Белое, красное, розовое

      С тех пор она всегда носила маску. И издала закон, по которому каждый, ступивший за порог дворца, обязан был надевать точно такую же. Но как везде находятся противники нового, так и здесь нашлись те, кто решительно отказал Арбитру в маленькой прихоти. Такие люди пропадали бесследно, а их исчезновение не трогало ровным счетом никого. Тошима дал женщине возможность воплотить свои фантазии в реальность, и, при этом, совершенно не задумываться о законах, которые боролись с ущемлением прав человека и грозили смертью, забери ты чужую жизнь. Это касалось всех. Но за такие изуверство и жестокость, какими оперировала Арбитро, в восставшей из пепла Японии ссылали в «Какурега-но-ши»*. Место, упоминание одного лишь названия которого заставляло сердце бешено биться от страха. Правда у самой женщины на лице появлялась улыбка, ведь, с её подходом, она вполне могла бы стать частью карательного учреждения.       Закон касался участников Игры, но не информаторов. А именно один из них сейчас стоял перед женщиной, раскуривая уже третью сигарету (окурки от остальных двух валялись под ногами). Арбитро сидела за столом, положив подбородок на переплетенные пальцы.       — Я не в первый раз прошу, чтобы ты не разбрасывал эту дрянь в моём кабинете. А о дворце даже нет смысла говорить.       — Правда? — он наигранно удивился, приподняв брови. — В любом случае, твои шавки всё уберут.       Женщина плавно поднялась, обошла стол, отбивая по краю столешницы ведомую лишь ей одной мелодию, и встала напротив Мотоми, чуть присев на деревянный массив.       Длинные ноги, обтянутые белой тканью брюк, пиджак с двумя большими пуговицами, широкий разрез которого эффектно подчеркивал объёмную грудь, и розовое боа — всё было тщательно изучено цепким взглядом мужчины. Свой интерес он не скрывал.       — Ты добыл информацию?       — О том парнишке?       — Это меня интересует не в первую очередь.       — Я сомневаюсь, — ответил, покосившись на лежащего комком Ину в углу комнаты, но своё здоровье дороже, потому не стал испытывать терпение Арбитра и тут же выложил всё, что удалось узнать о причинах задержки поставок наркотика.       Блондинка слушала внимательно, и, с каждым словом информатора, всё более походила на разгневанную Горгону. Того и гляди, сейчас бросится на несчастного. Но не бросилась, только гневно прошипела имя Короля.       — Что касается Акиры, о нём информацию добыть не удалось, — продолжил Мотоми, раздавив носком ботинка третий окурок. Пепел оставил на дорогом паркете серые разводы.  — Возможно залёг на дно, возможно — помер. В последний раз я встречал его три дня назад, а ребята, которые ошиваются в обменном пункте, говорят, что не видели его неделю.       Врать не хорошо, но не мог же он сказать, что Шики сделал Акиру своей псиной. Попасть под горячую руку этой женщины не было никакого желания. Мотоми потянулся к карману, чтобы вытащить очередную сигарету, но рука так и замерла, когда тишину нарушил женский голос:       — Наверное необходимо сократить перечень товаров, которые выдают в обменном пункте.       — Ты хочешь лишить парней радости, только из-за моей дурной привычки?       — Из-за твоих дурных манер, — отрезала Арбитро.       Мужчина усмехнулся этой маленькой лжи и засунул руку в карман, не обращая внимания на змеиный прищур голубых глаз. Дразнить, каждый раз тыкать носом в тот непростой факт, что над ним у неё власти нет, было приятно. Прямо таки сносило башню.       Стоило информатору прикусить зубами сигарету, как её тут же отняли тонкие женские пальцы и отбросили в сторону. Затем, они же прошлись по щетине и губам. Мягким касанием, вниз до первых пуговиц белой рубашки, которые стали одна за другой выпрыгивать из петель, обнажая смуглую грудь. Глаза Арбитра сверкали от всё ещё бушующей внутри злости и от нарастающего желания, которое вскоре затопит и мысли, и прочие эмоции.       — Мотоми, не хорошо провоцировать меня, — шепчет она над самым ухом, обдавая жарким теплом, и, прильнув всем телом к чужому. Обманчиво нежная, но мужчине не впервой, и он ждёт, когда к старым рубцам на торсе прибавятся свежие раны.       Ногти мягко царапают шею, пухлые губы касаются натянутых сухожилий надплечья, и уверенность, что Арбитро не имеет власти над ним, бесследно растворяется в этих ощущениях. Мотоми выдыхает в её висок и обнимает за талию, вжимая в себя хрупкое тело, а снизу слышится смешок. Как быстро он сдаётся. Не хочется верить, что добровольно.       — Куколка, не томи, — нагло подгоняет женщину и тут же сквозь зубы втягивает воздух, когда живот пронзает резкая боль. Её излюбленное лезвие**, которое она умело прячет в рукаве, и, которым мастерски причиняет боль. Информатор прикрывает глаза, а когда открывает — Арбитро, отстранившись, пристально изучает его лицо и нервозно отстёгивает подтяжки, чтобы следом вытащить заправленную в брюки рубашку, и отбросить в сторону ненужную ткань. Мягкие ладони оглаживают мышцы пресса, проходясь по старым шрамам, и ещё розовым, нанесенным несколько недель назад. Ей это нравится. Она чокнутая, но правда в том, что он чокнут не менее.       — Тебе это так же необходимо, как и мне, Мотоми…       Мягкий голос посылает волну дрожи по позвонкам, а на торсе, одна за одной, появляются кровоточащие полосы. Хаотичные, без порядка. Женщина с наслаждением разрезает кожу информатора, размазывает кровь по его телу, слизывает красную жидкость, будто выпивая чужую жизнь. Он забывается, и, закусив губы, несильно долбит головой стену. Боль, смешанная с наслаждением, — ничто так не выбрасывает из реальности, как это. Однако, в какой-то момент всё пропадает, и Мотоми вынужден вернуть сознание в кабинет Арбитра.       Женщина отошла на пару шагов и теперь глазами облизывает его тело. Ему даже кажется, что от желания её чуть трясёт, но, конечно, это не так. Выверенным движением она скидывает с себя пиджак — боа ленивой змеёй сползает вместе с ним и комком ложится рядом — стягивает полупрозрачную майку, под которой видно вставшие соски, наклоняется, чтобы стянуть обувь, и после избавляется от оставшейся одежды.       Теперь совершенно нагая. Белые волосы чуть прикрывают ключицы, по губам то и дело проскальзывает влажный язык, а внутренняя часть бёдер блестит от смазки. Информатор не может не скользить взглядом по стройной фигуре и белой коже, на которой яркими пятнами — руки и губы — уже высохшая его кровь. Мотоми тянется к Арбитру, а она игриво подныривает под мужской рукой и прислоняется к стене. К тому самому месту, где только что стоял он сам.       — Ко мне, — приказывает, как собаке, и даже пару раз хлопает по бедру, а он, впрочем, сейчас сам себе напоминает пса, и, молча повинуясь, нависает над хрупким телом, упёршись руками в стену. — Хороший мальчик.       Вновь тонкие пальцы скользят по торсу, намеренно раздвигают слипшуюся кожу порезов и после, расстегнув молнию на брюках, достают набухший член. Влажные и теплые от крови ладони обхватывают орган, сжимают, причиняя сладкую боль. Арбитро тянется к его рту и приказывает в губы:       — Сделай это сам.       — О чём ты? — он улыбается.       — Мотоми, мне ведь не сложно…       Женщину неожиданно придавливает к стене сильное тело, а требовательный поцелуй не даёт договорить. Такое поведение со стороны информатора злит, но когда тот, выполняя приказ, начинает двигаться в её ладони, Арбитро одобрительно улыбается в ответ и проскальзывает языком в чужой рот. Жаркий поцелуй длится так долго, что у обоих кончается воздух. Мотоми отстраняется первый и, переводя дыхание, покрывает белобрысую макушку рваными поцелуями. Возможно, такая мягкость лишнее по мнению женщины, ведь не просто же так в нежную плоть и вздувшиеся вены, впиваются острые ногти. Она оставляет на члене царапины, но Мотоми стойко терпит, откинув голову назад.       — …порезать тебя и здесь, — заканчивает Арбитро прерванную фразу. Пальцы сжимаются сильнее, хотя куда уж сильнее, и мужчина низко стонет. Не ослабляя захват, медленное движение вверх. Ладонь доходит до головки и замирает, пока женщина вслушивается в хриплое дыхание, прерываемое неразборчивыми просьбами — Мотоми на пределе. Движение вниз, а сверху снова стон. Женщина тихо смеётся над жертвой:       — Я не слышу, что ты там бормочешь?       — Кон… — он пытается сказать, но снова стонет от тисков и слово обрывается. Только ей позволительно так обращаться с ним; только она может подводить его к черте и заставлять переступить её. — Пож… ста…       — Кочешь кончить, Мотоми? — не скрывая издевки, спрашивает мужчину, но ослабляет хватку, позволяя ему сделать несколько размашистых толчков и излиться.       Горячая сперма падает на плоский живот Арбитра, капли попадают на грудь, но она вовсе не против. Мягко кусает кадык мужчины и с такой же мягкостью гладит обмягший член, который снова твердеет спустя некоторое время.       Не дожидаясь приказа, Мотоми опускается на колени, попутно покрывая алебастровую кожу мокрыми поцелуями и собирая языком своё же семя. Арбитро одобрительно тихо постанывает и больно тянет за волосы, отстраняя, стоит мужчине прикусить розовые соски или тонкую кожу живота. Его руки жадно оглаживают женские формы, сжимают увесистую грудь и подтянутые ягодицы. Такого тела, как у неё, хочется касаться, а когда это желание становится реальностью, понимание больной натуры Арбитра уходит куда-то на второй план. Ведь в любой момент в его шею может вонзиться шприц с наркотиком, в любой момент он может перейти из разряда любовников в одну из её игрушек, которые немыми и слепыми обрубками просто существуют в бесчисленных комнатах этого дворца. В любой момент. Но пока эта тяжелая минута не наступила, Мотоми нетерпеливо закидывает себе на плечо длинную ногу Арбитра и припадает к её лону. Больнее и глубже впиваются в кожу головы женские ногти, а стоны становятся громче и слаще. Она извивается, притягивает его ближе, требует ласкать глубже. По телу проходят волны наслаждения, когда он обводит языком клитор, надавливает на чувствительную точку и прикусывает. Она и сама не против боли, её это заводит не меньше. Затем язык движется ниже, проникая внутрь горячего тела, Арбитро насаживается на него, угрожая смертью, если Мотоми прекратит сладкую пытку, но такого в его мыслях нет. Особо протяжный стон, тело женщины, достигнув пика, напрягается, а затем обмякает. Информатор жадно вылизывает её плоть и собирает нектар, от аромата которого теряется всякий рассудок.       Есть несколько минут, пока Арбитро не придёт в себя. Информатор, без всякого страха, приобнимает хрупкое тело и, встав с коленей, подходит к широкому столу, на который бережно кладёт женщину. Она слишком развратна, слишком красива. Мужчине хочется сломать последнюю стену, сняв с её лица аккуратную белую маску, но пальцы только очерчивают край пластика. Ведь так будет не честно, совсем не то, чего хотел бы сам.       Мотоми снова припадает к женским грудям, улыбаясь ленивым тихим стонам сверху, слизывает с белоснежной кожи капли пота и мягко прикусывает соски. Поцелуями выше, к тонким ключицам, которые метит грубыми поцелуями, чтобы на завтрашний день расцвели гематомы и каждый знал чья она. От приятного занятия его отвлекает резкая боль — женщина пришла в себя и, закусив губы, полосовала широкую спину.       — Не заставляй меня ждать.       Она не просит, а вновь отдаёт приказ. Длинные ноги требовательно обхватывают мужчину, не позволяя отстраниться, руки цепляют замком крупную шею и притягивают, чтобы подарить поцелуй, от которого снова выбьет из легких воздух. Мужчина не торопится, только медленно трется твердым членом о горячую плоть, каждый раз болезненно задевая головкой набухший клитор. Снизу глухо сыпятся проклятья, Арбитро до крови кусает язык и губы информатора, от чего слюна приобретает привкус железа, зубы пару раз больно ударяются друг о друга. И, наверное, женщина решает сменить тактику, потому что вместо грубого напора, она дарит Мотоми нежный поцелуй, зарывается в шею и тихо просит: «Возьми меня». Слышно как он сглатывает, и за долю секунды до грубого толчка, все его мощное тело замирает.       Мотоми делает как она просит — берет её. По-животному грубо, но женщина под ним изгибается и благодарно стонет в ответ; льнет гибким телом, желая свести на нет жалкие пару сантиметров, отделяющие их друг от друга и зарывается руками в густые русые волосы. Сама не знает, что нашла в этом заядлом курильщике, но раз кожа жаждет его прикосновений, а в животе завязывается тугой узел, стоит оказаться ему рядом, есть ли смысл сопротивляться? Она привыкла получать то, чего желала.       — Ещё… Ещё… Мото… — вырывается из её рта, пока их обоих не накрывает волна оргазма. В животе теплеет от излившейся спермы, и какая-то часть разума клянётся убить информатора. Правда, другая тает под потоком легких полу-поцелуев и нежного неразборчивого шепота, от которого клонит в сон. Сколько прошло времени Арбитро не знала, но, потревоженная посторонним движением, сонно приподняла веки и обнаружила себя лежащей на коленях информатора, который переместился вместе с ней в кресло. Мужчина, с неподдельной лаской в глазах, рассматривал расслабленную женщину, а горячие пальцы бездумно выводили на обнажённом плече круги. Касание было приятным, и сдержать улыбку никак не получалось. — Я подумал, что ты уснула. — Уснула, — подтвердила она, потягиваясь, — но меня разбудил твой щенячий взгляд. — Разве плохо? Этот вопрос Арбитро решила оставить без ответа. Она лишь провела губами по свежей ране на груди Мотоми, игриво сверкнув глазами, и потянула мужчину на себя.