И на этом, пожалуй, все.

Я схожу с ума. Теряю гребаный, мать его, рассудок… Скоро Рождество. Не то, чтобы меня это заботило, последний год меня вообще мало, что заботит, кроме неё. Она — единственное, что я вижу, когда закрываю глаза, первая, чьё имя приходит мне на ум, когда просыпаюсь. За окном снег, дохрена снега. Она любила делать этих сраных ангелочков на снегу, что вообще не вязалось с её поведением. Но, такова была она, в мокрых штанах и в снежинках, которые рассыпались по её почти оранжевым волосам. Я зажмуриваюсь, пытаясь впитать в себя эти восхитительные воспоминания. Ведь последний раз, когда она лежала на снегу, там была кровь, очень много крови, она была повсюду, на её лице, одежде… — Е*ать.- Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Считаю до трёх. Всё в порядке. Я в порядке. Толкаюсь руками и отъезжаю от окна, направляясь в сторону кухни. Тяжелые шаги раздаются со второго этажа. Я считаю, ровно тринадцать. Всегда ровно тринадцать. -Проголодался? — Я продолжаю свой путь вдоль раковины и духового шкафа, прямо к холодильнику.-Приготовить тебе что-нибудь? — Возможно, если я буду молчать то, она отстанет от меня? Я на это надеюсь, но обычно это не работает. Я поднимаю взгляд на Хельгу. На её лице играет маленькая улыбочка, но она совершенно точно не касается её взгляда. Глаза полны жалости.Как же меня тошнит от этого. Открываю холодильник и достаю банку пива. — Пиво в 9 утра. Замечательно. Вижу ты в хорошем настроении.- Сказала Хельга, опираясь руками на деревянный стол. Я продолжаю её игнорировать, толкая колёса своего инвалидного кресла. Она подходит ближе, я же бросаю ей предупреждающий взгляд. — Я просто хочу помочь тебе. -Отъ*бись. — Если бы мне давали доллар, каждый раз, когда я слышу это, то у меня была бы уже своя квартира в Нью-Йорке. — Я просто хочу, чтобы она оставила меня в покое. Хельга хватается за ручки моей коляски и толкает в сторону гостиной.- Я знаю, что ты чувствуешь сейчас. Мне тоже не по себе и я… — Не по себе? Не по себе, Хельга? Я, твою мать, разваливаюсь на части. Я просто, бл*ть, хочу умереть. Мне нахрен не нужна твоя жалость или чья-либо ещё. Просто оставьте меня в покое и дайте спокойно сдохнуть.- Кричу я и, кажется, слюна забрызгала мой подбородок, а слёзы сочатся из глаз, но мне плевать. — Я не могу жить без неё. Смерть, будет даром Всевышнего для меня. Её гибель — моя вина. Я не могу больше так мучиться, не могу. Хельга лишь бросает на меня спокойный, полный жалости и любви взгляд. Плюхается в старое ободранное кресло и достаёт свою утреннюю травку. -Я не могу дать тебе умереть, Арнольд.- Иногда, я представляю, как всаживаю нож в её горло. Нет, вообще-то, я довольно часто это представляю. — Лайла была и моей подругой тоже… -Не. Произноси. Её. Имя. Никогда, Хельга, не произноси его. Ты всегда хотела быть на её месте. Всегда хотела, чтобы я был твоей ручной зверюшкой. Любишь меня? Что ж…Пошла ты нах*й, Хельга Чокнутая Обкуренная Сука Патаки. Я никогда не любил тебя и никогда не полюблю. На самом деле, я тебя просто охренеть как ненавижу. Хельга делает последнюю затяжку и выдыхает едкий дым. Лицо её не выражает никаких эмоций. Она встает и подходит ко мне. Берёт нетронутое пиво из моих дрожащих рук и делает жадный глоток, не разрывая зрительного контакта. — Скоро Рождество. -Вот и всё, что она сказала, продолжая смотреть на меня. Спасибо, Хельга. Я перевожу взгляд на окно. Снег, дохрена снега.