He will never say "Goodbye"

Холодный ветер развевал черные пряди волос молодого парня, который торопливым шагом шел в каком-то направлении. Он был взволнованным, нервно поправлял край своей куртки, а его длинные пальцы упрямо тянулись к пачке сигарет, что спокойно лежали во внутреннем кармане, но он вовремя себя отдергивал, разглядывая номера домов. Это движение головой выходило на автомате, так-то он знает эту улицу лучше, чем свою – уж слишком часто он по ней гулял со своим другом, Хосоком, который, к слову, именно тут и живет. Сейчас он спешил к нему, потому что, позвонив ему около получаса назад, он услышал немного сбитый голос младшего, который вроде бы утверждал, что с ним всё в порядке, но уж слишком хорошо Юнги знал его, чтобы поверить. Чон никогда не любил нагружать других своих проблем, зачастую скрывая всё внутри себя и делясь самым сокровенным только со своим младшим братом – Чонгуком, который был точно таким же. В их жизни было одно совместное правило – никогда не выноси проблем за границы своего дома. Может это и оскорбляло Мина, но совсем немного, потому что он понимал, как сложно довериться одному или другому человеку без опасений, что тебе после сделают больно. Эти двое знали о предательстве больше остальных. Юнги не помнит, как давно это началось, но оба брата начали меняться. Сначала это были незначительные измены, вроде быстро портящегося настроения, но потом всё переросло в вещи, куда пострашнее грустных улыбок и печальных взглядов. На руках Чонгука с каждым новым днем появлялось множество царапин, при чем часть кожи над венами всегда была чистой, кровавые дорожки укрывали кожу плечевой кости, не редко внешнюю часть запястья. Его, прежде милые и мягкие щечки, стали впалыми, обнажая острые скулы и создавая иллюзию слишком больших черных глаз, на которых появились, ставшие постоянными, синяки. Он больше не был веселым ребенком, сидя на диване и молча вдыхая ядовитый дым сигарет Хосока, который отчего-то начал курить. Юнги всё чаще не понимал, когда наблюдал за тем, как младший тянул своего брата за рукав и призывно открывал губы, смотря на Чона совершенно нечитаемым взглядом. Но Мин думает, что этот взгляд нечитаемый только для остальных, а для Хосока наоборот, потому что в такие моменты он будто что-то находил в глазах Чонгука и послушно передавал сигарету своему брату, неотрывно следя как тот делает глубокую затяжку и после выпускает дрянь из своих припухлых губ. Он превратился за пару месяцев в человека со сломанной жизнью и с будущим, которое если и могло быть дальше, то только порванное на части. И Юнги прекрасно понимал, что никто не сможет его спасти, кроме Хосока. Хосока, который сам такой же. Хосок всегда был надеждой, он дарил её каждому, кто в ней нуждался, отрывая от своего чистого и светлого сердечка небольшие кусочки и даря его другим. Он жалел каждого, готов был принять и согреть своим теплом, но ненавидел, когда хотели помочь ему. Он всегда твердил, что его обязанность – помогать людям, а не получать помощь от них. Потому что он дарил свою любовь просто так, без особого желания – у него это получалось совершенно случайно, а люди так делать не умеют. Он часто спрашивал Юнги, а есть ли смысл забирать их любовь и быть за неё в ответе, ведь она единственная, пропитанная чувствами, когда его любовь – что-то мимолетное, что согревает душу лишь небольшой отрывок времени, растворяя в себе проблемы в личной жизни, а потом просто исчезает из жизни человека, забрав с собой всё плохое. Когда же Юнги спросил, может ли эта любовь быть подобной бумерангу – после того, как она достигнет своей цели и заберет всю боль из человека, вернется ли она обратно к Хосоку, наполняя его горькой тоской и проблемами. На этот вопрос Чон ничего не ответил, лишь пожал плечами, из-за чего чуть не разбудил Чонгука, уснувшего на его плече совершенно случайно. Юнги даже не заметил, как медленно механизм в голове его друга начал противно трещать и постепенно разваливаться на части. А когда заметил – было слишком поздно. Хосок стал другим, совсем загнанным, будто Мин назвал беду, сказав, что все те беды окружающих Чона людей могут притянутся к младшему. Теперь он не был надеждой, он никому ее не дарил и мог позволить себя обнять только Чонгука, который постоянно сидел рядом с ним на потертом диване и требовал много внимания, ластясь подобно котенку к старшему брату. Юнги думает, что в такие моменты улыбка Хосока приобретает все те краски, которые были до переломного периода в его жизни – всё становится таким…прежним, родным и теплым, что Юнги изо всех сил старается запомнить такого друга, который потом весь день будет хмуриться и молчать, давя тишиной Мину на уши. Он не хочет, но теряет своего близкого человека, который, кажется, перестает видеть поддержку даже в Юнги, опираясь только на своего младшего брата, которого видит только поздно вечером и рано утром, пока они вместе с Юнги сидят и курят едкие сигареты в гостинной, освещенной лишь одной слабой лампочкой, которая изредка мигает, но упрямо пытается светить и дальше. Их жизнь становится настолько серой, рутинной, кажется каждое движение по вечерам повторяется день за днем – Чонгук всегда приветствует Мина в прихожей со сломанной улыбкой и проводит до гостинной, сухо расспрашивая его про день, Юнги падает на старое, почти разваленное в прах кресло, которое стоит напротив дивана, непонятно улыбается, когда заходит Хосок и медленно сканирует его взглядом перед тем как улыбнутся в ответ - Мину кажется, что его друг начинает его забывать. Хосок с каждым днем становится на один шаг ближе к обрыву и спасти его Юнги не сможет – сможет Чонгук. Беда в том, что и он тоже упрямо идет туда, где заканчивается земля и начинается неминуемая пустота – гордое падение и унизительное столкновение со смертью. Они могли выручить друг друга, но оба попали в одну ловушку обмана, которую им подсунула жизнь – чертова стерва. Юнги не знает, как долго это будет продолжаться, потому что теперь, когда прошло столько времени после момента треска того самого механизма в головах этих двоих – он не может предугадать, когда наступит их конец и смогут ли они его избежать. И что им дальше делать – он не может понять, а потому бежит по пустым улицам холодным вечером ноября, когда услышал пропитанный отчаяньем голос Хосока, который впервые сказал, что нет, он не ждет Мина в их с братом квартире, и что Юнги больше никто никогда не откроет дверь, потому что все их проблемы – из-за него. Он не понимает, совершенно, впервые у него даже догадки нет, почему Хосок винит именно его в том, что Чонгук сбился со своего пути и потянул за собой брата, который не смог ему помочь ничем другим, кроме как став точно таким же. Он не понимал в чем его вина, что он такого сделал, что заставил Чонгука, а вместе с ним и Хосока, разбиться на сотни осколков, возненавидеть жизнь, забыть, что такое настоящая любовь и забота. Что он сделал, что Чонгук решил уничтожить старого себя, перестать быть ребенком и повзрослеть слишком рано, позабыв, что он просто не готов к таким нагрузкам, как у старших. Разве он, вообще, в чем-то виноват? Юнги волнуется. Да, черт возьми, он действительно волнуется за Хосока и Чонгука! Его сердце бешено стучится в груди, ему чертовки погано от того, что его обвинили, даже не объяснив, за что именно. Он боится, потому что не знает, что они могли сотворить с собой, вдруг наступил тот самый момент, когда они должны сказать этому миру "Прощай" и просто уйти, оставив все проблемы позади и забыв, что Юнги тоже может испытывать боль от потери близких ему людей. Он не хочет признавать, но за Чонгука ему страшнее не меньше, за за Хосока, потому этот мерзкий малой привязался к нему слишком крепко, сжимая сердце старшего в тех самых губах, которыми обхватывает сигареты своего брата по вечерам. И некому его винить за это – просто так вышло, любовь, привязанность и всё такое. Оно всё идет от сердца, и уж если пошло – ты уже никогда не сможешь его остановить, потому что любовь, она как яд, бежит по венам вместо крови и единственный способ от нее избавиться – перерезать чертовы вены, чтобы она просто вытекла из твоего тела. А если духа просто не хватает, чтобы лишить себя жизни, так на, держи свое будущее, которое вроде бы и будет, но сколько страданий ты в нем понесешь, что однажды, когда будешь умирать, тихо спросишь у самого себя – а не было ли ошибкой оставаться в живых еще тогда, когда любовь только начинала прорываться в твое тело. И сам ответишь на свой вопрос – да, это определенно было самой глупой ошибкой в твоей жизни, потому что ты мог умереть быстро, все лишь потерпев пару минут, чтобы получить тот самый счастливый конец без боли, нежели лежать на кровати и чувствовать каким немощным и бесполезным ты становишься в глазах мира. И тебе будет некого винить в том решение жить дальше, потому что всё зависело только от тебя, и тебе нести наказание за собственную слабость и страх. Юнги трясет, когда он поднимается в старом лифте – перед глазами всё плыло, все чувства смешались в одно непонятное. Он боится. Боится, потому что Хосок и Чонгук – это всё, что у него осталось и, потеряв их, он потеряет самого себя, ведь они единственный стимул жить и двигаться дальше. Они заставляют его начинать жизнь с нового листа каждый день, вечерами вырывая страницы из чертовой книги его жизни. Потому что каждый день – сплошные проблемы, ненависть и презрение, которые угробят его, загонят в могилу, если у него не будет того, кто сможет убирать это из его сердца одинокими ночами, когда по квартире гуляет ветер, а на другом конце телефонного разговора Хосок, который просто молчит и не видит смысл издавать даже самые ничтожные звуки, кроме как собственного равномерного дыхания и тихого сопения Чонгука рядом. Такие телефонные разговоры и совместные вечера – всё, что у них осталось. И пусть весь мир будет против – Юнги не позволит сломать эти чертовы осколки дружбы, которые есть между ними, потому что Хосок для него – кислород, который необходим в его легких, а Чонгук – углекислый газ, который наполняет его кровь и заставляет дышать. Без Хосока он умрет сразу, а без Чонгука он начнется задыхаться, утонув в страшных мучениях, которые будут уничтожать его постепенно, пока сердце не решит сдаться и не остановится. А умирать он еще не готов, потому что он хочет увидеть их будущее, в котором они смогут выжить лишь втроем. В их квартире настолько холодно, что тело начинает дрожать, только переступив порог. Юнги торопливо заходит в гостиную, окидывая комнату взглядом – пусто, лишь дымящиеся ошметки сигарет лежат прямо на диване, прожигая в ткани дыры, которые потом никак не спрятать от чужих глаз. Сквозняк, который гуляет по комнате, осколки старого зеркала на полу и едва заметный лучик света, который пробивается сквозь щель в тяжелых штора – единственное, что осталось неизменным. В квартире тихо, настолько тихо, кажется, что они отсюда ушли, позабыв попрощаться с ним нормально, а не через телефон, сказав, что он больше им не нужен. Юнги обессиленно падает на диван, устало роняя голову на колени и думая, что всё закончилось так быстро и так больно. Он действительно думает, что сидит здесь совершенно один, пока не слышит тихий всхлип из ванной. Такой знакомый, пропитанный сломанной надеждой, изувеченный страхом и отчаяньем – так плачет только Хосок, когда не хочет, чтобы его услышали, чтобы ему пришли на помощь и защитили его от всех тех проблем, которые его мучают, почти разрывают на части, заставляя ломаться. Юнги знает, что Хосок не хочет, не требует от него помощи, желает, чтобы Мин просто ушел и не возвращался, чтобы в, теперь только его, квартире старший больше никогда не появлялся. Но всё равно идет в ванную, где находит Чона, который тихо плачет себе в колени и даже не поднимает взгляда, когда слышит звук открывающейся двери. Он отвык помогать Хосоку, он не знает, что делать, но Чонгука рядом нету, он не может его позвать, поэтому просто садится рядом, крепко обнимая друга за плечи. Он молчит, потому что не знает, что ему сказать, что спросить – решается спросить самое нужное: – Где Чонгук? У вас что-то случилось? – при упоминании младшего, Хосок начинает рыдать во весь голос, пряча свое лицо в груди старшего и крепко сжимая его в своих худых руках – с Чонгуком что-то случилось, в этом Юнги уверен, а потому сердце внутри начинает безумно быстро колотить, из-за чего по телу проходит крупная дрожь. С Чонгуком ничего не может случится – это же Чонгук, хороший малый, который просто пошел по неправильному пути, из-за чего запутался в себе, но ведь это всё можно изменить, Юнги может помочь им обоим, может стать опорой и защитой… – Его похороны послезавтра в 11. Внутри Юнги всё обрывается – в каком смысле похороны? Что Хосок вообще несет, какие похороны, какие 11 часов, при чем здесь Чонгук? – Ты мне врешь, Хосок. Что значит похороны? Что происходит? – истерично выкрикивает старший, тормоша плачущего друга за плечи, – НЕ МОЛЧИ! – Он попал под машину – его не успели спасти. Это я во всем виноват! Юнги не знает, что с ним происходит, наверное, он начал задыхаться, потому что перед глазами всё плывет из-за накативших слез, а в груди непонятное жжение, которое глушит все чувства внутри. Всё кажется настолько нереальным, настолько глупым и неожиданным, что Мин просто не успевает прийти в себя, чтобы понять до конца, что произошло – Чонгука больше нет, он попал под машину и умер, не успев попрощаться ни с кем, кроме самого себя. В Юнги разжигается мерзкое чувство боли, которое заставляет его крепко прижаться к Хосоку и закрыть глаза – он не понимает, что с ним происходит, почему слезы не текут по его щекам, почему внутри всего лишь пустота, которую постепенно наполняет боль – что с ним? Почему он отказывается во всё это верить, почему он хочет, чтобы Хосок сказал, что это неудачная шутка? Почему из его жизни ушел человек, который был для его одним из самых важных и родных? Слишком много почему, но нету ни одного внятного ответа, который смог остановить в нем эту горечь, что медленно растекается по венам под его нежной полупрозрачной кожей. Юнги отдал бы сейчас всё, чтобы сейчас проснуться и обнаружить происходящее – страшным сном, но не более. Он не знает, что с ним, не знает, что ему делать дальше…что им, с Хосоком, делать дальше. Тело воет от уничтожающей боли, что разливается по венам вместо крови, неприятное жжение переходит и на сердце и в мозги, кажется абсолютно всё внутри него сводит нещадная судорога, заставляющая его извиваться в мучениях в руках плачущего Хосока, которому больнее не меньше, чем Юнги. Они не были готовы к этому, они всем сердцем желают вернуть всё назад, когда Чонгук был тем милым ребенком, который не морочился из-за такой херни, как жизнь. Они хотят, но их желания никто не слышит – они остаются между ними двумя, как единственное воспоминание о Чонгуке. О том самом Чонгуке, мальчишке, которого изувечила жизнь, которого жизнь сломала, разбила на тысячи осколков. О Чонгуке, которого все предали, но не Мин Юнги и Чон Хосок, которые, к сожалению, не смогли стать для младшего тем самым миром, ради которого просто хочется жить и согревать своим теплом близких сердцу людей. Юнги понимает, что их карточный домик развалился и больше им уже его не построить без Чонгука. Но похоронах людей немного – может 20-30, не более. В основном – "друзья", знакомые. Родители, даже получив известку о смерти собственного сына, – не приехали. Жалкие ублюдки, которым на всё плевать, которые в детстве клялись братьям в любви, а потом вышвырнули за дверь, наплевав на их будущее. Юнги не знает почему, но обещает себе и Хосоку отомстить за такое пренебрежение к Чонгуку, за их холодность и безразличие к смерти человека, который до последнего вздоха хотел их простить. Но не простил – правильно сделал, думает Юнги, сжимая в своей ладони руки Хосока, который со слезами на щеках тычется ему в плечо. Он такой беззащитный сейчас, настолько нуждающийся в помощи и поддержке, что Юнги плюет на то, что его самого душат боль и вина, и обещает помочь, обещает быть рядом всю жизнь, которую они проживут вместе в небольшом загородном домике около Тэгу, обещают, что они смогут построить новый карточный домик, который больше не рухнет и простоит аж до тех пор, пока их жизнь не оборвется в один день. И Хосок ему верит, позволяя укачивать себя в объятиях над могилой собственного брата, который сейчас смотрел на них с фотографии холодного мрамора – старая фотка, когда он был ребенком, когда его кожа на руках была чиста, как и невинная душа. Они уходят с кладбища, когда солнце начинает заходить, разливая по небу оттенки розового, красного и мягко фиолетового. – Чонгук любил такие закаты. Дома есть целая коробка с его фотографиями. – Мы обязательно их заберем, Хосок. Они выезжают из квартиры на следующий же день, торопливо забрав всё самое важное. Лишь напоследок Хосок садится на диван, откидываясь на мягкую спинку, когда Юнги плюхается на старое кресло, которое по-родному скрипит под ним. И лишь одно место сейчас пустует возле Хосока. Но они справятся.