Практическое занятие

— Нет, ну ты посмотри на это! И что я должен с ней делать?! — возмущался Мисаки. В руках он сжимал плюшевую игрушку, изображавшую, по всей видимости, какую-то форму инопланетной жизни. На «лице» игрушки было написано что-то вроде плохо скрываемого отвращения. Сарухико подумалось, что для подобной выразительности от изготовителя потребовался немалый талант. — Отдай обратно Камамото, — пожал он плечами. — Он обидится… — А зачем ты вообще её взял? — Да говорю же, не разглядел я! Он всучил мне, сказал: «подаришь сестре», а я: «спасибо», а потом пришёл домой и рассмотрел этот кошмар как следует. — Ну вот и отдай Мегуми. — бросил Сарухико. В конце концов, игрушка выглядела недешёвой. Сарухико протянул руку и пощупал её. Не сказать, что он разбирался в мягких игрушках, но ткань и мех показались ему вполне качественными. Единственная проблема заключалась в выражении лица. — Да как я ей отдам? Эта штука так смотрит, как будто застукала нас… не знаю, за какой-то гадостью! Мегуми от такого расстроится. — Детям иногда нравятся странные вещи… — пробормотал Сарухико скорее для проформы. — Моей сестре такое не понравится! — отрезал Мисаки. — И Анне тоже! Да и вообще никому. Что за дебил такое придумал? Сарухико мысленно согласился: творческая мысль дизайнера явно пошла не в том направлении. Впрочем, решить проблему это никак не помогало. — Тогда на помойку вынеси, да и дело с концом, — махнул он рукой. — А что я Камамото скажу? И вообще… она вроде как новая. Хорошая. Даже странно. — Почему странно? — Ну, Камамото её на одной ярмарке выиграл. Там обычно не бывает настолько хороших игрушек. Я не имею в виду… ну, в смысле, она же будто только из магазина! И стоит, наверное, немало. — Видимо, предыдущий владелец тоже не знал, как от неё отделаться, — предположил Сарухико. — И что мне, ярмарку устроить? — Попробуй отдать через интернет. Объявление размести. — А если Камамото увидит? — Ну, увидит и увидит! — вспылил Сарухико. Чего он заладил: «Камамото, Камамото»? — Скажешь, не понравилась Мегуми — и дело с концом! Мисаки опустил взгляд, словно бы задумавшись о чём-то, а потом сказал: — А вот если… с тобой же вроде работал какой-то парень, который любит всякие странные штуки? Типа, стрёмные куклы, такое вот. — Он любит жуткие вещи, а эта ерунда не жуткая, она просто… стрёмная, — воспользовался Сарухико удачным определением. — Да, ты прав, — опустил Мисаки голову. — Хотя, представь… — и он затянул мрачным голосом, — два предыдущих владельца пытались избавиться от этой игрушки как могли. Не в силах ни продать её, ни выкинуть, они вынуждены были задаром вручать её полным незнакомцам. Только так удалось им избавиться от этого презрительного взгляда, преследующего их за каждым углом. Сарухико невольно фыркнул: — Нет, сомневаюсь, что на эту чушь кто-то купится. — Чушь?! — деланно возмутился Мисаки. — Каждое слово — правда! …А, ладно, потом разберёмся, — он закинул игрушку на подоконник, но та свалилась оттуда в дальний угол футона. Мисаки махнул рукой, как бы говоря: «пусть её». — Так вот, я же что хотел-то… Не только Камамото может что-то выиграть! — он горделиво выпятил грудь. — Надеюсь, твой выигрыш оказался полезнее, чем его, — протянул Сарухико. Мисаки казался взбудораженным. Что там такое? Новая приставка? Поездка? Большая сумма денег? Нет, вряд ли последнее бы заинтересовало его настолько. Что-то, связанное со скейтбордом?.. — Конечно, полезнее! В общем, этот конкурс проводил один массажный салон, а я случайно записался, даже не ожидал… и выиграл двухнедельный курс! — Двухнедельный курс массажа? Всего-то? — Сарухико ощутил разочарование. Как-то не думалось, что нечто подобное настолько обрадует Мисаки. — Не-а, лучше! Курс обучения массажу. С точки зрения Сарухико, было ни капли не лучше. Скорее наоборот. Он мог понять удовольствие от получения массажа, но как можно радоваться тому, что тебе придётся щупать чьи-то чужие тела? И не факт, что они окажутся чистыми. — И когда ты начнёшь? — спросил он, угадывая по лицу Мисаки, что тот жаждет развития темы. Разумеется, Сарухико подпустил в голос побольше безразличия, давая понять, насколько ему скучен этот разговор. — А я уже закончил! — с широкой улыбкой заявил Мисаки. — Между прочим, это довольно круто. Я думал — один раз схожу и откажусь, но мне понравилось. Не знаю, как объяснить это, но… в общем, как бы, приятно когда трогаешь людей, и у них мышцы такие напряжённые, а потом заканчиваешь, и они такие расслабленные… Может, мне на настоящего массажиста выучиться, а? — Это надо в медицинский поступать. — Правда? — лицо Мисаки разочарованно вытянулось, — а вот есть же люди, которые и так работают, после курсов! Сарухико щёлкнул языком: — Можешь и «так». Но ты же хотел на настоящего. — Ладно, — вздохнул Мисаки, — тогда обойдусь. В конце концов, не такая уж эта работа замечательная. Целый день на ногах, и руки устают зверски, наверное. — Да уж. — Но я всё равно кое-чему научился, так что хватит для своих, иногда. «Для каких своих?» — мысленно спросил Сарухико. Он что, решил в Хомре частным массажистом заделаться? — Хотя, и практика мне нужна ещё, — запинаясь, продолжал Мисаки. — Пройди ещё курс. — Пройди! А знаешь, сколько он стоит? Да и вообще, я так-то понял азы и прочее. Просто ещё бы немного попрактиковаться на ком-то. Ну, знаешь, там как-то всё время на инструкторе, а мне бы обычного человека, и я подумал… — Ну? — поторопил его Сарухико, когда пауза ощутимо затянулась. — Я подумал, — Мисаки отвёл взгляд, — что ты сейчас над своими бумагами вечно сидишь, и у тебя болит шея, и затекает спина. Так что я могу тебе помочь. — Что, у тебя других подопытных кроликов нет? — вздохнул Сарухико. — Делать мне больше нечего… — А к кому мне с этим обратиться? К Камамото что ли? — Он же поделился с тобой своим выигрышем, — ухмыльнулся Сарухико, ни секунды не сомневаясь в том, что ни к какому Камамото Мисаки не пойдёт. Вон как засмущался. Да и странно лезть с таким к людям, которые формально являются твоими подчинёнными. А уж к тем, кто формально являются твоими командирами — и подавно, так что Хомра отпадала целиком. Видимо, Мисаки и сам это понимал, раз обратился именно к Сарухико. Правда, у Мисаки ещё была семья… Но, зная его маму, Сарухико сильно сомневался, что та позволит своему старшему сыну проводить над кем-то из них сомнительные около-медицинские манипуляции. Следовательно, можно было позволить себе роскошь слегка его подразнить и заставить поуговаривать себя. На самом деле, Сарухико ничего против массажа не имел. Мисаки был прав: сидячая работа сделала своё дело, и последнее время его плечи неприятно ныли. К тому же, это ведь заставит Мисаки прикоснуться к нему. Возможно, Сарухико идеализировал прошлое — хотя ему казалось, что он к этому не склонен, — но раньше они с Мисаки трогали друг друга постоянно. Это выходило как-то само собой. Они выхватывали друг у друга вещи прямо из рук, и хлопали друг друга по плечам, и вечно облокачивались друг на друга, и даже садились так близко, что постоянно соприкасались лодыжками, бёдрами и теми же плечами. Сарухико опустил взгляд. Мисаки сидел напротив, и между ними было сантиметров десять. Если бы Мисаки вытянул ноги совсем чуть-чуть… Тут Сарухико представилось, как Мисаки действительно вытягивает и тут же отдёргивает с глуповато-смущённым видом, и он нахмурился. — Ну, перестань, — сказал Мисаки. — Не может быть, чтобы тебе настолько не нравилась эта идея! Никто не хмурится с таким видом, когда ему предлагают бесплатный массаж! В смысле… я же не кто-то чужой. И от тебя не требуется ничего не делать. Блин, ну не понравится тебе — скажешь, я прекращу. — Ладно, — согласился Сарухико, решив, что нет смысла тянуть дальше, а то Мисаки мог от злости и передумать, — мне лечь или что? — Так бы сразу, — проворчал Мисаки и продолжил более деловым тоном. — Если всю спину будем делать — то лучше ляг. Если только шею и плечи — можешь сидеть. — Давай всю, — медленно проговорил Сарухико, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — Так и знал, — ухмыльнулся Мисаки, — любишь ты поломаться. Ты пока раздевайся, а я полотенца достану, постелю... «Поломаться, значит?», — подумал Сарухико, одновременно злясь и радуясь очередной верной догадке Мисаки. А вслух спросил: — Это ещё зачем? — Чтобы маслом тут всё не испачкать! — он встал, подошёл к шкафу и продолжил говорить, роясь там. — А, я не сказал, да? Мне ещё после курсов там масло подарили, сказали, хорошее. С маслом удобнее. О, может, тебе волосы ещё собрать? У меня где-то тут есть резинка. — Не надо, так уберу. — Как хочешь, — чуть пожал плечами Мисаки и вернулся к Сарухико с простынёй, двумя полотенцами и флаконом масла в руках. Сарухико снял футболку и кинул её на ближайший стул. — Брюки тоже приспусти, — попросил Мисаки. Закончив с простынёй, он повернулся к Сарухико, и на его лице возникло странное выражение. Засмущался что ли? Сарухико не мог решить: хорошо это было или плохо. Когда они жили вместе, то часто видели друг друга в одном нижнем белье, но с тех пор прошло несколько лет. Возможно, Мисаки реагировал на любое обнажённое тело одинаково. Хотя Сарухико определённо предпочёл бы, чтобы Мисаки смотрел так лишь на него. — Ты вырос, — сказал Мисаки. Кончики его ушей покраснели. — Ты только заметил? — Я помнил тебя другим. Ты выглядишь взрослее. Хотя, ты ведь и впрямь повзрослел. Опять я глупости говорю. Ложись уже, — он нетерпеливо мотнул головой, словно отмахиваясь от собственной неловкости. — А куда мне очки деть? — Давай на подоконник. Там я точно не задену случайно, и рядом будут. Он потянулся рукой, словно собирался сам снять очки с Сарухико, но замер на середине движения. Сарухико быстро снял их, вложил в протянутую руку и лёг, не глядя на Мисаки. Послышались шорохи, а затем Сарухико ощутил первые, совсем лёгкие прикосновения к пояснице: Мисаки заткнул полотенце за пояс его брюк. При этом пальцы Мисаки едва-едва касались кожи Сарухико, но и этого хватило, чтобы тот начал понемногу расслабляться. Словно услышал обещание: ещё чуть-чуть, и Мисаки коснётся его по-настоящему, и всё станет как надо. На Мисаки он по-прежнему не смотрел, но слышал, как тот растирает маслом ладони. Затем звуки прекратились, прохладное масло пролилось уже на кожу Сарухико, и тот беззвучно выдохнул, слегка согнув пальцы. Мисаки уверенными движениями принялся растирать его спину. Сначала всю сразу, будто бы хаотично. Потом несколько раз провёл обеими ладонями вдоль позвоночника, начиная с поясницы, отчего по телу словно бы прокатывалась волна. — Расслабься, — сказал он непривычно тихим голосом. — Если будет больно или неприятно — сразу говори, хорошо? — Скажу, — ответил Сарухико. Лёжа на животе говорить было неудобно. К счастью, Мисаки пока больше разговоров не заводил, давая возможность полностью сосредоточиться на своих ощущениях. Мисаки поместил ладони чуть пониже правой лопатки Сарухико и осторожно надавил. Потом повторил то же самое слева. Затем подобным образом прошёлся вдоль позвоночника. С каждым лёгким нажатием у Сарухико на мгновение перехватывало дыхание, и он задышал глубже и размереннее. Дойдя до области между лопаток, прямо под выступающим позвонком, Мисаки остановился и принялся уже по-настоящему мять спину. Его руки двинулись сверху вниз. Дойдя до поясницы, он буквально на секунду отнял их от тела Сарухико, чтобы вернуться к лопаткам и повторить всё снова, и снова, и снова… Сарухико ненавидел эти мгновения, когда его кожа вместо сильных рук Мисаки ощущала прохладный воздух в комнате. Потом, в очередной раз вернувшись наверх, Мисаки приступил к массажу плеч. По четыре пальца с каждой стороны, и все двигались в одном размеренном, неимоверно приятном ритме. Забывшись, Сарухико издал тихий довольный стон, но, кажется, Мисаки его не услышал. И опять Сарухико почувствовал, как руки Мисаки легли на его лопатки, но на сей раз он пользовался только большими пальцами, надавливая и вращая ими вдоль краёв лопаток. Наткнувшись на узелок под правой лопаткой, он негромко вздохнул и принялся за него сразу четырьмя пальцами. От лёгкой, но приятной боли Сарухико вновь застонал. — Больно? — спросил Мисаки, тут же остановившись. — Нет, продолжай. — Сарухико дёрнул плечом. Последнее, чего он хотел — это, чтобы массаж прекратился. Мисаки действовал с нужной силой и прикасался именно там и так, где больше всего хотелось. «Может, его идея стать профессиональным массажистом была не такой уж глупой», — мелькнула мысль в голове у Сарухико, но он её отбросил. Было бы неправильно, если бы Мисаки прикасался так к посторонним людям. Да и вообще, он не смог бы почувствовать так никого другого, никогда. Это Сарухико он знает: его тело и его лицо, и может следить за его реакциями. Такое не сработало бы больше ни с кем. Большие пальцы Мисаки прошлись вдоль позвоночника Сарухико, уделив внимание каждому позвонку, и по всему телу разлилось ощущение тепла. — Положи руки под голову, — так же тихо велел Мисаки. Сарухико послушался. Лёжа теперь лицом вниз, он не видел, чем занят Мисаки, но слышал какую-то возню, за которой последовали влажные, немного липкие звуки. Видимо, он снова воспользовался маслом. По шее к затылку побежали мурашки. Сарухико резко выдохнул через рот. С шеей Мисаки обращался бережнее, чем со спиной. Начал он тоже с растирания, но руки прикасались осторожнее. — Сильнее, — попросил Сарухико, стараясь выговаривать звуки как можно отчётливее. — Уверен? — Да! — Ладно. Но не жалуйся, если потом синяки останутся или ещё что. Пользуясь тем, что его лица не было видно, Сарухико поджал губы: Мисаки его за хрупкую барышню держит, или что? Впрочем, он ведь послушался и принялся массировать с прежним усилием, так что Сарухико вновь почувствовал удовлетворение. Начал Мисаки с массажа всей шеи разом: кончики пальцев разминают мышцы вдоль позвоночника, а основания ладоней — по краям шеи. Дальше в ход пошли костяшки кулаков: проведя ими пару раз вдоль шеи, он стал затем вращать ими, двигаясь по кругу. Надо признать, от такого у Сарухико мышцы слегка заныли, но тут настал черёд пальцев Мисаки. Так же, как со спиной, тот тщательно массировал вокруг каждого позвонка. Когда Мисаки дошёл до области шестого и седьмого, там что-то еле слышно хрустнуло, и он занялся этим местом с удвоенным усердием, прокомментировав: — Я думал у вас тренировки хоть есть, а у тебя вон что с шеей! Ты что, едва на стул сев, как креветка сворачиваешься?! Закончив с тем позвонком, Мисаки принялся надавливать по бокам шеи одним пальцем с каждой стороны. Лёгкая боль заставила Сарухико поморщиться, но вскоре он оценил расслабленность, появившуюся в шее после этого. Наконец, Мисаки несколько раз провёл кончиками пальцев по его шее, и у Сарухико сами собой закрылись глаза. — Можешь опустить руки, — сказал Мисаки, и, снова растерев его спину и слегка помассировав её, стал постукивать по ней кулаком. Удары были слабые, но, очевидно, точные. Затем он приспустил брюки Сарухико ещё немного ниже и провёл ладонью по его пояснице. Сарухико стало ещё жарче, чем прежде. Он открыл глаза. Мисаки вновь работал своими пальцами, и опять с меньшей силой. Но, пожалуй, теперь его осторожность пришлась к месту. Сарухико закусил губу, чтобы удержаться от новых стонов. Пальцы Мисаки, с удивительной точностью определяющие, где и как коснуться, продолжали разминать его поясницу. Всего два дня назад Домёджи притащил в столовую какой-то журнал, где приводился список самых популярных обыденных действий, используемых как повод для секса. Массаж там находился на первом месте. Разумеется, список был высосан из пальца. Никаких ссылок не исследования не приводилось, да и вряд ли массаж можно было назвать «обыденным действием». Тогда Сарухико покосился на Домёджи краем глаза и отвернулся, но, возможно, стоило сделать ему выговор, чтобы не зачитывал во всеуслышание всякую извращённую ерунду, которая будет вспоминаться в самый неподходящий момент. Мисаки погладил поясницу так же, как до этого шею: едва-едва касаясь кончиками пальцев. Во рту у Сарухико пересохло. Мисаки мягко водил руками по его спине, словно стирая следы своей работы. Разгорячённая кожа ощутила холодок. — Всё, — объявил Мисаки чуть охрипшим голосом, — сейчас я тебя вытру, и можешь переворачиваться. Сразу не вставай. Обтерев его полотенцем, Мисаки ушёл мыть руки. Сарухико перевернулся на спину и глубоко задышал, пытаясь успокоиться. Он казался самому себе таким жалким. Хотеть того, кто не хочет тебя — разве это не глупо? Он ведь знал, что не выдержит, но предпочёл не думать об этом, обманывал себя, что ему окажется достаточно простых прикосновений. Должно быть, Сарухико заслужил лежать сейчас, изнывая от безнадёжного желания. Ох, чёрт, у него же брюки расстёгнуты. Не хватало ещё, чтобы Мисаки увидел, как у него стоит. Конечно, это и с застёгнутой ширинкой можно разглядеть, но вряд ли Мисаки будет пристально изучать его пах. Сарухико медленно, поскольку голова немного кружилась, приподнялся, но его остановил оклик: — Блин, сказал же не вставать! — Я просто брюки застегну, — отмахнулся Сарухико, сражаясь с ускользающей пуговицей. Его ладони вспотели, поэтому задача оказалась труднее, чем представлялось вначале. — Да было бы чего стесняться… — ответил Мисаки, но его голос дрогнул, выдавая, что он как раз и стесняется, — ложись обратно! — закончил он увереннее. Расплывчатая фигура Мисаки приблизилась и опустилась рядом. — Ложись, — повторил он, — у тебя же голова, наверное, кружится. И перестань мучить брюки. Что я, твои трусы не ви… — он схватил Сарухико за руку, пытаясь заставить его лечь смирно, и осёкся на полуслове. Сарухико мысленно выругался и собрался соврать, что это всего лишь физиологическая реакция, и Мисаки не следует ничего себе воображать, но тот вдруг сказал: — Сару, ты… в общем… выслушай меня и не перебивай, ладно? Я знаю, тебе есть что сказать, тебе всегда есть, что мне ответить, но уж тут выслушай, хорошо? — Не о чем говорить. Сарухико совсем не хотелось выслушивать его. Он и так представлял, что Мисаки ему скажет: «Ты мне очень дорог, но как друг, извини, пусть всё останется как раньше, ведь я тебя так ценю»… и всё в таком духе. Бессмысленная чушь. Если бы он хотел это услышать, то давным-давно признался бы Мисаки сам, но «дружба» ему была не нужна. Ему нужно было быть особенным для Мисаки. Таким, каким может быть лучший друг, который всегда рядом; или враг, нанёсший удар в спину и раз за разом топчущий всё самое дорогое; или вернувшийся друг, который останется, несмотря на все различия… А в отвергнутом поклоннике ничего особенного нет. Просто какой-то неудачник, достойный лишь презрения. Хотя, нет, для презрения Мисаки к нему слишком привязан. Скорее, жалости. — Хорошо, что тебе не о чем, вот и молчи, а мне есть о чём, и я очень долго об этом думал, между прочим, — произнёс Мисаки. Сарухико сообразил, что если продолжит спорить, то лишь сделает себе хуже. Ведь если, как он собирался заявить, ничего особенного не произошло, ему и бояться нечего. К тому же, если Мисаки «долго думал», получается, что он уже обо всём догадывался? Тогда точно надо его внимательно выслушать и придумать, что солгать, чтобы развеять его подозрения. — Ладно, говори. Услышав это, Мисаки улыбнулся. Немного нервно, как показалось Сарухико, но без очков он не мог быть уверенным. — В общем, — начал Мисаки, — помнишь нашу прошлую встречу? Когда мы в бар пошли, который рядом тут? Сарухико прекрасно помнил. Пили они одинаково, но, видимо, Мисаки переносил алкоголь намного хуже, так что до квартиры он добрался, опираясь на Сарухико, и тот надеялся, что Мисаки запомнил только это. Потому что, завидев свою дверь, Мисаки пробормотал Сарухико на ухо: «Спасибо, что проводил. Какой ты у меня хороший», крепко поцеловал в губы и потребовал: «Теперь ты меня!». Сарухико был тогда трезвее, чем Мисаки, но всё-таки порядком пьян. Он послушался. Мисаки с широкой улыбкой погладил его по щеке, снова назвал хорошим и попрощался. При телефонном разговоре на следующий день он ни словом об этом не обмолвился, лишь извинился за то, что Сарухико пришлось идти вместе с ним, и до сих пор эта тема не всплывала. Сарухико решил, что Мисаки забыл об этом происшествии. Очевидно, он заблуждался. — И мне в голову пришла идея, — продолжал Мисаки. — Пьяная идея. Понимаешь, раньше мы всё время как бы трогали друг друга, а сейчас я даже не знаю, могу ли я тебя трогать, после всего… ну, всего, — он неопределённо помахал рукой в воздухе. — Так вот, я подумал, что если ты будешь вроде как помогать мне идти, то я смогу быть очень близко, а ты не разозлишься сильно. А потом, когда мы дошли… я даже не знаю, помнишь ли ты. — Я помню всё. — Д-да, — Мисаки чуть сбился. — Я бы не стал так себя вести, если бы был трезвым. Я имею в виду, ты был так близко, и мне очень хотелось тебя поцеловать, но я бы спросил, я бы обязательно спросил! А так мы оба были пьяные, и я не знаю, согласен ты был на самом деле или нет. Ты молчал, и я думал, тебе неприятно об этом вспоминать, так что я тоже молчал. А сегодня я подумал, что, может, мы… хотим одного и того же, и ты же никогда не скажешь первым, поэтому я спрашиваю: можно я тебя поцелую? Сарухико никогда не был так счастлив ошибиться. Но всё же он на всякий случай переспросил: — Ты серьёзно? — Ты, думаешь, я бы стал так шутить? Да, серьёзно. Так можно? Сарухико подумал, что это какое-то недопонимание. Или он так расслабился от массажа, что уснул. Или он галлюцинирует. Но всё выглядело вполне реальным, и у Сарухико не было причин сомневаться в своих суждениях. Он ответил: — Да. Нет, подожди. Дай мне мои очки сначала. Мисаки потянулся за очками, и Сарухико торопливо спросил: — Ты же не думаешь, что мне хватит одних поцелуев? — Нет, но надо же с чего-то начать. На сей раз, когда при передаче очков их руки соприкоснулись, Мисаки быстро погладил его ладонь. Тогда Сарухико свободной рукой взял его руку и переплёл их пальцы. Мисаки потянулся к нему, и их губы встретились, и это было куда лучше предыдущих неуклюжих пьяных поцелуев. Сарухико смотрел, не отрываясь, стараясь запомнить каждое мгновение. В этот момент он нисколько не сомневался, что Мисаки был полностью его, потому что Сарухико видел его взгляд, в котором отражалась такая же жадность, то же нежелание расставаться. Но всё-таки Мисаки оторвался от него и схватил воздух ртом: — Слишком-слишком-слишком круто. А будет ещё круче! Ты ляг и расслабься, а я… позабочусь о тебе. — Думаешь, я не хочу о тебе позаботиться? Мисаки покраснел. — Да, но... в этом же суть массажа. Я всё делаю, а ты получаешь удовольствие. — Я думал, массаж закончился. — Я здесь массажист, и я говорю, что не закончился. Сарухико задумался: он уже доверился рукам Мисаки сегодня и не был разочарован. К тому же, Мисаки будет стараться ради него, будет делать то, что ещё никогда ни для кого не делал. Сарухико лёг, опираясь на локти. — Ладно, но я хочу видеть, — пояснил он. Мисаки снова потянулся за маслом: — Нам же нужна какая-то смазка, да? — Сначала разденься. Мисаки поспешно сорвал с себя штаны и нижнее бельё и отшвырнул их куда-то. Оказалось, он тоже был возбужден. Интересно, как давно? Сарухико сглотнул. Ему стоило огромных трудов удержаться на месте, когда так хотелось встать перед Мисаки на колени и облизать его член. Наверняка этого хватило бы, чтобы довести Мисаки до оргазма. В конце концов, он был торопливый, неопытный и легко возбуждался, а у Сарухико почти всегда получалось добиться от него желаемой реакции. Но тут Мисаки сам опустился на колени и наклонился вперёд, лишив Сарухико зрелища. — Ты майку не снял, — недовольно сказал он. — Только заметил? На что ты тогда смотрел? — попытался съехидничать Мисаки, но тягаться в этом с Сарухико он пока не мог. — На то, на что ты смотреть избегаешь, — парировал тот, — и даже трогаешь пока сквозь ткань. Не очень-то тянет на обещанную «заботу». На самом деле, осторожные поглаживания сквозь нижнее бельё прекрасно бы сыграли роль прелюдии, если бы Сарухико был не столь возбуждён. Но массаж — особенно то, что Мисаки вытворял с его поясницей, — и этот поцелуй, и обещания, и собственные фантазии завели его слишком далеко. Возможно, стоило порадоваться, что Мисаки до сих пор не подозревал, какое воздействие он оказывал на Сарухико, но тот ощутил лишь раздражение: они раздеты, они почти лежат друг на друге, они ясно выразили свои желания — чего ещё тянуть?! — Это же первый раз, нельзя же так сразу… — А мы не сразу, у нас были полчаса, что ты возился с моей спиной. И те пятнадцать минут, что мы выясняли кому, кого и когда можно целовать, — напомнил Сарухико. — Но ничего, если я… того… раньше времени?.. — всё лицо Мисаки залилось краской, даже кончик носа покраснел. — Если ты потом наконец-то «позаботишься» обо мне — ничего страшного. А вот если сейчас же не начнёшь… — Прости! — перебил Мисаки, наконец-то опуская вниз его трусы. Сарухико тут же простил ему всё, что тот когда-либо делал неправильно, стоило горячей, чуть влажной ладони обхватить его член. «Он забыл про масло», — подумал Сарухико, но не стал отвлекать Мисаки. Тот придвинулся ближе и осторожно, словно спрашивая разрешения, потёрся о его бедро. Сарухико с нетерпеливым вздохом толкнулся ему навстречу. Тихо застонав, Мисаки задвигался быстрее и увереннее. Грубая ткань его майки отвлекала, задевая живот Сарухико. Вот поэтому её и надо было снять: куда лучше было бы ощущать гладкую кожу Мисаки, чтобы они соприкасались телами, где только возможно. Покрасневшее ухо Мисаки оказалось у лица Сарухико, и тот, недолго думая, лизнул его. Рука Мисаки сжалась чуть-чуть сильнее. — Да, вот так, так хорошо, да, Мисаки, — сбивчиво зашептал Сарухико. Едва слова начали срываться с его губ, он уже не смог остановиться. Он хотел, чтобы Мисаки знал, как приятно ему было сейчас, и чтобы он ни в коем случае не останавливался, потому что ещё пара этих чудесных быстрых, сильных движений — и всё. Мисаки навалился на Сарухико всем телом, просунул под него свободную руку и опять несколько раз провёл пальцами по пояснице в том же ритме, что и другой рукой. И вот тогда всё действительно закончилось. Сарухико откинулся на футон и сделал несколько глубоких вдохов. Кажется, он кричал. Мисаки скатился с него и лёг рядом. — А ты шумел, — пробормотал он, рассеянно улыбаясь. Выходит, и в самом деле кричал. — Это твоя вина, — вяло ответил Сарухико, а потом схватил Мисаки за запястья, прижал его руки к своим губам и принялся целовать и облизывать его пальцы. Его восхитительно ловкие и умелые пальцы. — О-они же грязные! — воскликнул Мисаки. — Мне плевать. Люблю их. Люблю тебя. — Я лучше вытру! — Мисаки вырвался, схватил полотенце, судорожно обтёр свои руки и бедро Сарухико. Вот как, значит. Что же, всё шло слишком гладко. Очевидно, Сарухико поторопился с выводами. Мисаки же не сказал, что он ему нравится, вообще не говорил про какие-то там чувства. Он сказал, что хочет прикасаться к нему, и Сарухико решил, что они совпадают во всех своих желаниях. Однако, похоже, что Мисаки испытывал исключительно физическое влечение. Ну да, разве не удобно спать со своим лучшим другом? Тем, кто хорошо тебя понимает и не выдаст тайны… Просто периодические встречи к обоюдному удовольствию и без обязательств. А Сарухико, выходит, всё испортил. — Что-то не так? Ты хмуришься, — озабоченно посмотрел на него Мисаки. Вид у него при этом был нелепый: торчащие во все стороны волосы, пунцовое лицо с белыми кругами вокруг глаз и выступившие пятна пота на майке. Как так вышло, что у Сарухико всё равно замирало сердце при одном взгляде на него? Сарухико стиснул зубы и отвернулся от него. Какой толк был в разговорах? Он даже не мог придумать, что сказать, чтобы задеть Мисаки в ответ. Более того, он не хотел об этом думать. Тело ещё помнило прикосновения Мисаки и требовало прижать его к себе покрепче. Разум не соглашался, но и других идей не предлагал. Перед глазами оказалась та самая дурацкая игрушка. Очки съехали с носа Сарухико, но он всё равно различал выражение гадливости на её лице. Впрочем, Сарухико чувствовал, что заслужил, чтобы на него так смотрели. Мисаки погладил его плечо: — Если я сделал что-то не так — прости меня. Это же… ты знаешь, я в первый раз, и я не подготовился. Не ожидал, что мы сегодня вдруг… Я представлял себе это по-другому. «В отеле, на большой кровати с лепестками роз и расставленными вокруг свечами?», — съязвил про себя Сарухико. — То есть, не то, что там, конечно, должны были быть цветочные лепестки или какой-то отель, — продолжил Мисаки, словно прочитав его мысли, — то есть, если бы только ты этого не захотел, но я не думаю, что захотел бы. Я думал, что мы как-то обсудим это заранее и будем знать, что, когда, как… Ну, понимаешь, да? А тут всё вышло как бы случайно, и мне понравилось, но я знаю, что это было не идеально. А ты заслуживаешь, чтобы было идеально. «Опять чушь несёт», — подумал Сарухико. Мисаки и не понимал, что вышло, конечно, немного скомкано и неловко, но этого и следовало ожидать от первого опыта. И он был идеальным. Разве мог секс с Мисаки оказаться другим? — Это не проблема, — сказал Сарухико, чтобы избавиться от дальнейших извинений. — А в чём тогда проблема? Объясни мне, пожалуйста, — попросил Мисаки почти жалобно. — Если я не пойму в чём дело — я не смогу помочь. Я не смогу даже извиниться за что нужно. Сарухико вздохнул. Мисаки и так не мог ему помочь, и извинения ничего бы не исправили. Так и сказать ему, что ли? Мисаки пальцем начертил на спине Сарухико треугольник. — У тебя тут родинки, — пояснил он своё действие, — ты знал? — Нет. — Ты обиделся, потому что я сказал про грязь? Ты думаешь, я тобой брезгую? Это совсем не!.. — Да нет же! — Тогда что не так? Сарухико почувствовал, как Мисаки обнял его со спины, прижавшись всем телом. Надо было его отпихнуть, встать и уйти, покончив с этим. Сарухико интересовало не только его тело. Возможно, несколькими годами раньше он бы удовлетворился этим… Нет, это самообман. Сарухико всегда хотел всего Мисаки. Жадно? Эгоистично? Пусть. Разве любовь бывала другой? Если и бывала, то Сарухико знал лишь такую, хоть это и делало его последним глупцом. — Это не из-за того, что я сказал? — упорствовал Мисаки. — Тогда… из-за того, что сказал ты? Сарухико был уверен, что не шевельнулся, услышав это, но Мисаки произнёс: — О, я угадал. Так, ты сказал, что любишь меня. Ты… не хотел этого говорить? — Не хотел, — честно признался Сарухико. Это был его секрет, и он думал, что сохранит его подольше. Пока не убедится, что Мисаки питает к нему схожее чувство. — Я и не подумал, что ты говоришь всерьёз. Так что тебе нет смысла дальше меня изводить. И вообще, ты сам сказал про любовь, я тебя не заставлял, вот и не наказывай меня за то, чего я не делал! — Я бы никогда не стал, как ты выразился, «наказывать» тебя за мои слова. — Тогда в чём?!.. Сарухико нашёл в себе силы рвануться прочь, но Мисаки держал крепко. — А, — сказал он, будто Сарухико попыткой бегства дал ему подсказку, — вот оно что. Прости, я… Я тоже люблю тебя. Ты же ждал, что я это скажу, да? Нет, этого Сарухико не ждал совсем. Надеялся, да. Но большинство его надежд неизменно оканчивались разочарованиями. Хотя, нет доказательств, что Мисаки сейчас говорил искренне, а не пытался успокоить его и загладить вину. Однако Сарухико снова не знал что сказать, поэтому хмыкнул в ответ, оставив Мисаки самостоятельно интерпретировать этот звук. — Я правду сейчас говорю, — заявил Мисаки. — Я от тебя рванулся, потому что засмущался, а не почему-то ещё. — Дурак. — Да, дурак. Такой вот я, что поделаешь? А у тебя где-то тут, — он погладил большим пальцем бедро Сарухико, — ещё три родинки были. Прямо по прямой линии выстроились, круто же… У тебя даже родинки крутые. Сарухико издал смешок. Это был определённо самый нелепый комплимент, какой ему доводилось слышать. Такое заслуживало награды. Он повернулся и поцеловал Мисаки в губы. — Ага, всё-таки простил! — возликовал тот. — Но давай в следующий раз ты всё-таки сразу скажешь, за что мне извиняться. Чтобы время не терять. — Я… постараюсь, — пообещал Сарухико. — Хотя необходимость разъяснять элементарные вещи меня бесит. — Ты просто умный, вот тебе и кажется, что всё элементарно, а на самом деле всё сложно. Сарухико пожал плечами: — Ладно, мне идти пора. Мисаки чертыхнулся, но отпустил его и принялся приводить в порядок себя и комнату. Сарухико, одевшись, поднял игрушку с пола. — Ты так и не решил, что с ней делать? — спросил он Мисаки. — Не-а. Знаешь, не до того было. — Тогда я возьму себе, — и, полюбовавшись округлившимися глазами Мисаки, Сарухико добавил: — Как напоминание о том, каким глупым может быть один дурак здесь. — Ты как всегда! Ладно, главное, что я от этой штуки избавлюсь. — Может, я в следующий раз её с собой принесу. Вдруг наличие такого напоминания перед глазами убережёт от новых глупостей, — ухмыльнулся он. — Провалился твой план! Если ты придёшь, я не смогу смотреть ни на что, кроме тебя, — улыбнулся Мисаки в ответ. Сарухико улыбнулся ещё шире и поцеловал его на прощание. И не надо Мисаки знать, что под дураком он подразумевал самого себя.