Спасибо за салют!

Сквозь морозную январскую темноту двигались пять фигур. Круглые ступни фонариков шагали по заснеженной дороге, выхватывая из черноты то силуэты идущих, то окружавшие их припорошенные лапы елей и голых кустов, то тянушиеся по обе стороны маленькие дощатые заборы сельских домов. - Не дай, господи, чтобы по дороге попались собаки! - прозвучал весёлый девичий голос. - Иначе я влезу на близжайшую сосну, и вам придется меня с неё снимать. Она держала за руки двух девочек: одной было уже восемь, другой едва исполнилось три. Обе пытались вырваться и убежать, спрятаться где-нибудь в темноте, фонарик в руках младшей упорно не хотел освещать путь, и скакал, как непослушный щенок, впервые нырнувший в снежный сугроб. - Поля! Ариша! - девушка почти обиженно дернула обоих за руки. - Сейчас домой отправлю! Девочки тут же притихли. - Я их к тебе на перевоспитание отправлю! - откликнулась Рита - сестра малышек. Она завершала процессию, свет её фонарика иногда убегал за спину. Она боялась темноты, но храбрилась перед сестрами и отчимом, только подругу обманывать было бесполезно. - И Риту забирай, - поддакнул шагавший впереди Игорь Вячеславович. - Она тоже недовоспитанная. Будь добра, довоспитай, и этих научи воспитывать. Рита разразилась гневными угрозами подать в суд на Яну и Игоря Вячеславовича "за похищение, насильное удержание взапертии и психологическое давление", но гневную тираду заглушил хлопок осветившего все вокруг салюта. Огенный цветок расцвел в небе и растворился блеклым дымом на фоне замазанного плотным слоем облаков неба. - Не успели, мы не успели! Папа, не успели! -- Ариша, самая маленькая, задергалась и замотала Янину руку взад-вперед, а свет от её фонарика запрыгал еще задорнее. - Спокойно, это был всего один, пробный. Уж сегодня-то налюбуемся до следующего Нового года, - успокоил её Игорь Вячеславович, и они продолжили свой путь к "месту, где видно салюты со всей округи". Девочки плохо представляли, где можно найти такое место, если вокруг высоченные сосны и елки. На крышу, разве что, влезть, но дом-то остался позади. Наконец они свернули в проулок, который вел к ГЭС - так здесь звали озеро, образовавшееся после постройки плотины. Сейчас его гладь была полностью устлана льдом, сверху припорошило снегом, только у берега чернела проталинами озерная вода. Там, куда они вышли, подступов к самому озеру не было, но в воду вдавалось бетонное кольцо, какие кладут в основание колодца. Только это было настолько широким, что из нескольких таких можно было сложить целый подземный тоннель. Зачем стоит здесь - никто не знает. Изнутри оно было засыпано землей, так что наша компания разместилась прямо там. Игорь Вячеслалович расчистил для себя местечко на поваленном поперек кольца бревне, Рита с Яной уселись на краешке холодного бетона, свесив ноги почти к самому ледяному покрывалу. Малышки все пытались их спихнуть вниз, но силенок явно не хватало. Наконец и они уселись рядом, придерживаемые старшими, чтобы не свалиться самим. Минута прошла в тишине. Зачем еще минута. И еще одна. Ариша, которую сестра заняла разглядыванием людей на противоположном берегу, где было проведено электричество и горели огни, начала уже скучать и ерзать. Игорь Вячеславович погрузился в глубокие размышления. Нужно было мириться с женой - она ведь была против того, чтобы дети шли с ним. Наконец и Яна с Ритой заскучали и продолжили уроки любительского вокала, прерванные чуть раньше обращением президента и желанием поглядеть на салют. Яна не праздновала два Новых года кряду, и сейчас была такой веселой, наверное, только потому, что отмечала не дома. Голос Яны лился свободно, напевая мотив какой-то из бесчисленных колыбельных, которые она так любила. Ариша перестала со временем ерзать и положила голову на колени старшей сестры. Ритин голос прятался за Яниным, потому что она его стеснялась, постоянно обрывала мелодию, которую он выводил, и неловко усмехалась, а потом и вовсе замолчала, а Яна так и продолжала петь, убаюкивая озеро, кипящее жизнью под покровом льда, леса, свисавшие с его осыпающихся песчанных берегов и, кажется, даже людей на другом берегу. Весь мир заснул. Не слышно было гула моторов машин, криков ночных зимующих птиц, ветер стих. Все окутала колыбельная. Но вдруг - настолько резко, что все вздрогнули - в небе расцвел еще один цветок, на этот раз синий, и еще один, и еще! Огни разного цвета загорались и тухли, а на их месте тут же расцветали новые. Больше и меньше, громче и тише, выше и ниже, ярче и тусклее вздымались они высоко под облака, наполняя сердца наблюдателей непонятным счастьем, которое сперва можно было принять за светлую грустью, ведь такой сильной радости человек почти никогда не позвоняет себе испытывать, и не дает себе труда составить о ней понятие, но знает, что такое светлая грусть. А ведь эти две вещи всегда идут рядом, и в особенно волнующие моменты человек испытывает и то, и другое в равной мере, но не отдает себе в этом отчета. Дым от последнего запущенного фейерверка растворился в воздухе, остатки его развеял пробужденный шумом зимний ветер. Яна вскочила на ноги и во весь голос, так, чтобы её услышал тот, кто запускал в небо огни, прокричала: - Спасибо за салют!