Это все она...

—Вот ее фото, - мужчина в черном пальто, интеллигентного вида, протягивает девушке в баре фото. – Что делать – ты знаешь. Познакомитесь, выпьете и решите к кому поедете. —Окей, - рыжеволосая берет фото и с интересом рассматривает его. – Оплата? —Конечно, - он достает из портфеля конверт с деньгами и отдает его ей. – Надеюсь, ты этого стоишь.       Рыжеволосая лишь молча взяла конверт и направилась в сторону барной стойки, оставляя мужчину одного за столом. -Посмотрите повязку вечером, - тихим голосом сказала Саша, записывая в листе назначения своей пациентке. – Если сильно промокнет, перевяжите. Если нет, дадите шарф. На ночь сделаете промедол, назначения я написала, - она протянула медсестрам лист назначений и тихо устало выдохнула. – И на шесть утра возьмите у нее кровь на кальций.       Вечерние медсестры приняли ее указания и разошлись по своим делам, оставляя девушку одну у поста. Шмидт проверила выписанные ими назначения и подправила их, вписав имя еще одной своей пациентке и назначив ей фраксипарин на десять вечера.       После зеленоглазая направилась в ординаторскую, где сделала последний аккорд своей работы - просмотрела пришедшие анализы других пациентов, написала пометки в своем блокноте и со спокойной душой отправилась переодеваться.       За окном уже стемнело, хоть и время было не более, чем за шесть вечера. Дул прохладный ветер, подгоняющий снежинки прямо в лицо девушке. Она шла одна по улице, выкуривая уже вторую сигарету и раздумывая о будущем дне, которые конечно же начнет с больницы, хоть и суббота.       В голове витали мысли о назначениях, одна наползала на другую; в такие моменты Саша предпочитала не думать о работе вообще, и для того, чтобы это могло случиться, заходила в бар, чтобы пропустить рюмку-другую горячительного напитка. Хоть и было ей немного за тридцать, у нее уже сформировались устойчивые привычки, например, посещать один и тот же бар, заказывать один и тот же коньяк, выбирать одно и то же место.       Жизнь протекала своим чередом, не спеша, сквозь пальцы, как говорила себе неоднократно сама Шмидт. Вот и в этот вечер, зайдя в привычное уже заведение и поздоровавшись с барменом, она поймала себя на этой мысли. —Вам как обычно? – спросил бармен, и девушка кивнула, да осмотрелась.       В пятницу вечером было достаточно много народа, шумели, танцевали, пили, ели, целовались, зажимались – все это было неудивительным, даже можно сказать привычным для девушки, которая давно потеряла умение чем-либо удивляться.       Не раз уже Саша ловила себя на том, что даже громкая музыка не достигала ее сознания; она вроде бы слышала ее, но все равно звуки оставались будто бы за куполом, который ее окружал уже очень давно.       Получив свой заказ, девушка сделала пару глотков и закурила. Лед тихо позвякивал в стакане, сизый дымок плавно поднимался от сигареты куда-то вверх, а напряжение в теле пока еще не исчезало. Шмидт сделала еще пару затяжек и пропустила один глоток, да с задумчивым видом уставилась на свою руку, в которой держала стакан. —Привет, - вдруг раздался женский голос по левую сторону от Саши. —Привет, - ответила она безразлично, и кивнула, даже не посмотрев на девушку. —Познакомимся? – вновь этот голосок достиг слуха брюнетки, и она все же взглянула на нее. —Давай, - вновь с каким-то безразличием ответила Шмидт и повернулась в пол-оборота к девушке. —Анна, - сказала рыжеволосая и мило улыбнулась. —Саша, - кивнула брюнетка в ответ и вновь сделала глоток. —Рада знакомству, - Анна внимательно наблюдала за девушкой, стараясь найти ту брешь в ее защите, через которую можно было бы пробиться и расположить брюнетку к себе. – У тебя традиция такая – приходить сюда в одно и то же время каждую пятницу? —Да, в этот день я себе могу позволить зайти сюда, - вновь кивнула Шмидт и сделала последнюю затяжку, а затем потушила сигарету в пепельнице и вновь глянула на свою новую знакомую. —А сидеть грустной – это тоже традиция? – Одинцова вновь легко улыбнулась зеленоглазой. —Это состояние души, - в своей манере, коротко ответила Саша. —А что заставляет душу грустить? —Я не настолько пьяна, чтобы начинать философствовать. Ты рано подошла, - брюнетка посмотрела в глаза Анны и прищурилась, а затем тихо усмехнулась и отвела взгляд в сторону. – А что тебя заставляет грустить?       Анна удивленно повела бровью и даже как-то еле заметно вздрогнула от таких слов брюнетки, но все же сдержала себя и, прищурившись, вновь улыбнулась. —Головная боль от громкой музыки. Может, погуляем? Брюнетка кивнула и оставила деньги за заказ бармену, да направилась к выходу. —Жду пять минут на улице. Не выходишь через пять, я ухожу, - лишь сказала она рыжеволосой и скрылась за толпой на танцплощадке.       На улице было все так же темно и прохладно, правда, ветер успокоился, и снег уже падал не спеша, плавно оседая на поверхность земли. К бару подъезжали все новые машины, из которых выходила веселая, разгульная молодежь, а Шмидт стояла в сторонке и ждала.       Кого она ждала? Эту девушку? Зачем? Вопросы витали в голове, но это все казалось брюнетке лучше, чем очередной вечер в одиночестве, среди стопок книг, наедине с запутавшимся клубком мыслей и желаний внутри. —И я тут, - вновь послышался уже знакомый голос. Теперь рыжеволосая стояла в пальто напротив брюнетки. – Пять минут прошли? —Да, - кивнула Шмидт. —Но ты все еще здесь, - лишь уголком губ хитро улыбнулась Анна и посмотрела в глаза девушке. —Решила нарушить свою традицию. —А что по твоей традиции следует дальше, после бара?       Девушки двинулись вперед по улице, переходя дорогу и направляясь, как потом выяснилось к парку. —А дальше следует поход домой. —И что ты делаешь дома? —Распутываю Гордиев узел, - Саша тихо усмехнулась и посмотрела на кроны деревьев, да на пару секунд остановилась и прикрыла глаза. – Цените слух, цените зренье, любите зелень, синеву… —Все, что дано вам во владенье двумя словами – я живу, - продолжила Анна и улыбнулась, наблюдая за Шмидт. – Любите поэзию. —Она создана для грустной души, - тихо сказала Саша, смотря на рыжеволосую, локоны которой усыпал снег и заставлял их поблескивать в лучах вечерних фонарей. —И грустными душами.       Девушки пошли дальше по парку в сторону центра города. Пока Анна рассказывала свое мнение о стихотворении, брюнетка ловила себя на мысли, что ее больше не тревожит напряжение, и старалась себе это объяснить тем, что алкоголь, хоть и в небольшом количестве, все же подействовал на ее организм.       Девушки шли не спеша по вечерней улице, удаляясь от парка, проходя мимо центральной улицы. Саша не следила за тем, где она находится, девушка просто следовала за Анной, которая вела ее к своему дому, попутно рассказывая о литературе.       Голубоглазая не замечала того, что впервые за долгое время с таким упоением рассказывает о том, что любила больше всего на свете – о литературе. Порой между слов у нее мелькали упоминания о своих произведениях, про которые она говорила «я думаю», - не решаясь сказать, что тоже что-то пишет, что-то сочиняет.       В потоке своих мыслей и эмоций, вызванных размышлениями о, казалось бы, уже вечном, девушка и не заметила, как привела брюнетку к своему дому, исполняя поручение того самого неизвестного ей мужчины. —Что-то я разболталась, - Анна смущенно усмехнулась и, как заметила Шмидт, стала не похожа совершенно на ту, с которой она познакомилась в баре.       Та девушка была раскованной, легкомысленной представительницей молодежи, а сейчас перед ней стояла скромная девушка, вынашивающая в голове тяжелые мысли, которые не посещают большинство людей земного шара. —А мне понравилось тебя слушать, - лишь уголками губ в сдержанной манере улыбнулась ей Саша. – Никогда бы не подумала, что ценители прекрасного могут сидеть в баре и слушать такую музыку. —Поэтому я и сказала, что у меня голова разболелась от нее. —В следующую субботу в филармонии состоится вечер инструментальной музыки. Приходи. Я буду тебя ждать там. Но лишь до 18:00, то есть до начала. —И не минутой позже? —Разве что еще пять минут.       Анна хотела было пригласить девушку к себе на «чай», но сдержалась, понимая, что все испортит этим, да и видно было, что Саше этого не надо, в общем-то, как и самой Анне после такого волшебного вечера и разговора. Девушка направилась к подъезду, а Шмидт осталась на месте, провожая ее взглядом. —И по поводу Гордиева узла, - остановившись, Анна вновь обернулась к Саше. – Почему не поступишь, как Македонский?       Брюнетка хотела что-то ответить, но не нашла ничего подходящего, потому что сама задалась вопросом, собственно, а почему она не поступила еще раньше, как Македонский? —Доброй ночи, - с легкой улыбкой на лице произнесла Анна, заметив, что Саша затрудняется с ответом. – И аккуратнее, пожалуйста. —Доброй ночи, - кивнула ей брюнетка и, подождав, пока девушка скроется в темноте подъезда, пошла в сторону остановки, чтобы добраться до дома.       А на улице продолжал падать снег, создавая предновогоднюю атмосферу. На деревьях горели разноцветные гирлянды, уже стояла на площади елка, которую фотографировали, кому было не лень. На покрытых снегом газонах из проволоки и гирлянд радовали глаз фигуры оленей и других сказочных персонажей.       Для Шмидт казалась странной одна лишь мысль о том, что зачем-то она все это начала замечать, пока шла к остановке. И почему вдруг в ее сознание ворвался какой-то знакомый, но давно позабытый отголосок чего-то радостного, заставляющего внутри все трепетать от предвкушения, от ожидания.       И мир вокруг, казавшийся еще пару часов назад, таким безжизненным, протекающим мимо словно в замедленной съемке, стал вдруг живым, наполненным красок. Неужели все дело в алкоголе?       Однако, волшебный напиток достался ей этим вечером. Видимо бармен что-то напутал и налил ей живительного зелья. Или же это все та рыжеволосая ведьмочка, чей голос звучал до сих пор в сознании Шмидт…