Перчатка Элеанор

      Сорей устал, он на самом деле устал.       Казалось, все ощущения темноволосого парня поглотила без остатка так и льющая от оскверненного Маотелуса густая черно-фиолетовая скверна, а чувства без остатка выжгло спасительное Серебряное пламя. А ведь Пастырь был, с некоторыми важными оговорками, молод, полон сил и несколько наивен, но теперь, спустя многие столетия бесконечного благородного труда, чувствовал себя иссохшим, словно столетний старик (хотя, почему словно, фактически именно им он и был) и вымотанным так, что в эмоциональном плане, что в физическом, будто все это время только и делал, что бежал и бежал по неровной каменистой дороге. Без остановки. И в это же время нервы ему без всякой жалости скручивали в морские узлы. Отчаянно.       Сорей ни о чем не сожалел.       Дыхание зеленоглазого юноши постепенно выравнивалось, а сердце с каждою секундой билось все увереннее и сильнее. Осталось только совладать с ещё слабым и не подчиняющимся приказам хозяина телом, открыть глаза и можно будет уходить… отсюда. Проблема заключалось только в том, что вставать совершенно не хотелось, окончательно просыпаться — тоже не вызывало в сумбуре мыслей энтузиазма, а лежать на чем-то таком же мягком, как кожа, было даже приятно. — Пастырь, — внезапно сквозь туман пробуждающегося сознания пробился звонкий голос, а внутреннюю сторону век осветил проблеск серебристого света, яркий и вынуждающий Сорея, все же проявив чудеса присущего ему упорства, открыть глаза и посмотреть на его источник.       Этим источником оказался большой, сияющий своей чистой белизной, дракон, что, склонившись мордой к лежащему в его раскрытой лапе юноше, внимательно, с участием и легкой тревогой, смотрел на пробудившегося и с некоторым трудом приподнявшегося спасителя рода людского. — Маотелус, — прохрипел Сорей, мысленно подивившись тому, как охрип его голос. — Все… все закончилось? Ты в порядке?       Один из пяти Владык медленно кивнул, не отводя взора от юноши — Да. И благодарить за это я должен тебя, Пастырь Сорей, — в голосе древнего дракона послышалась улыбка. — Спасибо.       Темноволосый парень легко улыбнулся ему в ответ и кивнул, словно говоря: «Не стоит благодарности, на моем месте это сделал бы каждый Пастырь», а сам окончательно сел, чувствуя, как по его застоявшейся крови словно тысячи острых иголок пробегают, в некоторых местах царапая кожу — словно энергия множества солнц просилась на выход. Сорей (не без легких пошатываний) наконец-то поднялся на ноги, после чего вытянул левую руку, легко массируя её правой под пристальным взглядом Маотелуса.       Вдруг древний дракон света на краткий миг приблизил морду к телу слегка озадаченного таким порывом темноволосого Пастыря. Дыхание одного из пяти Великих владык легким ветром взъерошило волосы Сорея, юноша с немым вопросом взглянул в глаза древнему источнику силы Серебряного пламени. — Я знаю эту вещь, — Сорей уловил возбужденное удивление в звонких интонациях дракона. — Откуда она у тебя? — Ты это про что? — не понял озадаченный молодой Пастырь, стремительно пытаясь понять, что именно так заинтересовало Маотелуса в его действиях. Что именно он такого тревожного увидел?       Дракон неопределенно качнул большой белой головой. — Про твою перчатку, — казалось, ему действительно хотелось услышать слова темноволосого юноши.       Зеленоглазый парень же, услышав такой понятный ответ, разом расслабился и с большой теплотой в изумрудных глазах посмотрел на перчатку Пастырей. Вещь его далеких предшественников, которых Сорей всегда стремился был достоин, драгоценный белый символ с золотыми рунами преемственности их борьбы и искренних светлых желаний. Символ ответственности и долга, потерь и страданий, которых потребовали от каждого них путь Пастыря и борьба с Владыками Бедствий. Теперь Сорей это понимал, и, кажется, действительно… был достоин. По крайней мере, он не подвел. — Я получил её, когда стал Пастырем, — серьезно сказал юноша древнему Владыке, не отрывая взгляда от облаченную в ту перчатку раскрытой ладони. Она вызывала воспоминания. — Церемониальный символ, — кивнул Сорей и с поистине неистребимым любопытством посмотрел на Маотелуса. — А что в ней такого?       Владелец Серебряного пламени ответил не сразу, словно думая о том, что можно рассказывать все ещё стоящему у него в лапах воспитаннику серафимов. — Она похожа на ту, что когда-то принадлежала одному моему другу, — наконец сказал Пятый эмпиреец с некоторой, как показалось Сорею, светлой печалью и благодарностью, которые обычно появляется при воспоминании о ком-то дорогом сердцу, но навсегда ушедшем без всякого шанса вернуться и знакомо улыбнуться вновь. Но эта печаль быстро ушла, сменившись простой звенящей теплотой. — Думаю, ей бы понравилась такая традиция. — Ей? — удивленно переспросил Сорей, распахнув зеленые глаза и слегка подавшись к морде Маотелуса. — Маотелус, хочешь сказать, что одним из первых Пастырей была девушка?! — Ей, — подтвердил дракон света и кивнул. — Да, но это долгая история. — Пожалуйста, расскажи.       И тут древний Владыка легко рассмеялся, после чего сказал: — Прости, Сорей, это сложный рассказ, а тебе пора вернуться в мир. Если хочешь узнать, эта история рассказана в древних руинах Трона Арториуса. Или, — тут белый дракон словно хитро улыбнулся, зная о том, кто помогал очистить Владыку Бедствий эпохи Хаоса, — можешь просто попросить Завейда её тебе рассказать. — Завейда? Он знал эту девушку-Пастыря? — кажется, ещё немного и юный Пастырь уже нынешней эпохи просто устанет удивляться как древним тайнам мира, так и тайнам своих долгоживущих друзей-серафимов. И чего ещё он о них не знает? И что не знает о давней истории?       Маотелус только покачал головой. — Мир ждет тебя обратно, Сорей. Теперь ты действительно можешь выбрать свой собственный путь и держаться за свой штурвал сам.

***

      Переместив решившегося на раскрытие тайн мира Сорея на поверхность, Маотелус, в давние времена известный как Лафицет или же Фиц, вновь ненадолго покинул свою драконью форму и материализовался на вершине некого каменного утеса с древними руинами, как бледный человекоподобный дух, что выглядел уже светло-русым стройным молодым человеком, а не маленьким мальчиком.       Глядя с высоты обрыва, открывающего вид на тихо певшее о тайнах темно-синее море, бывший малахим и нынешний эмпиреец вспоминал своих друзей, путешествие и приключения, битвы и трагедию первой Владыки Бедствий, что теперь, возможно, узнает и Сорей. И, если узнает, поймет её и всех в окружении, Маотелус не сомневался[1].       Вельвет. Айзен. Рокуро. Элеанор. Магиру.       Их лица предстали в сознании дракона света и зазвучали голоса, как будто он всех видел и слышал только лишь вчера, хотя почти всех его товарищей уже очень давно не было среди живых: Вельвет по-прежнему спала беспробудным сном вечного цикла взаимопоглощения, Айзен стал темным драконом и погиб, Рокуро пропал со всех горизонтов, Магиру — основала орден Летописцев времен, дав ему и его последователям фамилию своего приемного отца, и тоже исчезла, а вот Элеанор…       Невольно на ум Маотелусу пришел тот миг, когда перед ним вновь возникла эта хрупкая рыжая девушка, что когда-то была его вместилищем, но даже после устранения влияния ауры Безымянного не потерявшая связь с духовным миром, и рассказала об успехах хранимого им и восстанавливающегося после действий Вельвет мира людей, и о том, что она взяла на себя тяжелое бремя Пастыря в те времена. — Потому что, что бы ни сделал лорд Арториус, люди нуждаются в Пастыре, который будет их оберегать,  — так она сказала, храня решимость в своих светло-зеленых глазах, после чего попросила его, Маотелуса, силу Серебряного пламени, что и поныне принадлежит всем Пастырям.       Может быть, однажды новый хозяин этой силы, новый хранитель древнего союза Небес и Земли, предстанет перед древним пятым Владыкой-эмпирейцем и уже его чистое сердце и силы перевернут мир. И на руке у него будет неизменная белая перчатка с золотым узором.       Несомненно.