x
Если бы Доёна спросили, о чём он сожалеет и за что хочет извиниться, то он без промедления ответил бы: ему иногда следовало вести себя менее агрессивно с людьми, которые раздражали его до противного покалывания в пальцах, не срываться на старшего брата, который (в отличии от родителей) поддерживал его во всех начинаниях, придерживать двери милым девушкам и старушкам. Доёну в самом деле было за что извиняться. Он делал много неправильных вещей (ошибки в жизни совершают все), и за некоторые из них ему было до сих пор стыдно. И, наверное, если бы он хоть раз помог котенку слезть с дерева, то сейчас бы не сидел в кресле, вцепившись в несчастные подлокотники с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Он просто не верил в то, что происходило. Юно, стоявший на входе, мягко улыбнулся, показывая ямочки на щеках и обнажая ровный ряд зубов, как ни в чём не бывало. Тот самый Юно, который бросил его четыре года назад, улетев в Америку с родителями. У Доёна на секунду потемнело в глазах, около минуты он просто моргал и кусал щёки изнутри, чтобы не закричать и не кинуть что-нибудь в стену. Чон, бросивший его и сбежавший на другой континент, как последний мудак, медленно подошёл к рабочему столу Доёна, засунув руки в карманы и лениво переступая с ноги на ногу, обводя взглядом бывшего парня. Затем осмотрел кабинет, интерьер которого не особо впечатлял, так как не был чересчур вычурным (Доен не любил глупую показушность), и спокойно опустился в кресло напротив. Доён молчал, Юно — тоже. Первый из-за шока, второй — потому что не знал, что сказать. Бешено колотящееся сердце Доёна, казалось, сейчас поднимется прямо к горлу и перекроет Киму все дыхательные пути. «Лучше бы так и случилось». Чон не осыпал извинениями старшего, не умолял простить, не корил себя за то, что когда-то безжалостно разбил сердце зануде Доёну. Между ними затянулась странная игра в молчанку, победителем которой стал бы тот, чьё сердце больше не ныло болезненно при упоминании родного имени. Проигравшим точно должен был оказаться Доён (ведь это он мучался днями и ночами, стараясь заснуть в кровати один), но… — Хоть бы цветы поставил на подоконник, скоро совсем задохнешься в своём офисе, — Чон грустно усмехнулся и опустил глаза. Это всё, на что ему хватило смелости после четырех лет, проведённых в разлуке. Ему хотелось рассказать всё, что копилось долгое время в виде не отправленных смс и черновиках: о том, как здорово было лежать на белых калифорнийских пляжах, о новом университете и крутых друзьях, которых он завёл за границей. Но он просто не мог, не имел права, после того, как поступил с ним подобным образом. Юно вообще не был уверен, что он получит хоть какой-то ответ от Кима. С языка рвалось, что Доён ему не особо-то нужен был ещё тогда, когда он холодно бросил ему, что уезжает, скорее всего, навсегда. Но это было враньё. Доён всегда был нужен ему больше, чем он Доёну. — Зачем ты пришел? — Доён медленно стянул очки и потёр переносицу, устало прикрывая красные от недосыпа глаза. Не хотелось, чтобы Юно сейчас видел его таким — разбитым и уставшим, не хотелось жалости с его стороны. И видеть его тоже не хотелось. — Я увидел объявление о свободном месте секретаря, — младший вновь улыбнулся, поднимая глаза на злого Доёна. — Ты многого добился, и теперь сидишь в кресле директора одной из крупнейших IT-компаний Кореи, не тяжело без поддержки? «Не тяжело без поддержки?» «Урод». «Ты бросил меня одного и свалил в чёртову Америку». У Доёна в груди неприятно засаднило, там же, где и в прошлый раз, когда он забирал свои вещи из квартиры Чона. Тот стоял у двери со скучающим видом, упирался плечом в косяк и докуривал сигарету, пока Ким последний раз обводил заплаканными глаза место, которое он считал своим домом. Хотя, может и глупо было так считать, потому что его домом было любое место, где был Юно. Это была та самая наивная привязанность, собачья преданность, которая заставляла его ждать Чона с вечерней подработки часами, в итоге засыпая прямо на диване в гостиной. Доёну и в голову не приходило, что когда-нибудь Юно сможет его вот так просто оставить одного. — Мне очень нужна работа, хён, что скажешь? — Чон говорил тихо и старался не смотреть старшему в глаза. «Что я скажу?» «Ты сволочь». — Давай документы, — Ким чертыхнулся, представляя, на что соглашается. Но отказаться он не мог.x
Спустя неделю, прошедшую на удивление тихо и гладко, Доён смог спокойно выдохнуть. Большую часть бумажной волокиты на себя взял Юно. Даже несмотря на то, что в этом, вроде бы, и заключалась его работа, старший был приятно удивлён. Без глупых шуточек, конечно, не обходилось, поэтому при любом удобном случае Юно выкидывал что-то такое, от чего уши Доёна краснели либо от злости, либо от смущения. Трудно было сказать, что при этом испытывал сам Ким, потому что когда Чон не раскрывал рта, то был очень даже милым. Но как только он выдавал очередную глупую шутку, Доёну хотелось ударить его чем-нибудь потяжелее. «Законы предпринимательства: вы или вас» вполне подходили для этой цели: он был уверен, что шестьсот страниц нудной писанины о бизнесе смогли бы поставить мозги Юно на место. Иногда у него появлялись хорошие идеи. Например, сходить выпить на выходных. Шестеренки в голове Доёна работали хорошо и краем сознания он понимал, что младший просто хочет побыть наедине с ним чуть больше, чем ему положено. Зачем ему это было нужно, он, к сожалению, не знал. Был вечер воскресенья, когда на мобильный Доёна пришло смс. От кого: калифорнийский мудак как насчёт того, чтобы закончить эту неделю в баре напротив твоего дома?От кого: доён-хён
Надеюсь, ты не будешь нести всякий пьяный бред, как ты это делаешь обычно, когда напиваешься
От кого: калифорнийский мудак Это было давно и неправда! от кого: калифорнийский мудак Через час буду там :)х
— Почему ты до сих пор носишь эти ужасные очки? Тебе же двадцать три, а не тринадцать, — выдал Юно, после того как опрокинул в себя три шота подряд. Перед глазами у него немного плыло, но он старался не отводить взгляда от Кима. — Почему ты до сих пор такой мудак? — в слегка пьяном голосе Доёна проскальзывала обида, но на самом деле ему было всё равно. Чон не упускал возможности подразнить старшего насчёт его зрения, даже когда они встречались. Раньше он снимал с него очки и прятал их на верхнюю полку, куда Доён со своим ростом мог дотянуться только с табуретки. — Ты совсем не изменился, Чон Юно. — Ты тоже, — Юно улыбнулся и перевёл взгляд на старшего. — Всё такой же злой и вредный. И ещё очаровательный до ужаса. Повисло неловкое молчание. Доёну от выпитого кровь приливала к щекам; он знал, что алкоголь действовал на него слишком плохо. Сейчас ему хотелось только держать Юно за руку, а потом целоваться до беспамятства и саднящих губ. Чтобы всё было как раньше. Младший, поняв, что сказал лишнего, тактично замолчал. По нему нельзя было понять, что именно он чувствовал в тот момент, но лицо его вмиг стало серьёзным и задумчивым. — Надеюсь, ты этого не вспомнишь, — он нервно выдохнул и выпил следующий шот. Ещё через час, голова Доёна кружилась настолько, что Юно, который был не в лучшем состоянии, пришлось выводить его на улицу. Ночной воздух приятно остужал кожу, но всё-таки было довольно холодно, и если бы Чон любезно не отдал ему куртку, то Ким бы продрог уже через пару минут. Упав на ближайшую лавочку, Доён запрокинул голову и уставился на чёрное небо. Перед глазами было немного мутно, без очков он видел не так уж и плохо, но из-за того, что он был почти вдребезги пьян, звёзды плавали по небосводу. У него на языке крутился миллион вопросов, которые он хотел бы задать Чону, но был не в состоянии сказать хоть что-то. — Тебе нельзя пить. — Юно тепло улыбнулся и, нашарив в кармане джинс сигареты и зажигалку, прикурил. Пьяный старший выглядел скорее смешно, чем мило, но у Чона в груди приятно саднило, когда он смотрел на такого Доёна. — Ты всё ещё куришь? — Ким успешно пропустил фразу, адресованную ему, мимо ушей и повернул голову в сторону Юно. Тот задумчиво смотрел перед собой, затягиваясь в очередной раз и выдыхая сизый дым. — Как видишь, — ответил Чон после недолго молчания, усмехнувшись и вновь затягиваясь. На самом деле, сейчас в голове Доёна запускались все мыслительные процессы, которые он старательно тормозил настолько, насколько мог в таком состоянии. Казалось слишком нереальным видеть младшего прямо перед собой, сама возможность коснуться руки или плеча ошеломляла. Они были порознь несколько лет, но, несмотря на это, Юно всё ещё был для него самым близким человеком в мире. Ким знал, что утром будет жалеть обо всём, что сделает сейчас на пьяную голову, но удержаться от соблазна было слишком сложно. Аккуратно положив голову на плечо младшего, он прикрыл глаза и почувствовал облегчение, которое искал всё это время. Юно моментально замер, а после неуверенно взял ладонь старшего в свою. По телу Доёна прошла ощутимая дрожь. — А ты всё ещё любишь? — Юно сам не понял, зачем спросил это, но когда осознал, было поздно отнекиваться. Этот вопрос не выходил у него из головы всю неделю, что он работал. Опустив глаза на тлеющую сигарету, он стряхнул пепел, случайно пачкая им свои кроссовки. Доён только грустно усмехнулся. — Как видишь. После этого Юно ничего не спрашивал, только молчал и сверлил их с Доёном сцепленные руки тяжелым взглядом. Просидев на улице ещё полчаса, он решительно встал с места и потянул старшего за собой. Ким, видимо успевший задремать, вздрогнул и чуть не упал, так как алкогольная дымка ещё оставалась у него в голове. — Я доведу тебя домой, — Чон улыбнулся и поправил сползшую с худого доеновского плеча куртку. — Это ведь я тебя заставил выпить со мной, значит косяк мой. — Это необязательно, — Доён поежился и покраснел, смутившись от поведения Юно. — Я живу напротив. — Уже поздно, не спорь. Доведя старшего до дома, он в последний раз кинул на него взгляд, сжимая чужую ладонь. Доён, почувствовав это, покраснел, стараясь убрать руку и скорее зайти в дом. Только сейчас до него дошло, что он практически признался Юно в том, что до сих пор любит его. У Кима защемило в груди. — Доён-и, — при упоминании своего имени младшим, он вновь вздрогнул и поднял растерянный взгляд. — Давай попробуем ещё раз? Юно выглядел серьёзным, как будто повзрослел на несколько лет за пару минут. Было видно, с каким трудом ему дались эти слова — он боялся того, что Ким просто залепит ему пощечину и пошлёт к черту. Потому что Чон только такого и заслуживал. Доён лишь улыбнулся, перебирая чужие длинные пальцы в своей руке. — Спокойной ночи, Чон Юно, —на прощание оставив короткий поцелуй на щеке младшего, он быстро забежал в подъезд. Окончательно протрезвев, после встречи с Юно он не мог заснуть почти до утра, ворочался в постели, перечитывал Кафку, а потом бросил все попытки выспаться и сел на кухне, пытаясь не упасть лицом прямо в чашку американо. Аппетита у него не было уже несколько месяцев, так что кроме ударной дозы кофеина ничего не хотелось. Самым мерзким было то, что Юно оказался прав. Понимание этого ощутимой пощёчиной отрезвляло сознание, и сейчас, сидя здесь в одиночестве, он чувствовал себя проигравшим и обиженным маленьким мальчиком. Ким не хотел признаваться даже сам себе, но он до сих пор скучал по тёплым объятиям Чона, сонным поцелуям в подбородок, по разговорам утром выходного дня. С младшим переживать трудности было проще, а радости приятнее. И еще он варил самый лучший кофе на свете, который и в сравнение не шел с тем, что сейчас пытался пить Доён. У него такой в жизни бы не вышел, но приходилось довольствоваться тем, что есть. Утреннее небо было светло-лилового цвета, какое обычно бывает в начале июля, когда солнце ещё не печёт изо всей силы. В такую свежесть Доён любил сидеть на балконе и курить когда-то забытую младшим пачку «camel». Он все ещё был противником сигарет, считая, что такие мимолетные удовольствия сокращают жизнь на много лет, но иногда, когда на него находила чересчур сильная тоска, или когда не мог заснуть, он закутывался в плед и выходил на балкон курить. Не потому что он надеялся на расслабление или что-то в этом роде, нет. Запах дыма создавал нечто вроде эфемерного видения: Доёну казалось, что Юно сейчас рядом, а не за тысячи километров (живёт своей счастливой американской жизнью). Засыпать так было гораздо спокойнее и проще; такие дни были единственными, когда Ким был похож на живого человека, а не на то жалкое создание, что осталось от него. От запаха свежесваренного кофе Доён потихоньку приходил в рабочее состояние — заснуть ему в ту ночь так и не удалось. По дороге на работу ему пришлось заехать в ещё одну кофейню возле офиса, иначе его организм грозился не выдержать десятичасового рабочего дня. По пятницам баристой там работал милый и солнечный студент по имени Ким Чону, живший на одной лестничной площадке с ним. Он всегда делал Доёну скидку, а иногда давал тирамису в подарок, ослепительно улыбаясь напоследок. Улыбкой Чону можно было лечить людей от рака, был уверен Ким. Принимая из рук баристы кофе и десерт, он чуть не выронил телефон. Всё-таки бессонная ночь после пьянки — не самое приятное, что могло случиться с ним. — Неважно выглядишь сегодня, хён. У тебя что-то случилось? — Чону обеспокоенно свёл брови, наблюдая за едва ли не засыпающим Доёном. — Нет, я… все нормально, Чону. Спасибо тебе. — Ким постарался выдавить улыбку (или что-то похожее на нее), и, помахав на прощание, вышел из теплой кофейни, направляясь в сторону автомобиля. Уведомление от входящего сообщения чуть не заставило Доёна разлить свой американо прямо на водительское сидение. от кого: калифорнийский мудак Успешные люди встают рано и не опаздывают на работу, Доён-и, так почему ты еще не приехал?от кого: доён-хён Не смей меня так называть, ясно?
от кого: калифорнийский мудак Кажется, вчера ты был совсем не противот кого: доёни-хён Закрой рот, или ты полетишь с должности секретаря прямо сейчас :)
Глупо улыбнувшись, он завёл машину и направился в офис. С самого утра Юно был притихшим, не шутил глупо и старался не обращать внимания на Доёна, буквально выжигающего в нём дыру одним только взглядом прищуренных глаз. Делать это было довольно тяжело: доёнов кабинет и приёмную, в которой сидел Юно, усердно проверяя сметы и отчёты, разделяло лишь стекло. И когда он случайно встречался глазами с холодным и безразличным взглядом старшего, что наблюдал за тем, как продвигается работа нового секретаря, он верил (вернее, знал) — в случае донёновой вспышки гнева, это стекло не поможет ему спастись. Доён же, сидя у себя, вовсе не злился, а пытался осмыслить вчерашние слова Юно. «Доён-и, давай попробуем ещё раз?» Доеновское сердце от волнения стучало где-то в районе горла, мешая вдыхать требующийся кислород. Глупо было отрицать такие очевидные вещи — Доён Юно всё ещё любил. Даже спустя четыре года, он нуждался в нём каждую минуту. Такое жалкое состояние стало еще одной его рутиной, вместе с утренней пробежкой или зарядкой. Он перестал замечать жгучую обиду только из-за того, что чувствовал её постоянно — когда проходил мимо его дома, сидел на кухне в одиночестве, читал книги, засыпал. Они друг без друга были никем — обычный зануда и глупый мальчишка. Юно отличался лишь тем, что был чуть сообразительнее, поэтому и решил сказать обо всем прямо: что все ещё любит Доёна, что все четыре года на этих белых калифорнийских пляжах были ужасно одинокими, что ему нравится, как выглядят эти чертовы очки на нём (он говорил обратное только из вредности), что он скучает по нему и сильнее всего на свете хочет снова засыпать рядом с ним. Он не мог рассчитывать на прощение, после того, что сделал, но очень надеялся, что Доён всё поймёт. Всегда понимал. За кучей работы день пролетел почти незаметно, и Ким отложил последний документ только в восемь вечера. На улице уже было темно, и из открытого на проветривание окна шёл противный холодный сквозняк, заставляя Доёна, сидевшего в одной рубашке, ёжиться и вздрагивать. Возвращаться в свою пустую квартиру он не хотел совершенно, гораздо более привлекательным вариантом было посидеть ещё пару часов, чтобы после приехать домой и сразу же отключиться, а не сидеть снова на кухне до утра. — Доён-и? Ким вздрогнул и повернулся в сторону двери. У входа стоял Юно, держа в руках своё черное пальто и внимательно рассматривая старшего. — Я же просил… — Замолчи. — Юно не смеялся и не хихикал, только смотрел на Доёна со всей серьезностью и ждал. Сейчас он выглядел уверенным в своих словах и действиях. Гораздо увереннее, чем Доён, по щекам которого начинали скатываться слёзы. — Иди ко мне. И Доён сорвался. Буквально вскочил с кресла и подбежал к Чону, прижимаясь к плечу младшего. Слёзы полились с новой силой, и он впервые за несколько лет заревел, выпуская обиду, что в нем копилась все это время. Ему хотелось сказать, какая Юно сволочь, как он посмел его оставить одного умирать в этом пыльном городе, а сейчас снова ворваться в его жизнь, заставляя Кима мучиться от мыслей, что кипели в голове. Он слишком сильно устал от этого всего. — Как же я тебя ненавижу, — сквозь слезы пробормотал Доён и вцепился свободной рукой в ворот чужой рубашки. Юно молчал и не двигался, только сильнее прижимал к себе ревущего старшего и утыкался носом в доеновские волосы. — Просто не представляешь. Так они стояли около десяти минут, рубашка Юно промокла от слез, но отпускать Доёна от себя он так и не решался. Вскоре Доён затих, отцепляя руки и безвольно опуская их вниз. Чувствуя себя полностью истощённым, он не мог найти в себе сил даже поднять глаза на младшего. — Прости меня, хён, я совершил самую глупую ошибку в жизни. Я клянусь, что больше не отпущу тебя ни на шаг, только дай мне ещё шанс. — Юно замолчал. — Я простил тебя ещё четыре года назад, Чон Юно, пускай ты и последний мудак на Земле, — Доён тихо засмеялся сквозь слёзы, размеренно дыша в чужую шею. Аккуратно цепляя пальцами ладонь старшего, Юно прижался губами к чужому виску, тихо прошептав: — Тогда…пошли домой, Доён-и?