Окончательный выбор

Мне снился пожар в Токио. Это не был настоящий пожар. Но тот самый – когда Шишио-сама собирался сжечь всё дотла, и я был готов его поддержать. Однако я не помню, что тогда ещё было. Не помню ничего, кроме бушующей стихии и криков. Но мне не было всё равно. Почему-то. Слабые должны умереть, так сказал тот, кому служил Небесный меч. А сейчас я в смятении. Хитокири Баттосай, ты разбудил то, что не имел права трогать. Но я принял твой вызов. И я буду сам, и только сам, решать, что делать и как жить. – А я вам говорю, что это правда! – донес до меня ветер. – Ему не было и четырнадцати, но он убил больше сотни человек в той деревне. О ком это он? У меня странное чувство, что этот мальчик мне знаком. Я подошел ближе. Решительно протиснулся между людьми. Хочу получше расслышать. Чья-то тяжелая ладонь скользнула по щеке. Я пошатнулся, но кто-то позади заботливо придержал. Странно. – Ты не ушибся, парень? Я не нарочно. – Все в порядке, – привычная улыбка. Машу рукой и спешу дальше. – Да он просто чудовище и не мог быть ребенком. Это был выживший из ума старик. Я бы обиделся, но жизнь отучила от такой растраты чувств. Однако почему-то кажется, что она отучила ещё и от чего-то действительно важного. Стерев улыбку с лица, замираю рядом с каким-то дедушкой. Он сосредоточен, словно бы его это тоже касается. Неужели он видел ту бойню? Да нет, вряд ли. – Может, он и не был так молод, но он был чудовищем, не понимавшим смысла жизни и смерти. – Вы это о том убийце? – я подошел ближе, разглядывая его. – Но откуда о нём стало известно? – Такие вещи нельзя утаить, мальчик. – Я старше, чем кажусь, дедушка, – я нагнулся и поднял его посох. Обычная деревянная палка, шершавая: больно царапнула ладонь. Но разве это действительно боль? Я даже не поморщился, протягивая ее. – Спасибо, мальчик. – Дедушка вздохнул, покачав головой. – Там, в той деревне, был мой сын. Вы очень похожи. Я отвел взгляд. Одно дело убивать людей, когда ничего о них не знаешь. Простые марионетки, безвольные куклы, способные лишь кричать и умолять о пощаде. Они казались мне такими слабыми, каким был и я когда-то. Только это не вызвало ненависти. Как и боли памяти тоже. А сейчас… Я повернулся и с привычной улыбкой, маскирующей истинные чувства, сказал: – Не думаю, что я похож на вашего сына, дедушка. Но вот тот грустный парень не сдерживает слёз. Может быть, у него там тоже кто-то погиб? И исчез в толпе. Я не хочу еще одного приступа эмоций. Это слишком странно. Это непривычно и ужасно больно. Но, кто знает, может, дальше будет легче. Я свернул к речке. Таких рек много, можно посидеть, подумать и успокоиться. Хотя... По ушам больно резанул крик о помощи. Неужели?! На какое-то мгновение я даже задохнулся и скользнул ладонью к земле. Детский крик. Не я ли так кричал, когда на меня напали мои же родственники? Не я ли так же просил помощи? Но… Мне бы просто взять и уйти. Какое мне дело до других, несмотря на всё то, что говорил убийца Баттосай? Я был в смятении и мог согласиться с чем угодно. Даже с тем, что бросил Шишио-сама. Но тогда я понимал, что иначе нельзя. А сейчас – можно. И я нырнул в речку, откуда доносились крики. Так, потерял сандалию, придётся хромать босиком на одну ногу. Но зато вытащил этого неуклюжего ребёнка. Не знаю, зачем. Но понимаю, что в этот раз всё было не так, как в прошлый. Это не было больно, оно не рвало меня. Кажется, я стал привыкать. Хорошо бы. Я встряхнулся от воды. Ребёнок тоже. Мы посмотрели друг на друга и почему-то рассмеялись. – Холосий, – малыш протянул мне руку. – А ты странный, – отозвался я, не понимая, с чего бы это вдруг. Шишио-сама, простите. Но, кажется, без вас ничего не закончилось. Я спас чью-то жизнь. И он, этот глупый ребёнок, ведёт себя, как ни в чём не бывало. Разве он не должен лежать на песке, закатывать истерики или что-то ещё? А он улыбается. Совсем, как я. Ещё крики. Но не похоже, чтобы кто-то тонул. Нет уж, больше я сегодня в воду не полезу. Хватит с меня приключений и спасения утопающих. А, теперь вижу – это женщина, совершенно ошалелая от ужаса. Переживает за малыша? – Это твоя мама? – спрашиваю, кивнув в ту сторону. – Мама, – согласился он. – Ты ужасный ребёнок, – женщина плачет и смеётся. Как ни странно, но я её понимаю. И мне тоже неожиданно хочется прикоснуться к тёплой детской щеке. Но я креплюсь. Не тому, кто отнял столько жизней, заниматься подобным. А всё равно… – Не думаю, что он нарочно. Я встаю, подхватив вторую сандалию, которая мне уже совсем не нужна. Выкину её по дороге, может и найду, где добыть другую пару. Но не могу сдвинуться с места. Я озадаченно поворачиваюсь. – Что такое? – удивлённо смотрю на неё. – Спасибо вам... даже не знаю, как вас зовут, – смутилась женщина. – Неважно. Я поднимаю голову, ловя кожей ощущение ветра. Так хорошо, и хочется радоваться, что этот ветер существует. И тому, что он так приятен и ласков. И хочется верить, что это только начало, и всё ещё впереди. Я не могу вернуть тех, кто погиб. Но я могу помочь тем, кто ещё жив. Всем этим живым и ещё не рожденным существам. Слабые погибают. Но если сильные приходят им на помощь, тогда это будет лишь справедливо. А, точно, мне что-то говорят. – Пожалуйста, скажите, как вас зовут? – женщина сама не своя, кажется. – Соджиро, – отзываюсь я и спешу прочь, пока не заставили назвать еще и фамилию. Почему-то хочется, чтобы человек, начинающий сейчас совершенно новую жизнь, в которой не будет Шишио-сама, ничем не был связан с Небесным мечом.