Проклятое дитя. Книга 5.(Без названия)

- Я ждала тебя, - бросилась в объятья Хасина Анна, едва переступила порог комнаты. – Почему ты не пришел раньше? – с обидой и упреком спросила девушка, поднимая взгляд на демона. - Я был занят, - мягко улыбнулся Бастард. – Как прошел день? - Отвратительно, - уныло произнесла Анна, отходя от него и снимая с плеч плащ. – Без магии мне здесь не место. - Мы вернем ее, обязательно, - уверенно пообещал Хасин, подойдя к ней со спины и обнимая за плечи. Поднял ее руку, где все еще сидел проклятый браслет, тянущий из нее силы, задумчиво рассматривая отвратную вещь, что вредила его девочке. - Я почти нашел способ, как безопасно избавить тебя от него. Как только снимем – ты быстро пойдешь на поправку. - Я ведь лишилась сил еще до того, как одела его, - рассеянно произнесла Анна. - Этот браслет усиливает то, что тревожит тебя. Что это? Что не дает тебе покоя? Что настолько выбивает тебя из колеи, что это сказывается на магическом фоне? - Снежный бал, - усмехнулась невесело Анна, поворачиваясь к демону, что серьезно смотрел на нее. – Ты уехал внезапно, и у меня не было возможности уверить тебя в том, что я все еще люблю тебя. Тебе было больно, и я могу лишь вообразить насколько сильно. И не могу не думать о том, каково тебе понимать, что теперь я принадлежу Кассиану еще больше. Я видела твою злость и ревность там, в палате. А ты слишком хорошо умеешь контролировать себя. Так насколько тебе плохо, что ты не сдерживаешь раздражения, видя меня с братом? Анна говорила все это, а ее голос был переполнен тоской и горечью, виной, которая съедала ее изнутри. Она не смела поднять взгляд на нежно смотрящего на нее демона, боясь увидеть ту самую боль, что сжигала его изнутри, с каждым днем все сильней опаляя раненое сердце. И это на самом деле было так. Каждую минуту он проживал в муках от того, как был несчастлив, от того, что видел любимую девушку в объятья другого. От того, что не мог ничего с этим поделать, ведь не смел вмешиваться в Судьбу. Да и смог бы пойти против брата, которого любит, пусть тот и вызывает в последнее время в нем лишь гнев, злость и раздражение? Конечно же нет. Он никогда не встанет на пути Кассиана, никогда не перейдет ему дорогу и не отнимет то, что его по праву – долга и сердца. Никогда не сможет сделать ему больно. - Посмотри на меня, - мягко попросил Хасин, ласково улыбаясь, когда она отчаянно замотала головой. – Анна, посмотри на меня, - настойчиво протянул он, поднимая ее личико за подбородок. – Ты – мое счастье. Не боль, не разочарование. Ты – счастье. И я прекрасно знал цену, что мне придется заплатить за него. Не смей корить себя и в чем-то обвинять. Ты не предаешь меня, ты не делаешь мне больно – это прерогатива Судьбы. Так было предопределено, видимо, - невесело хмыкнул Хасин, обхватывая ладонями ее личико. – Но я нисколько не жалею о своей боли. Ведь ты ответила на мои чувства, хотя я и мечтать о подобном не смел, ведь всегда был для тебя другом. Но я стал большим в твоей жизни, и бесконечно рад этому. Пусть мне будет больно, пусть я буду страдать. Но каждую минуту с тобой я буду вспоминать до конца жизни, и они будут возмещать мне ту боль, что будет приносить разлука. - Не говори об этом! Я даже думать не хочу, что однажды ты уйдешь, - простонала Анна, отчаянно качая головой, прижимаясь к нему крепко-крепко, будто он уже сейчас собирался оставить ее. - Но я уйду, - мягко, но безжалостно ответил Хасин. Анна продолжала мотать головой, будто пытаясь вытрясти из нее ужасающие мысли. Она жизни не представляла без Хасина! Пусть она и любила Кассиана, пусть с ним ей было хорошо, и она была счастлива, Хасин – часть ее жизни. Не может быть иначе! Не может быть так, что он оставит ее! Когда-то давно она говорила Ринару о том, что готова к тому, что он уйдет из ее жизни, ведь прекрасно знала о его стремлении обрести свободу, знала, как важно ему оставить всю свою настоящую жизнь в прошлом и начать новую, такую, которою он всегда хотел. Но это было до того, как она поняла свои чувства к нему, как узнала о его собственных. И разве возможно теперь думать о том, что когда-нибудь она будет смотреть вслед уходящему к своей свободе демону?! Уходящему от нее?! Нет! Ибо одни только мысли об этом причиняли нестерпимую боль! - Анна! Я ведь здесь, - зашептал Хасин, крепко прижимая девушку к себе, давая почувствовать свое тело, близость, чтобы она вынырнула из своих пугающих мыслей. – Я не оставляю тебя прямо сейчас, - ласково улыбнулся демон, заглядывая в бездонные мокрые голубые глаза девушки, которая плакала. - Пообещай, что не оставишь никогда! – отчаянно прошептала Анна, на что демон лишь грустно улыбнулся, касаясь губами ее лба, пряча свой больной взгляд. И молчал. А Анна плакала в его объятьях, не в силах остановиться. И снова дрожала от холода – он волнами накатывал на нее по несколько раз за час. Со вздохом Хасин легко подхватил девушку на руки, садясь на кровать, а ее сажая на колени, согревая в своих руках. - Девочка моя, ну перестань, - шептал Хасин, растирая руками ее плечи и спину, пытаясь согреть ее ледяное тело, что сотрясалось в его руках не только от холода. - Холодно, - прошептала Анна, прижимаясь к нему теснее, стуча зубами. Она подняла на него свои колдовские глаза, отчаянно молящие и любящие. Губы дрожали, кожа ее была холодной, а руки, которыми обвила его шею, обожгли ледяным прикосновением. - Согрей меня, Хасин, - отчаянно прошептала девушка, медленно приближаясь к его лицу, дурманя его своим взглядом, словно понимала, что нельзя перед таким устоять, словно уже знала, какую власть имеет над своим беловолосым демоном. Но не знала еще, лишь чувствовала в нем потребность, в его близости, в его тепле. Чувствовала острую необходимость быть сейчас с ним настолько близко, насколько он решится зайти. С не меньшим отчаянием Хасин безвольно сократил остатки расстояния между ними, прижимаясь губами к губам Анны, согревая их своим дыханием, делясь с ними жаром своего тела. Обвив крепко руками его шею, пальчиками девушка зарылась в белоснежные волосы. Она так соскучилась по нему, так истосковалась по его рукам, губам, объятьям, что сейчас сконцентрировалась только на них. А на Хасина снова накатила жгучая ревность. Тогда, в палате, Кассиан обнимал ее, согревал своим телом, прижимал ее к себе. Не получилось выбросить из головы навязчивые картинки того, что он мог делать тогда то же самое, что делает он сам сейчас: целовать, касаться тела уверенными руками, ловить губами слабые тихие выдохи, предшествующие стонам. Глаза заволокло алым вопреки силе воли, руки яростней сжались на тонком теле, но Анна лишь теснее прижалась к нему в ответ: веки трепетали, дыхание сбивалось, влажные губы были сладки как никогда прежде. Почти грубо демон опрокинул девушку на спину на подушки. Она же в ответ лишь пристально смотрела на него, облизывая губы. Они взгляда не отрывали друг от друга, пока пальцы Хасина медленно расстегивали пуговицы на ее форменном платье – от горла до пояса. Она сама подалась к нему, когда он потянул его с тонких плеч, сама выпуталась из подола. Без промедления руки демона скользнули под подол рубашки – на пол вслед за платьем полетели чулки. Пристально глядя в голубые глаза, словно ожидая, когда же она остановит его, Хасин потянул подол рубашки вверх. Анна лишь руки вытянула, помогая ему сбросить ее со своего тела. И все это – в тишине, нарушаемой лишь хриплым дыханием обоих, лишь под пристальными взорами друг друга, пронзающими насквозь. - Холодно? – нависнув над ней, но едва ли касаясь своим напряженным телом, спросил шепотом демон. - Холодно, - подтвердила Анна, как зачарованная протянув руки к его лицу, глядя в алые глаза не мигая. Не смущала нагота, не поднимал голову стыд, забылась мораль, которая с каждым днем становилась все призрачней, теряя свои четкие грани. Рамки становились шире, и казалось, что так даже дышится легче. Не терзали сомнения – хотя после наверняка дадут о себе знать. Но не единожды уже Анна замечала, что приступы самобичевания становятся не такими острыми и мучительными. Уже многое считалось нормой для нее, многое стало привычным и нормальным. И пусть смущало, но она прекратила себя корить за то, что ей это нравилось. Она ведь должна стать смелее, должна принимать мир таким, какой он есть, а не таким, как она привыкла видеть. Да и что она видела в своей жизни? Лишь стены дворца и сада, за пределы которых много лет не выходила. Но мир большой, и такой разный! И она хочет быть его частью! Хочет познать все его грани! Хочет увидеть какой он на самом деле – без прикрас, без преувеличений, без шор на глазах. Так стоит ли цепляться за то, что прежде казалось незыблемым, но трескалось с каждым днем все больше, сталкиваясь с реальностью? Стоит ли ограничивать себя чем-то кроме самого необходимого? Зачем тревожиться по пустякам и терять столько всего? Почему просто не наслаждаться жизнью, не ловить момент!? И ведь ее моменты в Хасином так малы, так коротки и ничтожны по сравнению со всей ее жизнью! Лишь секунды в веках, которые она проведет без него, капля в море, песчинка в пустыне. Улыбка, полная коварства и порока, растянулась на красивом лице демона, глаза засияли еще ярче, и весь он словно бы подобрался, как хищный зверь – опасный, непредсказуемый, дикий и неуправляемый. Хасин резко выпрямился и одним движением стянул с торса собственную рубашку, заставив Анну затаить дыхание от его грации, красоты и привлекательности. Он снова склонился над ней, почти касаясь ее своим мощным телом, полностью скрывая ее под собой – маленькую и хрупкую. - Ты ведь знаешь, что я не переступлю грань? – прошептал демон, склонившись к ее ушку. - Знаю, - выдохнула Анна, безвольно закрывая глаза, пьянея все больше с каждой секундой от его близости, что голову кружила. Дикая потребность прикасаться, целовать, сжимать и ласкать вылилась в поток нежности, страсти и желания, с которым тела переплетались в смятых простынях. Уже через несколько минут Анна потеряла ощущение реальности, уплывая на волнах удовольствия, что ей дарил ее демон. Она металась под его крепким телом от наслаждения, с губ срывались тихие стоны. А Хасин все целовал и целовал ее, не в силах утолить свою потребность в ней, свою жажду, что с каждым днем становилась все сильней. Глаза сияли алым, контроль катился ко всем чертям, когти разрывали простынь – он не в силах был сдержать огня, что бушевал в крови. С треском рвалась ткань, пока губы нестерпимо нежно касались тонкой кожи, но все же оставляли следы на чувствительной плоти. Стоны услаждали слух, а льнущее к нему тело грозило толкнуть его на отчаянную близость. И не было сил остановиться, возможности прекратить. В беспамятстве Анна просила его о большем, даже не ведая, что именно хочет. Но тело горело от напряжения, требовало чего-то еще, в чем ему так жестоко отказывали. Она хныкала и извивалась в руках демона, сгорая от жара, что разливался под кожей, вызывая зуд и сладкую боль. Покрывая поцелуями тонкую шею, вылизывая влажную кожу, пробуя ее на вкус, Хасин крепко прижимал к груди спиной извивающуюся Анну. Она терлась о него всей собой, изгибалась как раз по нему, заставляя его сходить с ума от желания. Отчаянно цеплялась за его руки, удерживающие ее поперек груди и талии. Она дрожала от напряжения, сковывающего все тело, такого сладкого и такого острого, что с губ беспрестанно слетали стоны. Глаза были затуманены, а разум не соображал совершенно, не осознавал реальности. А ладони мужчины не прекращали сладкой пытки, не переставали держать ее на грани: скользили по груди, умело лаская напряженные вершины, по бедрам, животу и горлу. Это было мучительно прекрасно, Анна растворилась в его руках, утопала в нежности и возбуждении, никогда прежде не чувствовала так остро и пряно, без единого намека на какие-либо посторонние мысли: все, что было в голове и перед глазами – Хасин. Только он, только его руки и губы, его тело и голос, его горящие безумные глаза. И самая малость потребовалась, чтобы девушка взорвалась от наслаждения – лишь едва ощутимое, едва весомое касание кончиков пальцев к самому сокровенному. И с громким стоном она содрогнулась от экстаза в руках демона, который судорожно сжимал ее тело, прикрыв глаза, чтобы не видеть всей красоты происходящего, чтобы сдержаться и не пойти еще дальше. Анна уснула в его руках, так и не придя в себя – расслабленная, довольная и утомленная долгими часами ласк. Как умелый мастер, он играл на ее теле прекрасную мелодию, что привела ее к чудесному завершению. Он сам медленно приходил в себя, прижимая к себе обнаженное тело девушки, наслаждаясь его теплом и нежностью, которыми она всегда так щедро делилась с ним. Невесомо касался влажной кожи, успокаивая свое неудовлетворенное тело и разум. С неохотой отстранился, несколько минут созерцал прекрасное видение, после укрыл Анну и тихонько ушел. Он не вернулся к себе, не пошел на Улицу Роз, как сделал бы еще несколько месяцев назад, когда Анна еще не знала о его и своих чувствах. Теперь не мог – не смел поступить так с ней. Да и разве мог хотеть кого-то после своей девочки? Разве посмел бы осквернить себя прикосновением к другому телу? Но требовалось выпустить пар, и на помощь пришли его Темные Стражи. На открытом полигоне, где выл лютый ветер, где мела метель и крепчал мороз, в смертельном вихре кружился Бастард с тремя противниками до самого рассвета. И только с первыми лучами солнца, почти изможденный он почувствовал, что напряжение отпустило его. Но с каждым разом оно сковывало его все сильней, и все тяжелей становилось избавляться от него. Его хваленый контроль трещал по швам, и не был больше спасением. Все чаще мелькали мысли о том, чтобы забыть обо всем и всех, и просто отдаться своим желаниям, удовлетворить все свои потребности. Но что-то все еще останавливало.