Цените то, что у вас есть. Остальное придет со временем.
Стас безумно любил Игоря. Игорю сносило крышу от Стаса. В их жизни царила гармония и любовь. Они ломали все стереотипы, сами же удивлялись от того, что ссор нет, а если и есть, то они простые, бытовые, через которые проходят каждые отношения. Конченков, взглянув на циферблат наручных часов, понял, что засиделся вновь, протер лицо ладонью, оттягивая кожу. Надо было дописать текст, осталось ведь буквально пара строчек. Стас, пытаясь взбодрить себя, допивает глоток в чашке кофе, уже, к слову, пятой за час, иначе бы он уснул. Конченков, откидываясь на спинку мягкого кресла кислотно-зелено-черного цвета, затягивается персиковым, оставленным Игорем паром, выдыхает серые колечки в воздух и тут же размывает их ладонью в воздухе. Сизый дым расплывается. Игорь в последнее время убивал почти все время на работу. Да, помимо съемок, постоянных концертов и дел, у него появилась дополнительная работа. Какая — Стас не уточнял, но страдал не только Лавров, но и его личное время, которое должно было принадлежать Конченкову. Игорь приходил только под ночь, бормотал что-то неразборчиво, вставал под душ и сразу плюхался в кровать, пока приготовленный Стасом ужин стыл на кухне. Выходные мужчины обычно были заняты съемками. Стас знал, что он нужен, хотя бы потому, что Игорь, пока Конченков с утра не соображал, целовал его в лоб, и, нежно укрывая одеялом, удалялся. Естественно, мысль об одиноком одиночестве засела глубоко в мыслях Сутенера, но он умел отбросить ее в сторону. Ну, хотя бы пытался. Стас дернулся, когда хлопнула входная дверь, а потом послышалось активное копошение. Конченков, непонимающе скосившись на циферблат еще раз, подметил, что возвращаться в два часа ночи не присуще Лаврову. Пимп напрягся всем телом, сжал пальцы на одной руке до белых костяшек, а вторую на всякий случай сложил на кружку (вдруг что, а ее можно кинуть). — Стас? — Заебанным голосом практически стонет Игорь, но улыбается довольно, заходя в спальню, смотря на ссутулившегося парня, который расслабился вмиг. По бокам от глаз Пимпа собрались счастливые морщинки, уголки губ поднялись. Лавров задумался, зевнул широко и почесал затылок, засмотревшись на такого милого, такого сонного, но радостного Стаса. Такого большого ребенка: под два метра ростом, в одной растянутой майке Босса и боксерах. Игорь, мысленно зарядив себе оплеуху, понял, что так мало времени в последнее время уделил своему мальчику. А ведь Стас ждал, даже не думал уходить и бережно гладил волосы по ночам, чтобы сон был спокойнее. Игорь чувствовал, но мышцы отказывались напрячься, чтобы промолвить хотя бы тихую благодарность. Стас подошел первым. Встал рядом с чужим телом, и, сонно склонившись, без сил облокотился об чужую грудь щекой, по инерции забирая зевок у Игоря, вслед за ним приоткрывая рот. — Я соскучился. — Тихо шепнул Сутенер, протянул руки, сложив на чужие плечи, чуть сжав ткань рубашки Игоря. — Ты же знаешь, почему я это делаю, да, малыш? — Игорь убивал себя. Убивал, может и Стаса, но он так стремился к своей цели. Лавров обещал империи, обещал океаны и моря, обещал огромный частный дом и милого щенка. В Майами. Теперь Игорь пытался исполнить свое обещание, но никак не получалось. Конченков кивнул осторожно, а потом, практически прислонившись губами к чужому уху, шепнул: — Давай мы не поедем в Майами, Игорь. — Стас ласково огладил волосы на затылке мужчины. — Ты угробишь себя. Брось эту глупую работу. — Конченков молчит еще с минуту, вдыхая больше воздуха, слушая, как Лавров сглотнул ком. — Ты мой Майами, Игорь. — Сутенер доверчиво потерся носом о пульсирующую венку на чужой шее. Зверь, бьющийся внутри сердца Лаврова вдруг растаял, превращаясь в котенка, мурлыкнув под нос. Игорь растроган до самых косточек, нежность прожигает, тонкими иголочками входит в кожу. < Босс отодвинул Пимпа от себя буквально на пару сантиметров, придержал за предплечья, оглаживая нежно, вовлекая в поцелуй. Лавров пробежал языком по неровному ряду зубов, зажал Сутенера к стене, пробежался огромными, но теплыми ладонями по стройным бокам, сначала вниз, а потом вверх, вместе с одеждой, задевая чувствительные горошины, обводя чужой язык своим, сплетая. < Янг выдохнул томно, выстонал что-то непонятное под нос и позволил властным рукам приподнять его от пола. Парень лишь зацепился ногами за чужие бедра, вцепляясь аккуратно стриженными ногтями в плечи Лаврова.В ту ночь их с головой накрыла страсть, И что было дальше — вам лучше не знать.