Весенняя лихорадка

      Эти чувства нельзя сравнивать. Они иные. Не такие пошлые животные что ли…       Что-то невообразимо странное витает в воздухе ранней весной. Вы замечали? Как будто кто-то болезненный и хрупкий проснулся и шепчет на ухо обнадеживающие слова о скором выздоровлении. Я давно пришла к выводу о том, что всем нам - абсолютно всем - крайне необходим какой-нибудь жесткий антибиотик от весны. Редкие индивиды, радующиеся ей, больше походят на безумцев, чем на здоровых людей, а в сравнении с массами так вообще, безбожно проигрывают в количестве. Нет, вы не подумайте, я не против «иных» в любой форме. Я скорее за абсолютно здоровых, а это, как вы понимаете, совсем не одно и тоже. Эти чувства, больше походят на зависимость, чем любая из самых грешных влюбленностей. Базируясь исключительно на собственном опыте, я смею судить, что порой они могут быть намного сильнее любви…       Весна идет — весне дорогу. Что-то из классики, да? Порой мне становится немного стыдно, за то, что я не помню таких простых вещей. К сожалению или счастью, я очень скоро забываю о том, сколь многих вещей я не помню, и чувство вины из-за отсутствия высшего образования больше не тревожит меня какое-то время.       Когда я отчетливо поняла, что не забуду её? Мне было года три и я, будучи светлым и юным созданием без каких либо претензий на осознанность, увидела её. Чём-то необъяснимым не похожая, манящая, и, в отличии от очень многих в моем окружении, не претендующая на мое внимание. Цепким взглядом любопытного ребёнка, я старалась отследить все, что она делала и это, надо отметить, неплохо вписывалось в образ человека моего возраста. Может и к лучшему, что этого интереса никто не заметил, в то время как я была поглощена восхищённым созерцанием чуть больше чем полностью … Несмотря на все пробелы в моей светлой памяти, я помню каждую свою весну. От того ли, что всегда у нас с этой девчонкой были странные отношения, или от того, что есть в этом времени года что-то первородное, напоминающее мне мои собственные чувства — я не знаю. Знаю лишь то, что помню каждую свою весну. И есть за что помнить, скажу я вам. Таки да.       Мне было мало лет. А она, как назло, не любила детей. Я наблюдала за ней издалека, на моем лице тогда, скорее всего, не было ничего кроме восхищения. Казалось оно парализовало абсолютно все мои конечности, не давая возможности вздохнуть. И тогда я поняла. Я не люблю её. Я зависима. И по-другому быть просто не может. Странное время года эта ваша весна. За что вы ей так рьяно симпатизируете, мне определенно непонятно. Такое чувство, будто огромный биологический будильник бьет тебя по голове, когда ты еще из-под укутывающего одеяла зимы не вылез. Ну серьезно. Третий месяц года, какой к чертовой матери будильник? Кто просил будить? Зачем просыпаться, тогда, когда сны только начали появляться легким калейдоскопом унося в те миры, которые недоступны?       В какой-то момент я страдала. Сильно и долго, как можно страдать только в те несколько лет, когда твой организм вдруг решает, что ты готова производить на свет себе подобных. Нужны тебе эти самые подобные или нет никого не интересует, равно как никого не интересует, что ты там себе чувствуешь. Ты же маленькая еще, чтобы чувствовать, да и кому интересны такие штуки как чувства, особенно когда они не свои собственные? А страдания были почти родные, весенние. Она расцветала, а я, растекаясь маленькой зимней лужицей, капала соленой капелью на жесткую ткань диванной обивки, которую так любили в одном крохотном театре. Любили не за жесткость, конечно, и не за то, что я на нее капала. Там узоры восточные вышиты были, и в интерьер не плохо вписывались. Весна вовсе не праздник души. А если и праздник, то явно в стиле безумств Кэрролла или легкого налета Кафки. Мне кажется, если конец света и случится, то определенно весной. Идеальное время для апокалипсиса, такое же страшное и убийственно мрачное. Кап-кап-тик-так. Ритмичные звуки убивают фантазию, вы знали?       От ощущения неизбежности не хотелось жить. Жизнь в ожидании — это вообще не жизнь. А приходилось ждать. Годы шли, делая невозможное — одновременно приближая и отдаляя меня от цели. Менялись мужчины и женщины, школы, учения, философии, хобби, лица. Константой, как насмешка над переменчивым пубертатном, как обелиск, возведенный в Абсолют, возвышались только мои чувства к ней. Чувства, которым, я ни тогда, ни сейчас так и не смогла придумать имя. Бог с вашей весной, оставим ее уже, что там дальше по счету? Лето? Замечательно! Да хоть межсезонье! Все что угодно, только бы не это тянущее, как боль, воющее, как медленно сгорающее чучело масленицы, время года.       А я ведь сгорала. До тла сгорала от стыда. Изъедала себя по кусочкам, разлагала на атомы в попытках узнать первопричину этого странного чувства. Сгорала, но не находила ответ. Словно солнечные зайчики на маленьких, не по-взрослому детских пальчиках, скакали теории и логические цепочки в моей голове. Все Фрейды и Юнги, все Рубины и Улицкие шли к чертям, когда речь шла о ней. Ответы на вопросы были также далеки, как была далека самая большая звезда этой проклятой галактики, на которой придумали эту … весну. Выдыхай всегда, когда говоришь о ней. И не вздумай смотреть в глаза. Ты проиграешь в этой истории. Никогда. Слышишь? Никогда не подпускай её близко. Ты же чувствуешь, что это опасно. Это убьет тебя. Окончательно. Я выводила ночами эти мысли в своей голове. Ловила каждую мифическую тварь, обитающую в самых дальних чертогах подсознания, и приставлял ей нож, состоящий из этих слов, прямо к голу. А на самом деле, все было банально и просто. Просто женщина (невероятная, восхитительная женщина, совершенно не заслужившая слепого поклонения, но искренне не имеющая в моих глазах недостатков), и кто-то создавший узелок этих «судеб». И я. Просто девочка, всегда в кулисах. Не в силах сказать о том, что чувствует. И не потому что страшно, а потому что бессмысленно. Весна уходит. Не грустно. Скорей бы уже прогнать это чертово, никому ненужное, олицетворение душевного состояния таких же миллионов переломленных, не желающих, но чувствующих людей. Той весной возникали даже мысли о лоботомии, настолько плачевным казалось состояние. И казалось бы главная характеристика жизни — это чувства, но все границы уже давно сожжены, ошибки сделаны и судьбы поломаны, а потому не жалко и этих чувств. И казалось бы куда дальше? Запомните: всегда есть куда. А весны все шли, наступали новые. Сменяли одни другими, кони, люди, города.       Менялась и она. Вполне логично старела, с достоинством сменяя одну ипостась другой, очаровательно набиралась мудрости и теперь лишь грустно улыбалась при встрече. Эти перемены с первого взгляда были только к лучшему. Актрисам, на мой взгляд, абсолютно не идет молодиться и она - будто услышав мои мольбы - просто была собой. Полюбила ли я её тогда? Нет. Я лишь тихо подкрадывалась, пытаясь хоть чуть-чуть проникнуться невероятной энергетикой, исходившей от неё. Я не хотела её, ни в каких смыслах не представляла наше общение, я просто существовала рядом робкой тенью, запоминая абсолютно все обращенные мимикой или жестами невербальные, а может и неосознанные действия в свою сторону. Я была маленьким маньяком, ненавязчивой любимицей всего театра, от которого мне нужно было только одно — она. Я сходила с ума. Мечтала ночами о жизни без этой зависимости, мечтала и не могла даже в самых страшных кошмарах увидеть её. Такого варианта развития событий просто не существовало. Прошло пятнадцать весен с той первой, когда я попала в капкан собственных чувств. Противоречивые, они продолжали рвать меня изнутри мартовскими холодами, изредка радуя яркими солнцами, сотканными из встреч, улыбок и дежурных фраз. Я училась существовать с этим и это уже не могло меня чем-то удивить. И тогда случилось то, чего я совсем от себя не ожидала. Девятнадцатая весна ознаменовала новую эру моей жизни, ибо этой весной я впервые влюбилась по-настоящему. Так я выучила ещё один урок, возможно один из главных в моей жизни - над моим чувством к ней абсолютно ничего не властно. И эта весна не уступила жаркому страстному лету. Она показала мне средний палец, после чего победоносно разверзлась над моей головой классическим тёплым майским дожем, погрузив меня в абсолютное ощущение катарсиса.

***

И возможно, когда-нибудь у меня хватит духу показать ей этот текст, ибо он один является физической тенью моих чувств к ней. Возможно, когда я вырасту, мы даже сможем напиться до беспамятства хорошего «Лыхны» или «Мукузани», чтобы после завалиться в полутемную гостиную, где я, хватаясь за её длинные пальцы, ловя блики фонарей за окном в проницательных глазах, смогу украсть один единственный хмельной поцелуй, который точно что-то разрушит. Весна уйдёт не поменявшись с летом, и даже осень не рискнёт прикоснуться ко мне своим сжимающим сердце холодом и удушающим запахом листьев. Все закончится. Останется только зима.