Мои плохие парни

Всю дорогу к бару они едут молча, потому что… — Какого… черта ты должна ехать к нему? — неожиданно рыкнул Чонгук, когда Хеджу сказала, куда и зачем ей нужно. — Не к нему, а в бар, заплатить за причиненный ущерб, — его злость оправдана, поэтому она деланно спокойно повторила цель поездки еще раз. — А ему что, больше некому помочь? Сдержанно поджав губы, Джу отвернулась к окну. Видимо некому, если позвонил ей. Да и не он, а бармен, которому пришлось влезать в разборки пьяных парней. Одним из которых и оказался Тэхен. Влез в драку, получил больше всех, оставшись в итоге без денег, телефона и с немаленьким счетом за дорогую выпивку и разгромленное зеркало с раковиной. И единственный номер, который он спьяну смог продиктовать составившему счет и угрожающему вызвать полицию бармену, был ее. — Мы закрываемся в два, если не хотите забирать своего дружка из участка, провозившись там до утра, привезите деньги. По-хорошему, — прогремел он в трубку, обрисовав ситуацию. Пока он говорил, Хеджу почему-то вспомнила как в очередной раз, убегая от скандала родителей, писала Тэхену смс с просьбой приехать. И он делал это. Черт возьми, он всегда приезжал. Даже когда в их отношениях уже была трещина, в то последнее утро, он тоже приехал. Не бросил, сделав вид, что не услышал сообщения, потому что спал. А мог ведь. И, черт, чувство банального долга, подтачивающего забившуюся в угол совесть, встрепенулось в ней, стоило подумать о том, что ждет Тэхена, если она не приедет. А Хеджу правда не хотелось. Переться огромный кусок дороги, видеть хмурое лицо Гука, объяснять ему, зачем ей это понадобилось. И, наконец, встречаться с Тэхеном — этого вот вообще не было в планах. Но… — Позвонили мне, Гук. Что ты предлагаешь, сделать вид, что я ничего не знаю? — Отличный вариант. — Нет, не отличный, — вспыхивает Хеджу, хотя и не собиралась. — И вообще — я не спрашиваю у тебя разрешения! Я поеду и заплачу эти долбанные деньги, нравится тебе это или нет. И если ты не заметил, я не собираюсь делать это втихаря. Держу тебя в курсе событий. Чонгук чуть ли не скрипит зубами от негодования, но молчит несколько секунд, прежде чем стальным тоном припечатать: — Сама ты туда не поедешь. Возле бара машин предостаточно, но Гук находит возможность припарковаться чуть ли не напротив входа. Хеджу находит в сумочке банковскую карту, берет телефон и, прежде чем выйти на улицу, смотрит на недовольно отвернувшегося к окну Чонгука. — Я быстро, — говорит она коротко, хотя с языка почти срывается что-то более примирительное. И когда в ответ прилетает скупое, но смягченное: «Буду ждать в машине», с ощутимым облегчением на сердце идет на сделку с совестью. Проблему уладить получается без лишних слов и укоризненных взглядов — одним скольжением карты в терминале, подкрепленным безэмоциональным «благодарю» от бармена. Из почти опустевшего заведения она выходит вместе с Тэхеном. У него заметно опухла левая щека и разбита губа, на которой вырисовывается виноватая улыбка. — Джу, я все верну завтра, — он слегка пошатывается и его взгляд все еще туманный. — Ты спасла меня. Хеджу устало вздыхает. — Постарайся не влипать в неприятности. Я вызову тебе такси. Она набирает нужный номер, дожидается оператора и говорит адрес бара, а Тэхен, кажется, трезвеет, когда смотрит на дорогу, цепляясь взглядом за фигуру прислонившегося к машине Чонгука. — После всего…. — хмыкнув, он резко ерошит волосы пятерней. — Ты все еще с ним? Хеджу хмурится, прослеживая его взгляд. — Да, мы вместе. Ты все не так понял: он не использовал меня и не хотел сближаться с твоим отцом. — Это он так сказал? И ты поверила? — Да, я поверила, — твердо чеканит она, не видя причин для каких-либо объяснений. — Ты же знаешь про моего отца? Про нашего с ним… отца, да? Хоть это не отрицай, у меня есть тест днк. — Знаю, Чонгук мне все рассказал. — И то, что отец взяточник, тоже? — Тоже, — говорит Хеджу без прежнего налета неприязни. — Ненавижу его, господи, как же я его сильно ненавижу, — сокрушительно мотает головой парень. — Он тоже жертва, Тэхен. — Кто, Чонгук? Не сомневаюсь. Но его я ненавижу только за то, что он украл тебя у меня. Других причин нет. Я сейчас говорю про своего отца. — Он меня не крал, я сама его выбрала, — Хеджу смотрит в этот момент на Чонгука и, черт, как же хочется поскорее закончить этот разговор с Тэхеном. — Давай не будем об этом, ты прекрасно знаешь, что между нами случилось. — Блять… почему я так поздно понял, что нельзя было ставить свои обиды выше тебя? Какой я идиот… Он продолжает говорить что-то о том, как ему жаль, что он предал ее, и что его отец всегда портил ему жизнь, а Хеджу перестает понимать, почему она все еще здесь и продолжает слушать пьяные откровения. Все верно, он предал. Для него амбиции, обида и, возможно, что-то еще, о чем Хеджу знать не хочет, были важнее. Как и для ее матери, наплевавшей на чувства ребенка. Они выбрали не ее. А Чонгук выбрал. Даже сейчас, приструнив свое негодование, он терпеливо ждет, пока она уладит дела бывшего. — …все это так хреново, Джу, если отца посадят и его лицо будет на первых полосах газет… Что мне делать? — Тэхен шумно выдыхает и, чуть пошатнувшись, садится на корточки. — Это же он все подстроил? Я прав? Скажи мне, почему? Зачем ему все это? Я пытался понять, но не могу. — Чонгуку тоже сделали больно, — ее голос снова приобретает нотки стали. — Ты защищаешь его, конечно. — Потому что он не виноват в ошибках твоего отца, — вспыхнувший огонек злости тушит наконец-то подъехавшее к бару такси. — Так же, как и ты. Вставай, такси уже здесь. — Ты слишком добрая, Джу. Знаешь это? Знает. — Я заплачу водителю, Тэхен, деньги возвращать не надо. Можешь пожертвовать на благотворительность, — и, уже сделав шаг в сторону машин, она снова к нему оборачивается. — И забудь мой номер, пожалуйста. Хеджу платит водителю с учетом чаевых и называет адрес. Тэхен подходит раньше, чем она успевает отойти. — Спасибо, крош, — говорит он так, чтобы было слышно стоящему неподалеку парню, сверлящему его красноречивым взглядом. И от этого «крош» у Чонгука скулы сводит. Но выдержка у него поразительная. Потому что к Хеджу он подходит и собственнически обнимает только когда Тэхен хлопает дверцей. — Он меня не съел, все в порядке, — она льнет к нему, прижимаясь к его груди лбом, и скользит ладонями по широкой спине. — Не съел, потому что я бы не позволил. — Спасибо. — За что? — За то, что не позволил, — шутливо говорит Хеджу, но тут же переходит на шепот. — И вытерпел это. Чонгук ослабляет хватку и отодвигается, глядя в ее глаза. — Надеюсь, ему купят радионяню, потому что я не готов терпеть это каждый день. И Хеджу смеется, потому что идеальнее ответа быть не могло. — Спасибо, — говорит еще раз уже в машине, а Чонгук отвлекается от дороги, непонимающе вскидывая бровь. — За то, что выбрал меня, — добавляет она, опережая его любопытство и прислоняясь виском к его плечу, чувствуя себя счастливой рядом этим человеком.

***

За несколько следующих дней Чонгук успевает сдать еще два экзамена, а Хеджу перевозит еще один чемодан своих вещей из родительского дома. Туда не тянет совершенно. Другое дело своя квартира, где покой и уют, которыми Хеджу занимается вместо того, чтобы уделять должное время учебе. О, почти каждый час в дневное время в дверь звонит очередной курьер из какого-нибудь магазина. Новые тарелки на кухню, почти ее роста юкка в гостиную, милые декоративные свечи на полку, красивые подушки на диван. Хеджу нравится это чувство свободы. Когда можно спокойно уткнуться в книжку или ноутбук и не переживать, в каком настроении вернутся родители, и где лежат ее наушники. А еще ей нравится аккуратно сложенная рубашка Чонгука на полке в шкафу. Его тетради и планшет на столе, зубная щетка в ванной. И купленные недавно билеты в кино, ради которых она переносит ужин с отцом. — Прости, пап, давай в другой раз, у меня сегодня есть дело… — Хеджу на секунду теряется, не зная, что придумать в оправдание, но и не решаясь признаться, что идет на свидание с любимым. — Хорошо, Джу, только не затягивай, я хочу с тобой увидеться. — Па, что-то случилось? — она хмурится. — Что еще могло случиться, кроме того, что хочу увидеть свою дочку? — мужчина смеется и это заразно. Она честно ставит себе мысленную галочку позвонить отцу уже на следующий день и продолжает выводить тоненькие стрелки, чтобы подчеркнуть выразительный, счастливый взгляд. Хотя этого не требуется, потому что в темноте кинозала никто не смотрит. Никто, кроме Чонгука, но для него Хеджу красивая что со стрелками, что без. На удобных широких диванчиках в самом последнем ряду не приходится волноваться о том, что кого-то могут нервировать их короткие поцелуи, тихие смешки и попытки накормить друг друга поп-корном. И все это отвлекает Хеджу от мыслей в голове больше, чем фильм, который уже больше получаса не может завладеть ее вниманием. — Все, не хочу, он слишком соленый, — она протестующе мотает головой. — Ты же сама его выбирала, — Гук закидывает предназначавшийся ей поп-корн в свой рот. — Да, но… теперь хочу тех вкусных миндальных булочек в сахарной пудре. — Давай купим после фильма, — предлагает он, запивая соленость во рту колой. — Не думаю, что они еще открыты, это же маленькая кондитерская, а не круглосуточный маркет, — Хеджу протягивает руку, и Чонгук без лишних вопросов вручает ей свой стакан. Она прикусывает трубочку, затем медленно тянет колу, глядя на героиню, танцующую под дождем. Но не вникает ни в реплики, ни в сюжет, потому что с самого начала ее интересовало не то, когда главная героиня уволится и, наконец, осуществит свою давнюю мечту и поедет в круиз, и даже не булочки из кондитерской недалеко от дома. Все ее мысли о Чонгуке, потому что завтра первое заседание суда по делу Ким Дохана. И даже если Гук не подает виду, что это как-то его волнует, она понимает, что значит для него завтрашний день. Она читает новости, поэтому в курсе, что заседание будет закрытым, хотя изначально планировалось иначе. Чонгук, конечно, не признается, но Хеджу догадывается, что именно он повлиял на Намджуна в этом вопросе. Ведь журналисту ни к чему оберегать членов семьи преступника. Возможно, он так сделал, чтобы не разрушать Тэхену жизнь, или чтобы у того не было больше причин вспоминать номер Хеджу. Да без разницы — ей не хочется думать ни о ком, кроме своего парня. Он для нее важнее остальных. Чонгуку нелегко пришлось, хоть он никогда не признается в этом. И Хеджу очень хочется, чтобы Гук знал, что она на его стороне. И всегда будет. Поставив стакан на подлокотник, она находит его ладонь и сжимает. — Что? — спрашивает парень. — Просто… не знаю, — шепчет Хеджу. — Джу, что такое? — он убирает ведро поп-корна в сторону и всем корпусом поворачивается к ней. — О чем ты думаешь все время? — О завтрашнем дне. Хочешь, я пойду с тобой? Подожду в машине или в фойе, я… просто, это сложно, я понимаю… — она не знает, зачем говорит это, да и нужные, правильные слова вдруг перемешались, как шарики в лотерейном контейнере, но внутри дикий трепет, а в глазах искренность. И Гук видит ее. Чувствует, поэтому тепло улыбается. — Перестань волноваться об этом, Джу, — говорит он, прикасаясь к ее подбородку пальцами, а потом аккуратно гладит щеку костяшками. — От меня ничего не зависит, поверь, я в порядке. И хочу, чтобы ты выбросила эти ненужные мысли из своей головы. Хорошо? Она кивает скорее машинально, потому что функции «стоп» в настройках переживаний за любимого человека еще не придумали. Но чтобы убедить Чонгука в честности данного обещания, Хеджу больше ничего не говорит, а пододвигается к нему ближе и кладет голову ему на грудь. Он удобнее устраивается и начинает медленно поглаживать ее плечо, а она обвивает его талию рукой. Они так и досматривают фильм, больше не отвлекаясь на разговоры, и не отрываясь друг от друга. Утром Хеджу просыпается не от звонка будильника, который она точно ставила, а от того, что… выспалась. Не открывая глаз, аккуратно проводит рукой по простыням, надеясь, что Чонгук привычно перекатился во сне на край кровати, но его нет. Ни в ванной, ни в кухне. Черт, она проспала! Сокрушенно цокнув от досады на саму себя, Хеджу идет обратно в спальню и берет телефон — 8:32 утра. Суд идет уже как полчаса, а она же обещала, что приготовит Чонгуку завтрак. И кофе. Блин, ну что за…?! В голову не приходит лучше мысли, что надо хотя бы написать ему то, что хотелось выразить заботой, готовя ту банальную яичницу. Ласково улыбнуться, обнять, прошептав, что все будет хорошо и она на его стороне. И, собираясь уже печатать, Хеджу сомневается: а вдруг ему помешает ее сообщение? Может, он забыл выключить звук на телефоне? Нет, не стоит отвлекать Чонгука. Точно не сейчас. Все, что собиралась, Хеджу скажет позже. И с этим странным чувством, горчащим на кончике языка, она без особого настроения надевает длинную майку и вместо обещанного завтрака решает приготовить вкусный обед. Сложно сказать, почему она так волнуется за Гука. Может потому, что знает, как хочется иметь настоящую семью и быть в ней желанным ребенком. Ощущать поддержку и любовь обоих родителей. Хотеть быть лучше не для того, чтобы заслужить внимание, а чтобы подарить очередную улыбку родным людям… Первым делом Хеджу внимательно обследует холодильник и достает из него мясо и овощи. Затем щелкает пультом от телевизора, чтобы стук ножа по деревянной доске не казался слишком громким, и собирает волосы в пучок. Выходит криво, но ее это мало заботит: чуть позже прихорошится. А что подумает о ней кусок сырой говядины, которую Джу собирается нарезать одинаковыми кусочками, ее совершенно не заботит. Повтор музыкальной передачи, под популярные песни которой она тихо мурлыкает, сменяет выпуск новостей, и девушка отвлекается от мытья болгарского перца, закрывая кран. О деле доктора-взяточника ничего пока не говорят, но она все равно слушает каждое слово ведущего, затаив дыхание. Поэтому и не слышит звук открывающейся входной двери, чего уж говорить о появлении на кухне Чонгука. — Проснулась? — его голос звучит совсем рядом, и Хеджу вздрагивает от неожиданности. — Прости, не хотел пугать. — Ты… почему здесь? — ошарашено глядя на его беззаботное лицо и мягкую улыбку, она не совсем понимает, что вообще происходит. — Суд уже закончился? — Не знаю, я там не был. — А… где ты был? — спрашивает Хеджу и медленно опускает взгляд: вместо рубашки и брюк, которые Чонгук собирался надеть в суд — футболка и широкие шорты, а в руках — бумажный пакет. — В кондитерской, — он протягивает его девушке, и добавляет: — Там была просто чертовски длинная очередь. — А как же суд? — она машинально берет пакет, придерживая дно ладонью, и как в замедленной съемке поднимает взгляд обратно на лицо Чонгука. Он пожимает плечами, будто Хеджу спросила что-то обыденное, о чем и вспоминать не стоило. И она, кажется, начинает понимать, что произошло, но решает уточнить:  — Ты не пошел. И выключил мой будильник. Гук кивает. — Почему? — ладно, миндальные булочки — это важно, Хеджу не спорит, но все же… — Потому что я отпустил прошлое, Джу, благодаря тебе, — он заводит выбившуюся прядку ее волос за ухо, и этот жест кажется ей безумно интимным, запредельно искренним. От его прикосновений по телу разливается волнение, но оно совершенно не такое, каким было совсем недавно. Оно предвкушающее. Граничащее с неукротимым желанием раствориться в человеке, чьи губы хочется целовать вечность. — И ты очень хотела этих булочек. — Очень хотела... И Чонгук совершенно не намерен откладывать начало их общей вечности на потом — притягивает Хеджу к себе и целует, напрочь забывая о том, что между ними ни в чем не повинный пакет с остывающей выпечкой.