***
Садись поудобнее, малыш Теон, и слушай. Глаза закрыл, вот молодец. Смерть Домерика, законного наследника, заметно огорчила мистера Русе Болтона. Заметно в той степени, насколько он мог себе это позволить. Но был у него и запасной вариант, незаконнорожденный сын по имени Рамси. Домерику устроили пышные похороны, выждали пару недель для приличия, да и поселили нового сынка в те же комнаты. Парня как могли отмыли и отчистили от среды, в которой тот рос, да и извлекли на свет, как козырь из рукава. Не всем это понравилось, но ведь на свете нет ничего, что всех бы устроило. Многие Русе Болтона побаивались, кто тайно, а кто и не скрывал этого вовсе. Незаконнорожденный сын получил фамилию отца и довольно быстро освоился в его доме. Багаж его в ночи доставили, почти все сам перенес и ничего не разрешил распаковывать, особенно громадный сундук, который двое парней здоровенных тащили, ругаясь на чем свет стоит. В доме семейства Болтон полно было правил, гласных и негласных, у каждого своих. «Матушка» Рамси, тремя годами его моложе, на территорию пасынка не совалась, а отец вечно в разъездах был, так что молодой наследник творил, что хотел, а с законом он всегда договариваться умел. Да и с деньгами отца все стало еще проще. Подвалы поместья Дредфорт Рамси изучил в самые первые дни, порой и вовсе сутками оттуда не показывался. Прислуга языки за зубами держала исправно, не желая расстаться с ними. Когда точно знали, что никого из хозяев нет поблизости, шептались разве только, что прежний молодой хозяин не сам умер, помогли, а кто помог — неужто непонятно? Жалели его, да что толку от этой жалости? Но больше всех жалел о том, что случилось, сам Домерик. Лучше бы ему в самом деле в могиле лежать без всяких забот. То есть забот-то у него никаких не было, разве что дышать самому, да и то — не сразу получаться стало. Лежать и проклинать современную фармакологию да младшего братца. В давние времена такое, понятное дело, невозможным было, а сейчас — почему бы и нет? Уж неизвестно, что там такое продал или просто пообещал кому-то Рамси, еще не имея доступа к деньгам папеньки, но когда сделалось ясно, что после изуродовавшей его аварии Домерик не умрет — вместо него на больничной койке, а потом и в морге оказался какой-то несчастный, у которого и имени-то не было. Не очень хорошо жил, зато похоронен оказался прилично. Домерика забрал Рамси и окружил заботой, как умел. А он умел, сам знаешь. Потом и папочка объявился. Что ты там бормочешь? У того несчастного было имя? И как оно звучало, малыш Теон? Да, когда-то это имя было твоим, но я рассказываю тебе о двух братьях. Много месяцев утекло, и кости Домерика срослись, а шрамы — зажили. Те, что снаружи. Правда, Рамси иногда новые на нем рисовал. А те, что внутри, затягиваться и не думали. Домерик терпеливо ждал случая, и тот однажды представился. Подземелья под Дредфортом тянулись на мили, и Рамси никто так и не нашел, а может, и не искали. Домерик же явился к отцу, напялив на себя лицо Рамси. — Твой сынок вернулся, — заявил он. — Угадай, который? Полицейскую бригаду, что первой на место прибыла, тошнило, говорят, так, что дочиста выполоскало, а служба, которая на места преступления прибраться выезжает, заломила тройной гонорар. Вдова мистера Болтона не захотела более оставаться в Дредфорте, выходить снова замуж — тоже. Через полгода близнецов родила, девочек. Но это история о двух братьях, малыш, о двух сестрах я рассказывать не стану.***
Теону очень хочется побыть одному подольше, пока не нашли. Или пока к себе не потребовали. Бывает так, что пробуждение от пинка в бок кованым носком ботинка становится привычным. И даже не самым худшим из возможных. Может, он слегка тронулся умом. Или Рамси подсыпает ему что-то в воду или в пищу. Он ведь так любит эксперименты. Деревья и ветер сказок не рассказывают. Но все равно хочется услышать еще одну.***
Еще одну? Ну хорошо. Это сказка о двух друзьях. Ты их обоих прекрасно знаешь. Теон Грейджой и Рамси Болтон так привыкли тусоваться вместе, что уже толком не помнили, как и познакомились. Возможно, кто-то кого-то побил за школой. Подрезал на стоянке. Толкнул в баре. Жили они в одном заштатном городке, название выбирай сам. Городок был великоват для деревенской умилительной тишины, но маловат для огней мегаполиса. Теон просиживал штаны в офисе, Рамси вкалывал на автозаводе, пока тот не прикрыли. Городок, до последнего державшийся, как раз тогда и загнулся окончательно. Вечерами они таскались по окраинам, когда пешком, когда колесили на видавшей виды тачке Рамси. Любая полуразвалившаяся ферма, любой дом в полузаброшенном заводском квартале или недостроенный торговый центр — все казалось идеальным местом для того, чтобы обнаружить там, прямо как в кино, какой-нибудь труп. Или, наоборот, спрятать. Рамси указывал на высоченные заросли травы на обочинах, сточные канавы и переполненные мусорные баки. Теон ежился, глядя на это все, слишком живым было его воображение, но не возражал против подобных экскурсий. Если в городе полно потенциальных мест, где можно спрятать мертвое тело, то полно и потенциальных мест преступления. Тусоваться все равно было больше не с кем. Можно было свалить из города. Вместе или по отдельности. Оба об этом думали, но никто не заговаривал. Редко когда они уходили гулять трезвыми, и этот вечер исключением не был. Как обычно, Рамси утащил Теона подальше от жилых кварталов, и они двинули по обочине, пиная мелкие камешки и старательно обходя дыры в асфальте, которые еще можно было разглядеть в сгущающихся сумерках. Все, да не все: в одну, особенно глубокую, Теон угодил ногой и полетел мордой вниз, неловко выставив перед собой руки. Правое запястье подозрительно хрустнуло. Показалось или нет: вроде бы полету поспособствовал легкий тычок в спину? — Я, мать твою, руку сломал! — простонал Теон и кое-как сел, ощупывая правую руку левой. Болело запястье просто адово. — Какого хера ты меня толкнул, урод? — Потому что я как раз показывал тебе яму у самой обочины, куда хотел бы сбросить эту сучку Мадж из бара, а ты не смотрел, все под ноги пялился. Друзья так не поступают! Друзья не толкают тебя в спину, подумал Теон, ладонью здоровой руки кое-как пытаясь счистить грязь с брюк. Единственный приличный костюм, а местная химчистка не далее как на той неделе разорилась и закрылась. А этот стоит и ржет, как конь! Обкурился, что ли? Рамси вдруг попятился к краю обочины, сделал пару неуверенных шагов, запнулся и полетел в темноту спиной вперед. Послышался глухой удар, и смех оборвался. Теон кое-как встал, подошел к краю ямы, которую Рамси облюбовал для Мадж из бара (всерьез или нет), и попытался разглядеть, что там. — Ты живой? — спросил, не особенно понимая, на что рассчитывает. Трупы не разговаривают, а если Рамси жив, то может не отвечать намеренно, нелепые розыгрыши — его конек. — Что-то мне как-то не очень здорово, Грейджой, — донеслось из ямы. Слова эти сопровождались каким-то нехорошим бульканьем. — Не вздумай сюда лезть со своей сломанной культяпкой, здесь глубоко. Слезешь — до утра тут проваляемся. Или неделю. Как здорово, когда тебя никто не станет искать! Рамси хрипло застонал и издал пару свистящих «ха-ха!». — Где твой телефон, мать твою? — Я его вчера то ли сломал, то ли потерял. Но точно не пропил, за эту модель и пару кружек не нальют. А твой? — А мой в луже утонул. Лежи, не шевелись по возможности. Я за помощью. Теон распутал галстук и кое-как, помогая себе зубами и чертыхаясь, сделал перевязь для руки. Затем побрел в сторону города, порой переходя на бег, пока не начинал задыхаться, и промежутки эти становились все короче. Он был уже почти у цели, но вырубился у мусорных бачков на задворках бара и пролежал там несколько часов, пока один из завсегдатаев не вышел проблеваться и не споткнулся о него. Квартирохозяин собирался выбросить все вещи Рамси, и когда Теон попросил забрать что-то на память, сказал, что тот может забирать себе что угодно. Теон немного покопался в захламленной комнате и вышел с пустыми руками. Все, в чем он действительно нуждался, и так было при нем. Теон подумал, что не так уж и круто, если тебя никто не ищет. В смысле — вообще никто, ни единая живая душа. Он собирался свалить подальше от города, где любое место могло оказаться местом преступления, а одно оказалось местом смерти его единственного друга, и начать все сначала. Под другим именем. Он уже знал, под каким. Хорошая выйдет шутка. Рамси обожал дурацкие розыгрыши. Складывая в сумку свое нехитрое барахло, Теон думал, не было ли падение Рамси намеренным? Может быть, это у него было вместо «Ну извини!»***
Теон ненавидит просить прощения, но делает это, вообще делает что угодно, когда хозяин требует. Сделать что-то только для себя ему удается очень редко, вот как сейчас. Нельзя злоупотреблять счастливыми моментами, иначе они поблекнут, лишатся своей ценности. Когда-то жители Винтерфелла молились под сенью чардрева, но Теон-то был здесь чужим, даже знай он что-то подходящее к случаю, толку было бы мало. А вдруг бы и сработало, открылся бы какой-нибудь вход в пустоту, или избавление пришло бы без боли, тело отбросило бы душу. Может, рискнуть и заночевать прямо здесь? Ночи пока не слишком холодные. Может, здесь, вне стен Винтерфелла, удастся поспать, не подскакивая от очередного кошмара, ускользнуть от всех этих окровавленных фигур, расставленных в спутанных коридорах его памяти? Теон не решается. Вот посидит немного и уйдет, честное слово. Честное слово — но кому? Он уже давал клятвы, и стоили они дешевле использованной подтирки, и вот где в итоге оказался. Такие вот обстоятельства у его одиночного заключения. Боги, старые и новые, отвернулись от него. Но Теон продолжает существовать.***
Я знаю, что у тебя внутри, Теон Грейджой. То же, что и у всех людей. Зовется это душой, и ты еще ее не потерял. Последнее на сегодня, малыш Теон. Тебе будет над чем поразмыслить. Я хочу рассказать тебе о двух врагах. Их звали, как ты и сам понял, Теон и Рамси. Можем обойтись и без фамилий, а можем назвать любые. Можем обойтись и без имен, но я знаю, как важно для тебя помнить свое собственное. С недавних пор Теон практически поселился в палате Рамси. Тот больше не мог говорить, лицо превратилось в неподвижную маску. Две недели назад Теон слышал голос Рамси в последний раз. — Знаешь, как это странно, лежать и ждать, когда тебя задушит собственная кожа? Лежать, не в силах пошевелиться, и ждать — неизвестно сколько. Продлять жизнь они умеют, вылечивать — нет. — Ты говорил. — А я не хочу ждать, Грейджой. Такое ожидание — не жизнь. О, а когда я перестану разговаривать, ты сядешь со мной рядом и будешь перечислять мне весь алфавит, а я — моргать на нужных буквах. Ты станешь записывать, и получатся мемуары что надо. Кто-то уже так делал. — Буду записывать. Как скажешь, — Теон протянул руку и погладил холодные неподвижные пальцы Рамси. — Это ведь я убил твоего отца, Грейджой. Я видел, как он стоит на краю моста, собираясь прыгнуть, но не решался. Мне надоело, и я столкнул его вниз. Просто подошел и дал хорошего последнего пинка. — Я это знаю. Уже давно догадался. Теон смотрел записи с камер видеонаблюдения. Точнее, запись. Он заплатил, чтобы единственная копия не попала к копам и была уничтожена. Теон старался не думать о том, зачем так поступил. И о том, зачем Рамси сделал то, что сделал. — И что? Теперь ты дашь мне хорошего последнего пинка, если я попрошу? Или наоборот, если буду просить этого не делать? Если я уже ни о чем не смогу попросить, а буду лежать тут, как колода? Как тогда поступишь? — Я подумаю. Знаешь, я читал как-то… Или старая Нэн в детстве рассказывала, и не упомнишь. Когда-то давным-давно, правдой это было или выдумкой, была болезнь под названием серая хворь. Ее не могли излечить, но больной мог прожить еще много лет, постепенно каменея и теряя рассудок. Его не оставляли в семье, отправляли доживать в далекие страны. К таким же. Передавалась она через прикосновение, а может, даже через предметы обихода. Дочке одного молодого лорда подсунули зараженную игрушку, и девочка заболела. — Поинтереснее научных статей про склеродермию, это уж точно. — Хорошо, что она через прикосновение не передается. Можно я лягу рядом? Немного тебя подвину, и все? — Пока док Квиберн не пришел и не вышвырнул тебя, почему нет? Так что скажешь? Дашь мне хорошего пинка? Теон примостился на краешке койки, повернулся на бок, обнял Рамси и лежал молча, думая о самых разных ответах на его вопрос. Может, я упросил бы врачей и забрал тебя к себе домой. Денег из наследства хватило бы на то, чтобы переоборудовать для тебя комнату под больничную палату. А может, запер бы в подвале с крысами, чтобы они тебя поглодали как следует, жаль, ты уже не сможешь кричать, потому что ничего не будешь чувствовать. Может, я целовал бы тебя по утрам и кормил внутривенно, а может, пинал бы сапогом в ребра. Может, заказал бы таксидермисту твое чучело и поставил в гостиной. Может, однажды, в припадке безумия, я схватил бы нож и стал освобождать тебя от кожи, что вот-вот задушит. И спас бы, а потом бы мы жили долго и счастливо. Выбирать-то теперь мне. Теона сморил сон. Слишком много бессонных ночей. Во сне рука его, обнимающая Рамси, разжалась, и очнулся Теон уже на полу. — Я подумаю, — сказал он, усевшись обратно на койку. — Выбирать-то теперь мне. Вот и последняя история на сегодня. Захочешь — еще приходи.***
Теон с трудом поднимается, чтобы размять затекшие руки и ноги. Долго же он сегодня гулял. Листья чардрева больше не шумят, ветер унесся куда-то, может быть, к другому слушателю. Надо возвращаться в Винтерфелл. Скоро начнет темнеть, день постепенно умирает. Кожа на загривке все так же чешется. Фантомная боль грызет уже несуществующие пальцы на ногах и руках. Желудок сжимается от голода. Вдруг повезет, и в сегодняшней вечерней похлебке будет кусок мяса, можно будет наесться досыта, если особенно не задумываться, чье оно. День умирает, а Теон пока жив. Пора идти. Примечание: в тексте упоминается болезнь под названием склеродермия, весьма условно проассоциированная автором с серой хворью в мире ПЛиО. Автор далек от медицины, название болезни и ее весьма условное описание взято из романа Ю. Несбё «Снеговик». Заражение Ширен серой хворью через подаренную куклу — сериальный канон.