*.*.*.*
Завтра наступает быстро. Ты словно и не спала, к тому же мышцы неприятно ноют. Рядом спит Кельвин, укрывшись почти с головой, и ты невольно улыбаешься, глядя на его расслабленное лицо. А затем вспоминаешь вчера, вспоминаешь всё и снова начинаешь терзаться вопросами и ненужным чувством беспокойства. Ненужным пока. Вспоминаешь про папу, про дом и про всё остальное. В доме вкусно пахнет сдобой и цветами. Ты наскоро умываешься, расчесываешь волосы и спускаешься вниз, застав Альму на кухне. — О, как хорошо, что ты проснулась. Я только-только допекла пироги. Сейчас поедим и я покажу и расскажу вам с Кельвином всё, что захотите, — она кажется очень счастливой и румяной. Ты тоже начинаешь улыбаться и проникаешься этим невидимым чувством восторженности. — А где же Кельвин? — Я здесь, — тут же отзывается юноша, показываясь на пороге кухни с мокрыми прядями волос и такой свежий на вид, словно ему хватило пять часов сна. Ведь тебе нет. Ты улыбаешься ему, кивнув головой, он окидывает тебя этим своим взглядом и возвращает улыбку. Тебе тут же становится тесно в этой маленькой кухоньке. — Пойдемте, я уже накрыла на стол. И всё здесь идеально и совсем ни к чему не придерешься, думаешь ты, следуя за Альмой и Кельвином по тропинке от дома Альмы, после завтрака. Кругом всё такое яркое и наполненное жизнью, светом, что тебе становится так хорошо и хочется покататься на этой зеленой лужайке, поплести венок из этих одуванчиков и покрошить хлеб тем уткам в пруду Альмы. — У меня весна, как и у следующего дома, — говорит женщина, и ты давишься воздухом, начиная кашлять. Около калитки, на заборе приклеена дощечка и багряными буквами написано «Апрель». Ты оглядываешься, замечая другой домой, где еще лежит снег и в его дворе только-только пробиваются подснежники, а затем смотришь дальше и видишь дом весь усыпанный белоснежной крошкой снега и из печной трубы которого валит дым. — Невероятно, — восторженно шепчешь ты. — Все эти дома, это один из месяцев четырех времен года? — спрашивает Кельвин, тоже выглядя удивленным. — Да, именно так. Тут у Лиры Март, а у Мэй, собственно, Май, — улыбается Альма, указывая на разные дома. И вы ходите за ней, слушая кто и в каком живет, видя заснеженные тропинки, снеговиков и сугробы снега в Декабре, Январе и Феврале. Видите огороды с урожаем, большими оранжевыми тыквами и лозы со свисающим виноградом вдоль крыльца дома; одного из тех мужчин в лесу, который рубит дрова в Октябре и машет вам, когда вы проходите мимо. Видите вы и ромашки, розы, а еще увитую клематисом беседку, где попивает лимонад одна из семей в Июне. — Обалдеть, — шепчет Кельвин каждый раз, когда вы подходите к одному из домов. Но когда Альма показывает вам стеклянный замок О'Киф замолкает, приоткрыв рот, и вместо него «обалдеть» говоришь ты. — Здесь мы и будем праздновать, — Альма указывает на прозрачные стены этого замка, внутри которого сплошным изумрудным, малахитовым, золотистым, багряным, белым и серебряным мешаются между собой цвета. Там со стеклянных потолков свисают фонари, привязанные ко вьющимся зеленым лианам растений. Кругом цветы, кусты с цветами, трава с цветами. Всё в цветах! Самых разных! На деревянных столиках из белого дерева кружевные скатерти. И там так красиво и необыкновенно, что ты тут же забываешь, на кой черт вообще существовать без красоты. — Но пока пошлите готовиться к празднику. Вы ведь останетесь? — Останемся? — с надеждой во взгляде спрашивает Кельвин, заглянув тебе в глаза, и ты киваешь. — Нельзя этого пропустить, — говоришь ты, и Альма тут же тебя обнимает. Ты удивленно смеешься и закусываешь губу, поглядывая на улыбающегося Кельвина. — Ох, я так рада, так рада, Кельвин и Т/и, что у нас наконец появились гости! Я так рада, что вы набрели на мой дом. Идемте скорее! Альма дает тебе свое платье бледно-розового цвета и плетет венок из примулы, одуванчиков, гиацинтов и каких-то других трав, чьи названия ты не знаешь. — Ты как только что распустившаяся роза, также нежна и красива, — тихо говорит она, вплетая венок тебе в волосы. Ты улыбаешься ей в зеркале, вертя в руках заколку. — Я уверена, ты найдешь своего отца. Ты резко поднимаешь голову, глядя прямо ей в глаза. — Откуда... — Не ты одна знакома с Миссис Чтото, — улыбается Альма. В дверь комнаты Альмы стучатся и женщина разрешает войти. — Я принес, надеюсь это, про что ты говорила, — неуверенно говорит Кельвин и его взгляд останавливается на тебе. Ты ему улыбаешься, замечая как начинают краснеть его щеки. — Вау. — Ты тоже хорошо выглядишь, — улыбаешься ты, окидывая взглядом Кельвина через зеркало. На нем темно-зеленые брюки и бархатный темно-лиловый пиджак, а под ним такая же бледно-розовая рубашка как и твое платье. — Давай мне, — улыбается Альма, протягивая руку и забирая у растерянного юноши цветы и травы. — Это для тебя Кельвин. — У меня тоже будет венок? — спрашивает О'Киф, разглядывая тебя со спины. — Нет, тебе я сделаю бутоньерку. Вот это, — Альма поднимает веточку сирени. — Пурпурная сирень, означает первую любовь. Вы с Кельвином невольно переглядываетесь. — Это эпигея ползучая — с наилучшими пожеланиями. А это мелисса, для взаимопонимания. И голубая фиалка — верность. Альма скрепляет все цветы между собой в маленький букетик и пристегивает к пиджаку Кельвина. — Теперь вы готовы, — улыбается женщина. Ты смотришь на себя в зеркало, не понимая куда делась та напуганная девочка, которая боялась даже саму себя. Теперь ты видишь лишь счастливую и очень симпатичную юную девчушку, которая может горы свернуть. Всё вдруг меняется от одного лишь взгляда на себя в зеркало, и тебе больше не хочется вести себя капризно и кричать, и прятаться. Особенно от Кельвина. — Нам пора, солнце скоро сядет, а я ещё должна найти свой подарок, который оставили мне лесные духи. — Мы можем помочь, — тут же предлагает Кельвин. — О нет, детки, мне самой нужно его отыскать, так что вы пока помогите, пожалуйста, Мэй отнести её еду в стеклянный замок. В этом году она решила порадовать нас разнообразием, — смеется над чем-то своим Альма. Ты незаметно для себя начинаешь проникаться к этой женщине симпатией и эти её странности уже не отталкивают тебя, а лишь умиляют. Она такая, какая она есть. И ты вдруг понимаешь, что принимать людей такими, какими они являются, оказывается так легко, а это значит, что у тебя получится принять и саму себя. Вы с Кельвином помогаете Мэй и другим жителям переносить вещи, наряжать стеклянный замок и даже относить пищу в лес, чтобы угостить духов. И это всё так тебя захватывает. Пусть раньше тебе нравилось смотреть на ливень из окна своей комнаты или снегопад, раньше это было самым захватывающим в твоей жизни, то теперь ты понимаешь еще одну вещь — вселенная такая огромная и неизученная, есть множество таких же прекрасных миров, и что твой отец был прав! Закат размывает по всему небу немыслимые глазу краски. Праздник начинается. Людей так много и все яркие, как стеклышки в калейдоскопе. Все танцуют, едят, смеются, ты тоже ешь, смеешься и танцуешь, хватаясь за чьи-то руки и ловя на себе взгляды. Всё вертится перед глазами смазанными, яркими красками, в душе необъятная радость и восторг, и все другие такие же необъятные и такие же радостные. Женщины и девушки с цветами в волосах и в струящихся платьях, а мужчины и парни с бутоньерками и горящими глазами. Мужчины и женщины, парни и девушки разбиваются на пары и начинает играть уже совсем другая музыка, не настолько подвижная и не такая быстрая. Кельвин находит тебя в толпе, предлагая свою руку и выглядя таким счастливым, с раскрасневшимися щеками и слегка растрепанными каштановыми прядями. — Позволишь пригласить тебя на танец? — спрашивает он, а ты улыбаешься, вкладывая свою ладонь в его. — Только я не умею танцевать, — предупреждаешь ты его. — Я вообще-то тоже, — признается О'Киф и вы оба смеетесь, просто держась друг за друга и кружась на месте. — Если бы можно было сюда вернуться, ты бы побывала здесь снова? — Да, непременно, — шепчешь ты, кладя голову ему грудь. — И знаешь что, Кельвин? — Что? — тихо спрашивает он. Ты отрываешь голову от его груди и смотришь ему в глаза, пытаясь подобрать цвет. Какие они? Лазурные? Небесно-синие? Или просто, голубые? — Ты мне тоже очень нравишься. Какая разница какого цвета его глаза, он все равно будет тебе нравиться, несмотря ни на что. Какие бы вас не ждали испытания, чтобы с вами не случилось, он будет Кельвином О'Кифом, мальчиком, который нравится тебе с шестого класса и который целует тебя в самый первый раз.Часть 1
26 марта 2018 г. в 08:49
Всё это походило на пряничный сахарный бред, от которого тут же зарябило в глазах. Ты дико осматривалась, цепляясь взглядом за зеленую лужайку, цвета лимонадного тархуна, и высокие ели, которые царапали небо своими верхушками.
Всё было бредом. Всё что происходило с тобой на протяжении уже нескольких десятков часов. Это всё было ужасно не смешным происшествием, которому бы позавидовал ЛЮБОЙ ребенок, но ты радовалась лишь тому, как бы поскорее добраться до отца. Как найти его и вернуться назад.
В мягкие ладошки впивались рассыпанные по земле зеленые иголки и мелкие камешки. Сидеть и наблюдать за изумрудно-малахитовым буйством простертым перед собой было приятно. Вставать и снова куда-то бежать не было сил, хотелось остаться и поразмышлять обо всем произошедшем, возможно, даже поплакать. Это оказалось не так легко, как казалось поначалу.
— Ты в порядке? Не ранена? — рядом оказался Кельвин, осторожно опускаясь рядом с тобой на колено и внимательно осматривая тебя, словно ты ценнейший артефакт, а он за тебя в ответе. Отчасти, так оно и есть.
Ты громко вздыхаешь, скосив взгляд на теплые янтарные пластинки, которые как ты поняла, оказались окнами домов. Кельвин протягивает тебе руку, но ты без его помощи поднимаешься с земли, неуверенно чувствуя опору.
— Я в порядке, — шепчешь себе под нос, ощущая легкую дрожь после тессирования. Кельвин облизывает свои ярко-розовые губы, продолжая рассматривать тебя. — Кельвин, всё хорошо, правда.
— Ты вся дрожишь, — протестует юноша, пытаясь взять твою ладонь, но ты суешь руки в задние карманы джинс и отворачиваешься от него, переводя тему:
— Где мы? Это место такое... красивое и необычное, — ты снова переходишь на шепот, пытаясь разглядеть дома в свете почти отгоревшего заката.
— Эти дома, будто пряничные, — говорит Кельвин, вторя точно твоим мыслям.
— Пошли, подойдем ближе, — ты делаешь несколько уверенных шагов, прежде чем Кельвин останавливает тебя, положив руку на плечо.
— Т/и, гляди, — шепчет юноша, пригибаясь к земле, и тянет тебя вниз. Ты падаешь коленями в траву, всматриваясь туда, куда указывает Кельвин и чувствуешь, как сердце стучит прямо в горле.
По протоптанной тропинке идут двое высоких и широкоплечих мужчин, с топорами через плечо, и широким шагом, пересекающие узкую тропу. Кельвин тянет тебя к одному из стволов ели, не переставая наблюдать за незнакомцами.
— Что нам делать? — твой голос звучит испуганно и очень тихо. Тебе даже кажется, будто ты вовсе не произносишь этого вслух, потому что не получаешь от Кельвина никакой реакции. Юноша выглядывает из-за ели, удерживая твои плечи, словно тебе захочется сбежать прямо сейчас, а затем переводит свой взгляд на тебя.
— Они ушли. Нужно добраться до домов, может там кто-нибудь поможет нам, — отвечает он, отступив от тебя на полшага. Ты киваешь, пытаясь сдержать панический крик, который так и рвется из тебя еще с самого начала всего этого дурдома. Но ты лишь вздыхаешь, сжав кулаки, и идешь за Кельвином.
С каждым шагом вас настигает знакомый запах сладкой выпечки и сдобы. Тут пахнет и ванилью и малиной и чем-то еще сладким, отчего вы с Кельвином понимающе улыбаетесь, продолжая идти вперед. Ты незаметно для юноши кидаешь на него взгляды, замечая как мило закручиваются кончики его каштановых прядей, как он забавно морщится и облизывает губы. Смотришь, пока не запинаешься обо что-то твердое.
— Ох, блин, — громко возмущаешься ты, замечая перед ногами большую ярко-оранжевую тыкву. — Кто вообще оставляет тыквы на дороге?
— Тот кто сеет их здесь. Это огород, Т/и, — поясняет Кельвин, весело улыбаясь. Ты обводишь взглядом место, видя, что это действительно чей-то огород, и тут же краснеешь.
— Разумеется, — шепчешь, нахмурившись. — Идем.
Ты прошла вперед, задевая Кельвина плечом и не обращая внимания на его тихий смешок. Если быть честной, ты до сих пор не понимала для чего и зачем О'Киф потащился за тобой в это дурдомистое путешествие. Времени подумать над этим было предостаточно, но тебе край не хотелось давить на итак больную мозоль. Чертов Кельвин О'Киф был твоей ахиллесовой пятой.
Глядя на домики, стоящие неровными рядами, где у каждого был разбит пестрый садик и стоял милый, ажурный заборчик, тебе вдруг подумалось, как здорово наверное здесь жить. Этот мир сильно смахивал на что-то нереалистичное. Что обычно показывают у вас в кино. Всё это так походило на декорации к каким-нибудь Диснеевским мультфильмам, с этими абрикосовыми и цвета античной латуни домами, с беседками увитыми сливочными розами и глициниями, с этими идеальными нефритовыми лужайками и фонтанчиками. Слишком обворожительно и безупречно.
— Словно открытки с картинами Томаса Кинкейда, — проговорила ты, улыбаясь каждому цветочному кусту и увитому клематисом забору. — Тут что живут люди из Плезантвиля?
— Я бы здесь жил, — говорит Кельвин, дотрагиваясь до низенькой калитки, и тоже улыбаясь. Ты начинаешь напевать песню из какого-то мюзикла, как тут же вскрикиваешь, увидев на крыльце одного из домов женщину. Кельвин вздрагивает и хмурит брови.
— Путники! Путники! — изумленно и весело проговаривает она, хлопая в ладоши. Вы с Кельвином переглядываетесь, оба пятясь от забора, и ты машинально хватаешь юношу за ладошку. Становится тревожно. Кельвин сжимает твою руку в ответ, но взгляда от женщины не отводит.
— Путники! У нас так долго не было гостей! Целую вечность! — она говорит громко и восторженно. — Почту за честь принять вас в своем доме и напоить вкуснейшим чаем с липовым медом и хрустящими вафлями.
Кельвин неуверенно косится на тебя. Вы устали, вы голодны и вам не помешал бы отдых и даже сон.
— Вам не о чем беспокоиться. Входите. Я пойду поставлю чайник, — женщина уже стоит по ту сторону от вас, распахивая низенькую калиточку и добродушно улыбаясь. Ты перестаешь нервничать, тревога проходит, но по-прежнему держишь ладонь Кельвина в своей.
— Мое имя Альма, — снова говорит она, ни капельки не смущаясь изумлению застывшему на ваших лицах. Первым отмирает Кельвин, лучезарно улыбаясь, и отпускает твою ладонь.
— Я Кельвин, — говорит юноша, проходя через калитку. Ты растерянно моргаешь, вглядываясь в лицо Альмы.
— А я Т/и, — несмело улыбаешься ты, убирая руки за спину.
— О, я так рада! Так рада, Кельвин и Т/и! Проходите скорее! Вы наверное ужасно устали и проголодались. Я о вас позабочусь.
Альма всё говорит и говорит, много, просто какие-то отрывки её мыслей. Кельвин вежливо улыбается, иногда отвечает ей, а ты вертишь головой, думая лишь о том, какой красивый дом, какой чудесный мир и в чем его подвох. Скорее последнее занимает большую часть твоих мыслей. Альма кормит вас едой, которую не найти на Земле и поит чаем, который вы не пробовали дома. Всё такое новое, необычное. Даже интерьер дома и атмосфера. Всё выглядит как бы и винтажным, но в то же время совершенно незнакомым и чужим.
— Ой, уже так поздно, — вдруг говорит женщина, как-то наигранно качая головой и поджав губы. Ты смотришь на Кельвина, который жует уже девятое пирожное и пьет четвертую чашку чая. Он вопросительно приподнимает брови и взглядом показывает на твою тарелку, на которой лежит единственное недоеденное пирожное с малиной.
— Что не так? — шепчет юноша, облизывая губы испачканные кремом. Ты качаешь головой.
— Вы наверняка очень устали и хотите спать? Я постелю вам в верхней комнате. Там просторно, поместитесь оба и совсем не будете друг другу мешать, — улыбается Альма и встает из-за стола. — А если вы еще голодны, можете взять в буфете что захотите. Я скоро вернусь.
Женщина уходит, и ты тут же кидаешь на Кельвина недовольный взгляд.
— Как ты можешь столько есть? — возмущаешься ты.
— Я голодный, — ты вздыхаешь, снова и снова осматривая столовую. — Да в чем дело-то? Она вроде очень милая и гостеприимная.
— Она жуткая, ты что не видишь как она улыбается? — Кельвин растерянно на тебя смотрит, пожимая плечами. Ты недовольно хмуришься. — Будто она плохая актриса и не справляется со своей ролью.
— Нет, Т/и. Тебе только кажется. Может, она просто нервничает.
— С чего бы ей нервничать, Кельвин? Она что, прячет дюжину трупов у себя в подвале? — цедишь ты сквозь зубы, забирая очередное пирожное у Кельвина.
— Хэй, я хочу еще, — возмущается юноша.
— Нет, тебе достаточно.
— Т/и, пожалуйста, нам нужен нормальный сон и отдых. Мы уже целые сутки на ногах. Если хотим найти твоего отца, тогда нам нужно быть здоровыми и бодрыми.
Кельвин заглядывает тебе в глаза. Тебе становится в два раза спокойнее, видя какой уравновешенный О'Киф. Он смотрит на тебя своими голубыми глазами, этим беззаботным и верным взглядом, будто говорит "я с тобой до конца, только прекрати истерить", и ты киваешь ему.
— Ладно. Держи свой тортик, — улыбаешься ты, возвращая Кельвину пирожное. Он смотрит на тебя долгим и слишком открытым взглядом, прежде чем съедает все до крошки и до того как возвращается Альма. Ты уже вся краснеешь и тупишь взгляд в чашку с чаем. О'Киф слишком любит смущать тебя этими своими взглядами.
— Всё готово, — говорит женщина, и вы идете за ней на второй этаж дома. Тут витражные окна, мягкий ковер в коридоре и торшеры похожие на цветочные бутоны.
Комната действительно просторная и очень уютная. Здесь приятно пахнет душистыми цветами и свет такой, словно вы в банке с медом. Ты с грустью понимаешь, что всё это тебя очаровывает и ты уже больше не можешь противиться всему этому великолепию. Тут одна большая койка и один большой диван, всё под цвет лаванды и покрывала из шелка. Ты тяжело вздыхаешь и валишься на кровать, блаженно прикрыв глаза.
— Я так рада, что вам нравится. Если вдруг что-то понадобится, не стесняйтесь, смело зовите меня. Я буду на первом этаже, первая дверь справа, возле лестницы. Вот тут вещи, если захотите переодеться.
Альма что-то еще говорит, но ты ее не слушаешь, чувствуя себя такой расслабленной и одновременно взволнованной. Кельвин что-то ей отвечает, а ты смотришь в потолок и думаешь о том, как не потерять бдительность в любом случае.
— Спасибо большое, — благодарит Кельвин и закрывает дверь. Ты тут же садишься на койке, осознавая то, что осталась одна в комнате с Кельвином О'Кифом. И вы будете здесь ночевать. Вдвоем.
Юноша садится на другую сторону кровати и падает на подушки, скосив на тебя взгляд. Ты отодвигаешься к самому краю, несмотря на то, что между вами и так огроменное расстояние, ведь кровать чуть ли не трехспальная.
— Я не кусаюсь, — улыбается Кельвин, и ты смущенно отводишь взгляд. — Ложись, кровать такая удобная.
Он закрывает глаза и переворачивается на бок, лицом к тебе. Ты несколько секунд смотришь на его розовые губы, на его растрепанные волосы и его поцарапанные руки. И вдруг, словно током в солнечное сплетение, ты встречаешься с его взглядом, таким ясным и невыносимым. Тебя бросает в жар, будто ты совершила нечто страшное. Всего лишь пялилась на Кельвина О'Кифа.
Кельвин молча смотрит прямо тебе в глаза, и ты тяжело сглатываешь, уводя взгляд в сторону.
— Ты такая милая, когда смущаешься, — вдруг говорит он, будто между прочем, но этот его взгляд. Ты растерянно бегаешь глазами по комнате.
Перестань пялиться, Кельвин!, думаешь ты, нервно прикусывая щеку.
— У тебя что-то в волосах, — снова говорит он и уже тянется к тебе через всю койку. Ты дергаешься, встав с кровати.
— Ой не надо, я лучше расчешусь.
Кельвин грустнеет на глазах и поджимает губы, снова укладываясь на подушки. Ты глубоко вздыхаешь, чувствуя как сердце вот-вот сломает твои ребра.
— Мне здесь нравится. Всё такое тихое и спокойное. Этот мир не такой, в которых мы уже побывали, — говорит юноша, наблюдая за тем, как ты вычесываешь из волос мусор. — Я бы даже остался здесь подольше, а ты?
— Я бы тоже, — отвечаешь ты, задумавшись над всем тем, что с вами произошло. Это такая дикость, которой в твоей жизни ни разу не было. Ты думаешь над этим и даже не замечаешь как Кельвин становится напротив тебя, очень близко. От неожиданности ты роняешь расческу, за которой он наклоняется. — Ты чего?
Ты испуганно смотришь ему в глаза, пытаясь понять какого черта он встал так близко. И снова эта полуулыбка и этот взгляд. Он вздыхает, опускает глаза, вертя расческу в руках, но опять смотрит на тебя. Ты часто дышишь, делая очень маленький шаг к нему навстречу и можешь разглядеть маленькие трещинки на его губах, еле заметную розовую царапину на щеке и радужку его глаз.
И почему он такой хорошенький? Ему стоит только взглянуть на толпу девчонок, как они тут же начнут плавиться, как пломбир. Стоит ему просто посмотреть, как он сражает всех своим обаянием. Он не тот парень, которому могут нравиться такие девочки как ты, так ты думаешь.
— Почему ты пошел со мной? — спрашиваешь ты, облизывая пересохшие губы, и чувствуя его дыхание на своей коже.
— Из-за тебя, — говорит он, а ты уже не можешь дышать, глупо моргая и понимая насколько всё это еще безумнее.
— Из-за... меня? — переспрашиваешь ты, резко отходя от него на целый шаг. — Ты смеешься, Кельвин? Смеешься надо мной?
Он растерянно смотрит на тебя. Его голубые глаза потерянно изучают твое лицо, ты вот-вот расплачешься.
— Ты мне нравишься, Т/и, и это правда, — громко говорит он, пытаясь взять тебя за руку, но ты снова отступаешь от него.
— Я не могу тебе нравиться, Кельвин, — горько шепчешь ты, вытирая слезы дрожащей рукой. — Только не тебе.
— Что ты такое говоришь? — он выглядит расстроенным и всё ещё испуганным из-за твоей реакции, но ты продолжаешь глотать слезы и качать головой. — Ты нравишься мне, очень нравишься. То, как ты никому не пытаешься угодить, делая так, как считаешь нужным. Как защищаешь свою семью. Это ведь классно. Ты сильная, храбрая, умная и красивая. Ты потрясающая!
И каждое его слово, словно ложка меда на твое разбитое сердце. Он говорит так, будто эти слова долго, очень долго хотели быть озвученными. И он искренен. Его глаза не врут, его раскрасневшиеся щеки и то, как он облизывает свои губы. Кельвин О'Киф, который нравился тебе с шестого класса не врет сейчас, говоря тебе о том, как ТЫ нравишься ЕМУ.
— Я с тобой до конца, чтобы ни случилось, — тихо говорит юноша, и грудь под его тонкой майкой вздымается, будто он только что перебежал стадион, и взгляд его такой открытый, такой, которым он постоянно смотрит на тебя. Тебя трясет от этого. Хочется прыгнуть к нему на шею и крепко-накрепко обнять, но ты не делаешь этого, глупо моргая и стирая с щек слезинки.
Вместо тебя это делает Кельвин. Он без лишних слов прижимает тебя к себе, не давая ни одного шанса вырваться. Дышать становится в два раза сложнее, потому что он сжимает тебя слишком крепко и потому что твое тело так на него реагирует.
Проходят долгие две минуты, прежде чем ты вырываешься из его рук и можешь дышать немного ровнее и глубже. Ты не признаешься, даже самой себе, но Кельвин О'Киф единственный такой идиот на свете, который заставляет тебя краснеть и от которого у тебя начинается тахикардия. А еще именно ему нравишься ты, чудаковатая и нелюдимая, со своими странностями и особенностями, с которыми не каждый примирится.
Я нравлюсь Кельвину, повторяешь ты про себя, отходя от этого странноватого и долгого объятья, И что мне с этим делать?
И тут же возникает другой вопрос «разве я этого не хотела?».
Кельвин улыбается, слишком мило, он вообще весь один «слишком».
— Ты очень красивая, — говорит он, и ты хочешь заткнуть его, невыносимо краснея и совершенно потерянно пряча куда-то взгляд.
— Боже, Кельвин, прекрати все это. Я же сейчас умру, — просишь ты, не выдержав его взгляда, пряча лицо в ладони при этом тихо поскуливая. Сумасшествие. — Ты меня убиваешь.
— Если не все эти перемещения, мне бы никогда не хватило смелости это тебе сказать, — признается юноша. Ты поднимаешь на него глаза, чувствуя себя абсолютно дезориентированной, мысли сталкиваются между собой, и ощущения, о, их так много, они буквально тебя разрывают. — Я просто хочу чтобы ты знала, если вдруг что-то случится со мной.
— Ничего с тобой не случится, — тихо говоришь ты, не позволяя Кельвину к себе приближаться, иначе случится атомный взрыв и ты уже никогда не соберешь свои ошметки.
И вдруг ты понимаешь, что в доме царит тишина. Это не такая тишина, которая обволакивает своей безмятежностью и уютом, это именно та тишина, от которой звенит в ушах и хочется быстро наполнить её чем-то вроде звука включенного телевизора. Кельвин тоже это замечает, быстро подходя к окну и одергивая штору. Ты встаешь рядом с ним, наблюдая странную вещь. Весь двор, деревья и кусты светятся. Это веревки гирлянд и фонари со свечами на земле.
— Это что, хэллоуин? — вопрос в пустоту. Кельвин переглядывается с тобой и неожиданно вздрагивает, замечая кого-то в окне. Ты напрягаешься, видя за калиткой темный силуэт, похожий на человеческий, только его очертания размыты. Он смотрит будто на вас, и ты тянешь Кельвина от окна задернув штору. — Надо спросить у Альмы.
Вы быстро выбираетесь из комнаты, пересекая лестницу и стучитесь в дверь Альмы. Она незамедлительно появляется на пороге своей комнаты, с распущенными волосами, но прежде они были заколоты на затылке в пучок, и с легкой улыбкой на губах.
— О, детки, вам что-то понадобилось?
— Альма, мы только что видели странного человека на улице, за калиткой, он смотрел прямо в наше окно. Кто он? — спрашивает Кельвин и ты подхватываешь:
— И почему по всему двору стоят зажжённые фонари?
— Ох, как невежливо с моей стороны. Я совсем забыла вам сказать, что с сегодняшней ночи начинается день весеннего и зимнего, и летнего, и осеннего солнцестояния. Мы празднуем его каждый год, зажигаем фонари и свечи, печем много сладких пирогов и празднуем на закате в стеклянном дворце, — она говорит это так, словно ничего странного в этом нет. Но для нее так оно и есть, а вот вы с Кельвином в замешательстве переглядываетесь, переведя вопросительные взгляды на Альму.
— А вы видели одного из лесных духов. Они освящают наши дома пока мы спим и оставляют что-то в подарок каждый год, а мы относим им кушанья и напитки в лесную чащу, делимся. Но на улицу в это время лучше не выходить. Они очень непредсказуемы, — беззаботным тоном проговаривает женщина, снисходительно улыбаясь на ваши ошарашенные лица. — Не беспокойтесь, в дом они не войдут, если вы так их испугались.
— Это что-то языческое кажется, — шепчешь ты Кельвину, до сих пор стараясь не дотрагиваться до него. Юноша кивает, соглашаясь с тобой.
— Я очень надеюсь, что вы останетесь на праздник!
— Подожди, Альма, а почему ты сказала что это зимнее, осеннее, весеннее и летнее солнцестояние? — вдруг спрашивает Кельвин и ты вспоминаешь, что хотела задать этот же вопрос, но Альма тебя перебила.
— Я покажу вам завтра, а пока ложитесь спать. Вам нужно восстанавливать силы. Приятных вам снов, — ласково улыбается женщина и закрывает дверь. Вы недоуменно переглядываетесь и в один голос говорите «ладно».
Уже в комнате ты стараешься не смотреть в сторону О'Кифа, не понимая как теперь вообще с ним общаться. Поэтому ты быстро забираешься под покрывало, перед этим скинув кеды.
— Спокойной ночи, Т/и, — желает тебе Кельвин, лежа на другой стороне кровати.
— Спокойной ночи, Кельвин, — отзываешься ты, разглядывая тени на потолке.