Коська

      Этот звонок оказался неожиданным. Спустя две недели после разговора у Сани, когда Васильев уже и думать забыл о нём, позвонила Татьяна. Коротко поздоровавшись, она велела подойти к ней в отделение, часов в восемь вечера. Интереса идти не было, но все начатое надо доводить до конца. Негласное правило, не нарушаемое Алексом, давно оправдало себя, не раз доказывая свою обоснованность.       Ровно в двадцать часов мужчина стоял у двери старого здания, с интересом оглядываясь по сторонам. Старинный двухэтажный особняк имел довольно плачевный вид — кое-как покрашенные стены, красивый резной наличник местами потрескался, а то и отвалился, ступени требуют ремонта. Дверь оказалась открыта, кто-то подложил кирпич, чтобы не захлопывалась. Алекс зашел внутрь и, без труда найдя медсестринский пост, увидел Татьяну.       Женщина была права: разобрать сходу написанное врачевателями душ не получилось. Но уже заинтересовавшийся мужчина отступать не захотел. Пустив в ход все свое обаяние, он заговорил-запутал, и потерявшаяся в его красноречии Татьяна сама не поняла, как разрешила взять историю болезни почитать минут на десять. Лишь растерянно прошептав:       — Если кто узнает, что истории нет в отделении, я останусь без работы.       — Не вопрос, через десять минут будет на месте.       Он сунул документ под куртку и вышел из отделения. Офис уже пуст, новенький ксерокс формата А3 быстро копировал исписанные листы. Лекс не имел представления, что именно ему может быть нужным, и просто отксерил все подряд. Отнёс историю болезни обратно и со словами благодарности и заверениями, что всё в целости и сохранности, показал Тане взглядом на выглядывающий краешек вложенной красной банкноты, равной трети её заработной платы. Она удивленно глянула на него и попыталась сунуть меддокументы ему обратно. Осознав, что делает, снова прижала к себе и растерянно опустила руки. Алекс улыбнулся и чуть слышно произнес:       — Всё в порядке, Танюш. Это просто «спасибо», что не забыла мою просьбу, — и уже нормальным голосом. — Что-то Коську не видно.       — Я его в детское отделение послала, помочь медсестре, — Таня многозначительно подняла брови. — На всякий случай.       — Это правильно, — кивнул. — До свидания.       Сложив ксерокопии в папочку и кинув со всеми бумагами на пассажирское сиденье, Алекс поехал домой. Интимных встреч больше не намечалось, и поэтому, спокойно поужинав, он с чашкой кофе уселся в домашнем кабинете, чтобы, спокойно перечитав, ознакомиться с документами. Ничего особенного — несколько договоров, квитанции, копии свежих рекламных макетов, требующих его резолюции и… копии Коськиной истории болезни. Тщательно изучив рабочие материалы, Васильев добрался до больничных.       Расшифровать написанное показалось невозможным. Русские слова, вперемешку с латинскими, создавали визуальное впечатление детских каракулей, а с трудом разобранное «реактивная депрессия» ему почти ни о чем не говорило. Сразу откинув температурные листы и анализы, Алекс принялся листать дневник врачебных наблюдений, и вдруг, среди рукописных листов показались листы с печатным текстом. Решив следовать по пути наименьшего сопротивления, Лекс собрался начать чтение с них и, сложив их по нумерации, понял, что решение принял верное. Перед ним, ни много, ни мало, лежало заключение судебной экспертной комиссии. Лекс усмехнулся:       — Саня, Саня. А говорил: «Мухи не обидит». Не такой уж и безобидный, оказывается, этот котенок.       И, продолжая улыбаться, он погрузился в чтение. Сначала были общие, явно стандартные формулировки, ему ни о чем не говорящие. Затем шло описание испытуемого, информация о его успеваемости в школе, характеристики и непосредственно упоминание уголовного дела.       «Амбулаторная первичная комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертиза на Трофимова Константина Викторовича, 24.12.1990 года рождения, являющегося потерпевшим в уголовном деле №85358 по признакам преступления, предусмотренного ст.132 ч.1…»       «При проведении экспертизы использованы методы клинико-психопатологического исследования в сочетании с анализом данных соматоневрологического состояния и методов экспериментально-психологического исследования. Из материалов уголовного дела, амбулаторной карты развития ребенка и со слов подэкспертного известно следующее. Наследственность психически не отягощена. На учете у психиатра и нарколога не состоит…»       «Как следует из материалов уголовного дела, 24.06.2008г., около 20 часов, обвиняемый, находясь в состоянии алкогольного опьянения, применив физическое насилие и угрозы смерти, пользуясь беспомощным состоянием Трофимова К.В., подверг его…»       По мере прочтения улыбка сползала с губ. Рот сжался в напряженную узкую линию. Такого Васильев не ожидал.       «На основании изложенного комиссия приходит к заключению, что потерпевший Трофимов К.В. психическим расстройством, слабоумием или иным болезненным состоянием психики не страдал и не страдает в настоящее время…»       Такого поворота Васильев не ожидал. Голова шла кругом, он понимал, что что-то упускает. Это что-то кружилось в мозгу, но не хотело оформиться в догадку. Коська был избит и изнасилован каким-то мужиком. Это понятно, неприятно, но черт подери, в жизни и пострашнее вещи происходят. А тут получается, что парень после этого изнасилования с катушек съехал и решил свести с жизнью счеты. Хм… а как этот мужик в квартиру-то к нему попал? Выходит, Костик сам его впустил. Значит, это был кто-то знакомый, может быть, даже друг. Тогда понятна такая болезненная реакция на произошедшее. Опять же, его избили сильно. Нет, вряд ли это был друг. И вдруг в голове полоснуло молнией…       «Я в юности за мамкой его бегал, красивая была девчонка. Коська в неё пошел — черненький, глазастый».       «Он не мой! Ты что такое говоришь!»       «Это не я им верчу, это его чувство вины мучает. Считает себя виноватым во всем, что со мной произошло.       — В чем же?       — Неважно».       «Он не мой! Ты что такое говоришь!»       «Он не мой.»       Александр… Сомнений быть не может, слишком много совпадений.       — Су-ука! Сидел, заботливого строил урод! А сам… Ну, доберусь я до тебя. Пиздец тебе, гнида!       Лекс вскочил и, отбросив в сторону листы, рванул в прихожую одеваться. Уже стоя в одном ботинке, сообразил глянуть на часы. Те, будто издеваясь, показывали час ночи. Мужчина зарычал в бессильной злобе, но делать нечего, принялся снимать ботинок. Как бы не задерживался на работе начохр, даже во время ночного дежурства своей Танюши, в час ночи он точно уже дома. Ничего, завтра будет день. Завтра этому выродку не поздоровится. Заставив себя принять душ и улечься в постель, Лекс ещё долго ворочался в попытках уснуть. Из головы никак не выходила подлость бывшего вояки. Даже привыкшего, во время боёв за место в жизни, ко всякому дерьму Лекса покоробило произошедшее с Коськой. Ведь не кто-то там, а почти друг — человек, знакомый с детства.       Утро немного освежило голову, и ярость несколько поутихла. Добравшись до офиса, мужчина уже хладнокровно поинтересовался на въезде в ворота дурки, на месте ли начохр. Саня сидел у себя в кабинете, ковыряясь в ворохе бумаг и отдавая по телефону распоряжения. Васильев молча вошел, уселся напротив и, не мигая, уставился на мужика. Тот сначала, увидев Алекса, заулыбался, протянул руку для рукопожатия. Но улыбка быстро сошла при виде выражения лица гостя, даже не подумавшего подать руку.       — Здорово, с чем пожаловал?       — Рассказывай.       — Что?       — Всё. Я знаю про Коську. Рассказывай и лучше не ври, я и так уже на пределе.       Саня окончательно «завял» и уселся обратно.       — Откуда?       — Не твое дело.       — Может, и не моё, но хочу знать, что за трепло завелось поблизости. Коська не сказал бы сам. Нечего парню жизнь портить длинным языком.       — Языком? Ты ему, поди, не языком портил! Зубы мне не заговаривай. Рассказывай!       — Больше, чем я себя сам, тебе меня не упрекнуть. Но я как могу, так и искупаю свои ошибки.       — Думаешь, он тебя простит?       — Уже простил. Это ж Коська. Что именно ты от меня услышать хочешь?       — Хочу понять, как ты мог так с ним поступить. Он же доверял тебе. Что ж ты за гад такой, что б мальчишку насиловать!       — Ты охуел?.. Я?.. Да что ж вы за люди-то такие?!       Лицо Сани налилось кровью, казалось, мужик сейчас или взорвется, или что-нибудь сломает.       — Не трогал я его! Ни пальцем! Да мне в голову подобное не могло прийти! Я ж к нему с душой… Как к сыну почти! — начохр, не выдержав, с силой сжал правую руку в кулак и грохнул об стол.       В кабинет тут же заглянул один из охранников и настороженно обратился к своему начальнику:       — Александр Сергеевич, помощь нужна?       — Нет. Всё в порядке, Олег. Проследи, что б меня часик не беспокоили.       Парень зыркнул в сторону Алекса и исчез за дверью.       — Рассказывай. Я никуда не спешу, — Лекс решительно устроился на свободном стуле, положив ногу на ногу и выжидательно вперившись взглядом в нахохлившегося мужчину.       Саня нервно взъерошил свою гриву и начал:       — Я ведь и не знал даже, что он гей, пока всё это не произошло.       — Что не знал? — Алекс чуть не привстал от удивления.       — Ну, что он из этих… голубых, или как их там, — Саня развёл руками. — Ну что, теперь не возьмешь его к себе?       — Ты о чём?       — Я ж не знаю, как ты теперь к нему отнесешься. Скажешь ещё, пидары тебе в работниках не нужны.       — Мне?       — Да брось ты, я тоже не круглый дурак. Какой из тебя «офисный планктон»? Плох я, что сразу не разглядел в тебе начальника. Повадки-то хозяйские никуда не спрячешь. Ты, конечно, странный, но у богатых свои причуды. А что носишься как распоследний курьер, так кто вас, олигархов, знает — что у вас на уме. Кто со свитой ходит да на вертолете летает, а кто как ты — темным кардиналом трётся. Пресмыкаться не буду, сразу говорю. Не нравлюсь — не навязываюсь. У меня своих начальников хоть жопой жуй.       — Да чё уж. Нам с тобой, после наших брудершафтов, поздно на Вы переходить.       — Потому ты мне сейчас руки не подал? — Саня зло усмехнулся.       — Не гони. Ты понял, почему не подал, — Лекс поморщился. — Если не ты его, то кто тогда? И при чем ты, в таком случае?       Саня снова сник и уже покорно, не смотря на Лекса, стал рассказывать:       — Я любил его мать. Очень. Но Света выбрала другого. Я не лез к ним и лишь, когда они её родителей навещали, наблюдал со стороны, как она живет — как родила, как малыш рос. А когда её родители умерли, они перебрались жить в её квартиру. Тут-то мне и вовсе некуда было деваться — всё на виду, все всё про всех знают. И оно бы ничего, да видать, Виктору кто-то доложил, что я у неё когда-то в женихах ходил, и он ревновать стал, сцены ей закатывать. Я, чтоб не нагнетать обстановку, лишний раз даже не смотрел в её сторону. А Коська… Он же как Светкина копия, а я бобылём жил, одинокий, вот и радовался, на него глядя. Как в отставку вышел, сдружились мы — то на машине его покатаю, то на рыбалку сходим. Светлана не против была, отпускала его со мной. Когда её не стало, это для всех ударом было. Я-то ладно, а Коська, хоть и подрос, а очень тосковал. Витька так и вовсе запил. Серьёзно запил. Я стал замечать, что Коська сам по себе рос. Мог на улице сидеть один — голодный, замерзший, ждать, пока отец уснёт. Стал его прикармливать, одежкой снабжать по возможности. Мальчишка смышлёный, придет бывало, со школы, перекусит и за уроки садится. Сидит часами, учит, считает что-то. Школу окончил отлично, в институт какой-то поступил даже. Я радовался за него, будущее ему прочил хорошее. А Виктор всё пил и пил. Без работы остался, стал вещи из дому таскать. Даже Коськины. Собутыльников домой водить. Как-то раз я Коську на лавочке застал с носом расквашенным и в синяках. Разозлился я тогда, пошел к Витьке, тряханул его легонько, объяснил, что с ним сделаю, если Коську ещё тронет. А он пьяный, грязный, верещит… Тьфу! Противно стало — швырнул пьянь эту на пол и пошёл вон, а он мне вслед давай кричать: «Что, жены моей не стало, ты за Коську взялся? Пидарасы грёбаные!» Мне б тогда прислушаться, а я идиот, решил — это бред пьяный. Ну тупой же, бля, оказался.       Васильев слушал молча, не перебивая. А Саня всё говорил и говорил, и стало ясно, что всё это у него уже давно наболело.       — Вышел от него, велел Коське учебники дома забрать и ко мне. А сам пошел домой ужин мастерить. А тут футбол по телеку, как на грех. Я и не заметил, что несколько часов прошло. Очнулся — а Коськи до сих пор нет. Спохватился, кинулся из квартиры — на улице его нет. Пошел к ним домой, а там…       Саня вдруг замолчал и торопливо стал шарить в столе. Какими-то суетливыми, не характерными для него движениями. Откуда-то из недр старого, явно совкового стола достал две стопки, из шкафчика — бутыль.       — Выпьешь?       — Нет.       — А я выпью.       Саня налил стопку, махом её выпил и, убирая всё со стола, продолжил рассказ, так и не глядя на Алекса.       — Дверь оказалась не заперта, Коська лежал в кухне на полу. Почти голый, лишь от майки лохмотья, и кровь на ногах, на полу… Истерзан он был весь, но я сразу понял, что произошло. Дальше меня перекрыло, по-ходу. Плохо помню, что делал — оказал ему первую помощь, вызвал неотложку. Ментам-то я не собирался докладываться, хотел по-тихому самому разобраться. Но их вызвали медики. Дело-то такое нехорошее, менты быстро среагировали, и понеслось — меня прям из больницы забрали, — допросы, объяснения… Пока Витьку не притащили в отделение, я всё ещё не хотел верить, что это он. Считал, собутыльники его. Думал, найду его, прибью, что не уследил. А тут ясно стало, что это я не уследил. А этот урод трезветь начал. Сидит лоб здоровый, слёзы по морде размазывает крокодильи. Меня отпустили, но я узнал от следака, как дело было. Коська отцу признался, что он… Что он мужиков предпочитает. Этот козёл ему и въебал, а тут я такой, на белом коне нарисовался. Витька решил, что мы любовники, и я поэтому его кормлю-одеваю. Что морщишься, сам-то сейчас в чем меня обвинял?       — Сань…       — Проехали. Когда Коська вернулся в квартиру за вещами и сказал, что ко мне уходит, тот на него и накинулся. Сначала отмудохал, а потом, как он ментам заявил, в воспитательных целях, чтоб выбить из него пидорскую дурь, он его…       Саня не смог произнести и, наконец, поднял глаза на Лекса:       — Что мог мальчишка против здорового пьяного мужика? Ничего.       — Поэтому он решил покончить с собой, из-за отца?       — Не только. Пришла беда — отворяй ворота. Витьку в изолятор отправили, я Коську в больнице навещал, он уже тогда стал сдавать, к нему психолог ихний ходил, да видать, без толку. А как его выписали, вдруг Витькины родичи повадились к нему ходить нервы трепать.       — Что хотели?       — Хотели, чтоб он заяву забрал. Давили на него, целые трагиспектакли устраивали. Павликом Морозовым выставляли. Довели мальчишку до нервного срыва. Он бы и готов был уже забрать, ток дело уже не в нём было. Акт из больницы был составлен подробно, я в свидетелях недаром, да и менты попались нормальные мужики, не купились на взятки. Вот тут-то они и взбеленились окончательно, особенно мать и брат выблядка этого. Измучили Коську совсем, а когда я вмешался и стал их гонять, заявили, что он им больше не родня и они его больше знать не хотят. А бабушка та ещё сука оказалась, напоследок, прям при мне выдала, что он, извращенец разэтакий, Витьку сам соблазнил, а теперь, пока её сынок в тюрьме страдает, Коська содомию в квартире развёл. И всё, мальчик мой совсем потемнел. Он и так-то после Светланиной смерти не оправился, а тут всё это навалилось. Остальное ты и сам знаешь.       Саня замолчал и, поставив локти на стол, уткнулся на пару секунд лицом в ладони.       — Не знаю откуда, Лёх, ты взялся на нашу голову, но я молиться на тебя готов был — он же тянется к тебе, в себя пришел, зашевелился. И теперь, когда ты всё знаешь, тебе и карты в руки. Не нужен тебе такой багаж, лучше сразу отодвинь его от себя, не давай пустой надежды. Особой нужды в работе у него нету, моей зарплаты на двоих хватит.       Лекс молчал, паззлы в его голове рассыпались окончательно, и вернуть их на место не представлялось возможным.       — Лёх, кто стуканул?       — Никто.       — Ты не понимаешь…       — Хватит, Сань! Всё я понимаю. Никто не говорил, успокойся. В его истории болезни экспертиза по уголовному делу есть.       Васильев встал и направился к выходу.       — Лёх!       Алекс обернулся у самой двери.       — Ты так ничего и не сказал.       — Я ещё ничего и не решил. Мы с тобой не погоду сейчас обсуждали, так ведь? Не бойся, не такой уж я монстр, как ты думаешь. Зазря парня не обижу, — он открыл дверь и почти бегом выскочил наружу.       Морозный воздух обжег разгоряченное лицо, и Алекс с наслаждением наполнил им лёгкие. Хотелось забыть всё, что только что узнал, вычеркнуть эту грязь из своей памяти. Захотелось, чтоб колючий северо-западный вымел из головы эти чёртовы паззлы, как прошлогодние листья. Он не мог уже ничего изменить, багаж у Коськи и впрямь оказался неподъёмным. С таким «багажом» немудрено с крыши сигануть, но мальчишка выжил, и как Саня сказал: «Тянется к тебе». Тянется он… Мало ему досталось что ли, что он выбрал самого наихудшего претендента, чтоб… тянуться. Лекс швырнул куда-то на газон так и не выкуренную сигарету и направился к офисам.       «Смог зомбик, смогу и я», — решил он. — «Глядишь, вместе и «багаж» нести легче будет, а если испугается и сбежит, так тому и быть».