчивает полные губы, нажимая на нижнюю, - я растил тебя только для себя. Маннэ удивиться не успевает, потому что губы дивы на этот раз со вкусом молока и взбитых сливок, сахарных десертов, белой пудры и чего-то терпкого. Они целуются слишком откровенно, рискуя быть пойманными, дыша загнанно. Тэмин со стоном вжимается в бедра Ки и кусает его за ухо, цепляя зубами сережки. - Ебать тебя…- несдержанно выдыхает тот, дергая молнию на брюках младшего, выгибаясь в изящных сильных руках. - Нет, принцесса, - в Тэмине снова просыпается другой он и пихает пальцы в рот пошло трущегося об него старшего, заставляя опуститься коленями на мраморно-белый пол, - тебя. В момент, когда блондин жадно смыкает губы вокруг члена с тихим всхлипом, ему почему-то кажется, что его голова стала тем утренним окном, в которое вползал-вплывал матовый туман. Он ругается сквозь зубы, сжимает мягкие волосы в кулаке и несдержанно двигается, заставляя Ки кашлять и втягивать щеки. Когда все заканчивается, Тэмин ласково размазывает по губам и подбородку белую сперму. Он узнал, что такое полет без парашюта. - Это пиздец, - веско хрипит дива, - мы должны остановиться. - Сделаешь мне творожный чизкейк завтра? – маннэ с улыбкой помогает ему встать и отряхнуть брюки. - Охуеть, я породил монстра, - Кибом чуть ли не бегом несется в гримерную, отказываясь понимать происходящее трезво. Каждое утро на город ложится туман, каждое утро он пугает Тэмина, провоцирует чувства неопределенности, отчаяния и страха. В его промозглой белой дымке он ищет названия чувству, которому так неосторожно поддался, он ищет силы остановиться, но как только в поле зрения попадают раскосые лисьи глаза, все вмиг становится тщетным. Теперь все жесты, прикосновения, слова, все привычное поведение Ки несет подтекст. Во взглядах, в мимолетных, украдкой сорванных поцелуях, тайком от всего мира, исчезает прошлое, смытое белой пеной волн. - Это ненормально, - он лежит головой на округлых коленях, без интереса уставившись в экран телевизора, - когда все изменилось? - Тебя укусил Джонг и заразил страстью к философствованию? – смеется Ки и легонько шлепает по растрепанной макушке. Его спокойствие, когда рушится привычный мир, восхищает. Хотя дива всегда его восхищал абсолютно всем, и в отличие от Мино, жарким взглядом пожирающего полуголого Блинга, выходящего из душа и действительно сногсшибательного, мягкий белый банный халат и блестящее от крема лицо Кибома кажутся Тэмину в сотни раз прекраснее. - Хен, ты невероятный, - бормочет младший и как ребенок утыкается носом в пахнущую заварным кремом красивую ладонь. - Я просто всемогущий, - нежная улыбка и румянец на идеальных высоких скулах освещают бледное лицо, как закатное солнце белую лилию, - и я не учил тебя столько думать. Дальше он говорит что-то еще, увлеченно жестикулируя, а Тэмин так и засыпает на его коленях, потерянный и уставший. В совершеннолетии определенно множество плюсов. Так он думает, сидя рядом с Мино и Джинки и смакуя отличное японское пиво и курицу в кляре. Очень хочется закурить, но лидер в гневе определенно не вписывается в единственный план на сегодняшний вечер. Тэмин решает напиться во что бы то ни стало и удачно идет к этой цели, слушая бесконечный поток шуток и несдержанный смех хенов. Они обсуждают музыку, друзей, вспоминают и строят планы, не позволяя младшему сосредоточиться на своих мыслях. У Мино глаза сверкают, как елочные игрушки с его фотографий из Лондона, и Тэмину очень тепло, и улыбка Онью теплая, надежная и очень знакомая. - Вы будете любить меня, даже если я изменюсь? – он еле ворочает уже заплетающимся языком и капризно надувает щеки. Рэпер смешно поднимает брови и хохочет, сжимая младшего в медвежьих объятиях, а Джинки со слишком понимающим взглядом мягко хлопает по плечу. - За эти годы мы все достаточно изменились, - рассудительно говорит он своим необыкновенным нежным голосом и взъерошивает челку маннэ, - так что не сомневайся. Тэмин облегченно и благодарно кивает, выпивая еще и с чувством легкой эйфории откидываясь на стуле. - Надеюсь, господа Кимы уже достаточно нашопились, - Мино подносит телефон к уху, смешно и пьяно хмурясь, - алло, Джонг, забери нас, мы в дрова. Дома жарко, шумит вода в душе, куда мужественно отправился Блинг приводить в чувства своего пламенного друга, Онью во всю поет в комнате и пытается до кого-то дозвониться. А Кибом сидит на кровати Тэмина, наклонившись ближе некуда, и зачарованно смотрит в потемневшие глаза. - В нашей семье алкоголизм передается по наследству, - шепчет он, - я принесу тебе сладкий чай. Маннэ удерживает его за руку и тянет на себя, сразу скользя руками под футболку, обжигаясь холодной кожей и окончательно решаясь на что-то, чего сам еще не понимает. Действуя на инстинктах, он подминает удивленно охнувшего Ки под себя и ведет языком по его щеке. - Знаешь, хен, ты такой белый, - он жарко выдыхает, молясь, чтобы остальные так и остались заняты своими делами, - как снег, и такой же холодный. Тэмина мажет, он задирает одежду и облизывает соски, выбивая из в минуту заведенного старшего хриплый стон. Нежное тонкое тело сводит с ума, туманит разум и выставляет напоказ все то, что из последних сил держалось в подсознании за семью замками. - Ты сладкий, Кибом-а, слаще сахарной пудры с твоих пальцев, - он сдирает одежду, шепчет горячо и торопливо, невменяемым взглядом окидывая такого Ки, которого еще не видел. По-кошачьи изгибающегося под ним, развратно оттягивающего внутреннюю стороны щеки языком, с чувством разводящего ноги. - Тэмин, Тэмин… – дива мечется, скуля от растягивающих его пальцев, умело подводящих к краю, и смотрит неожиданно беззащитно, ладонями обводя лицо младшего, - нам нет пути назад. - Как кокаин, - рычит маннэ, одним долгим толчком входя полностью и прибивая руки всхлипывающего блондина к кровати, - но я не пробовал его…ох. Ки, сжимающий собственный член дрожащей рукой, стонущий, мокрый так безумно гармонично смотрится под ним, так нереально тесно и жарко ощущается, так приятно холодит бархатная кожа его ног на плечах, что Тэмин слетает с катушек, практически распиная его и вбивая в мягкое белое покрывало. - Я зависим от тебя, Бомми-хен, - он переворачивает блондина на живот и берет еще жестче, с первого раза проходясь членом по простате и крепко сжимая бедра. Кибом кричит и не замечает заливающих лицо эмоциональных слез, только повторяет его имя и гнет спину, подаваясь навстречу движениям, отдавая себя раз и навсегда тому, кто всегда был ближе всех. За пару часов до рассвета Тэмин сидит на подоконнике и смотрит сначала в начинающее светлеть небо, потом на раскинувшегося на всю кровать диву. Он не помнит, сколько раз белые вспышки озаряли мозг этой ночью, не помнит, когда стихла квартира, когда уснул Ки, только тихое «В меня…» и мягкую улыбку оседлавшего его блондина, после чего он отрубился от связи с миром окончательно и надолго. Сигарета в пальцах тлеет, осыпаясь пеплом на ковер, где-то поют первые утренние птицы и слышится звук машин с трассы. Он внимательно прислушивается к городу и к себе, рассеянно проводя ладонью по исцарапанной груди и не находя того, что было там все последние мутные дни ранней весны. Кибом что-то бормочет во сне, и Тэмин улыбается и приоткрывает окно, считая минуты. Он много раз вот так встречал одинаковые рассветы, но сегодняшний почему-то не торопится. Он ждет, думает, где ночевал Мино, и тушит сигарету о подоконник, выбрасывая в утро. И когда первые солнечные лучи вдруг бьют светом по глазам, он понимает, что туман так и не появился, будто его и не было. На чистом светлом небе только пара легких облаков, и Тэмину спокойно и хорошо. Он только теперь понимает, что у чувства любви есть не только формы и звуки, но и цвет, мягко окутывающий лежащего на кровати блондина. Белый. Белый, забравший его сердце и мысли. Тэмин кивает себе и улыбается, закрывая окно.