Жертва

      Её шаги почти не слышны в коридорах замка, но цепь, идущая от ошейника на её тонкой шее, выдаёт её местонахождение. Её улыбка вроде бы счастливая, но при этом какая-то пугающая, сумасшедшая. Её глаза ярко сияют, вводя в ступор любого, кто в них посмотрит. Слишком много безумия в этих некогда сияющих глазах.       Для всех она жертва в руках у злого хищника. Она пожертвовала собой, ради жизни многих и ни у кого не возникает даже мысли, что плен в этом случае вполне добровольный, а ошейник на шее был закреплён руками самой девушки. Кто же знал, что это тёмный маг сможет покорить сердце светлой девочки.       Когда она идёт по безжизненным коридорам, за ней остаётся след из рубиновых капель и красных отпечатков её ног, но её это не волнует. Главнее сейчас то, что, придя в тронный зал, она вновь покорно опустится на его холодный пол и положит голову на колени своему Императору, давая ему возможность прикасаться к её незащищённому горлу и тянуть за длинные блондинистые локоны. А она в это время будет вновь провожать взглядом очередного просителя, доводя того до дрожи во всём теле.       Люси знает, что её Император никогда не причинит ей вреда. Она его спасательный круг, его лучик солнца, и девушка это понимает. Без неё он не сможет выдержать своё безумие. Она без него не сможет существовать.       Алые капли на губах девушки невольно притягивают взгляд. Никто не знает от чего эти капли: от так любимой девушкой вишни или от крови очередной жертвы, подаренной ей её Императором. Драгнил вообще очень хорошо относился к своей любимой и единственной игрушке. Ей позволяется намного больше, чем остальным, а цепь лишь видимость власти над ней. Зачем ему реальная власть над девушкой, если та сама уже давно пленила своего хозяина?       Довольно часто девушку видят в городе. Она прогуливается по улицам, иногда заходя в магазинчики и покупая всё ту же обожаемую ею вишню и шоколад для её Хозяина. Страшными для жителей городов были такие прогулки девушки. Иногда, в особенно не радостные для неё дни, заходила она в случайно попавшийся дом и чудом было, если смерть их оказывалась быстрой. Кинжалы, подаренные Хартфилии Зерефом, никогда не упускали свою жертву.       Солнышко, которым называли девушку раньше, давно погасло, и теперь выступило из тени всё, что было скрыто. Волосы её теперь были все в крови и давно уже не отмывались, на руках были аккуратно выкрашенные в чёрный длинные ногти, а глаза её теперь отливали рубиновым светом и никто уже не мог сказать, что цвет их — молочный шоколад.       «Бедная. Сломанная. Садистка», — не раз слышались эти слова за спиной девушки, но ей было всё равно. Она лишь слабо улыбалась и вновь бралась за кинжал. Многие умирали от её рук, своими криками поднимая ей настроение. Многие жалели её, не видя в руках столь юной девушки свою погибель. Зря. Расстраивать любимого Хозяина девушке не хотелось, и вновь она бралась за оружие, не давая своей жертве и шанса на жизнь.       Боль и страдания других уже давно стали для неё чем-то обыденным и уже не приносили никакого удовольствия. Хотя, казалось, это никогда не было чем-то приятным для девушки. Ей больше нравилось вырисовывать красные полосы на собственной коже. Эти витиеватые узоры, украшающие её светлую кожу, приносили девушке ни с чем несравнимое удовольствие. А тихие стоны, вырывающиеся иногда, были намного приятней любых криков других людей.       Самыми любимыми в её жизни были вечера вместе с её Императором. Она садилась перед ним, открывая ему вид на её исполосованную кожу, и он сам оставлял на ней новые раны, ставя свои метки. Боль от ран смешивалась с удовольствием от жарких поцелуев Императора и только в эти моменты девушка могла сказать, что она живёт.       Сломанная. Что же, с этим она была вполне согласна. Фарфоровая кукла, покрытая миллионом трещин. Такой она стала слишком давно, чтобы помнить тот самый момент, когда появилась первая трещина. Возможно, именно любовь дала ей шанс избавится от этой фарфоровой оболочки и стать такой, какой она была сейчас.       Да это было и не важно. Важным было лишь то, что сейчас её медленно и с упорством склеивают, возвращая её обратно в этот мир, даря новые ощущения и открывая интересные стороны её характера. И было так же не важно, что «склеивают» её совсем не нежностью и любовью, а болью и страстью. Это ведь действительно совсем не важно.       И странной была бы эта картина, где хрупкая девушка счастливо улыбается, пока по её коже скользит острое лезвие. Она ведь лишь жертва, бабочка, пойманная в паутину, сломанная в плену у жестокого Императора. Но их никто не видит, и они могут всецело наслаждаться друг другом.       И жалеют в мире эту бедную девушку, принёсшую себя в жертву, совсем не зная, что своей жалостью приближают собственную смерть…