Романтики

— Что это, Джон? — Acinus (vinaceus), если не ошибаюсь. — Звучит красиво. Ты что, решил устроить пляску святого Витта на винограде? * Джону стало обидно. Ну что за человек?! Обязательно добавит ложку дегтя. А он так радовался покупке, так старательно выбирал каждую кисть. Заметив поджатые губы, Шерлок сразу же начал подлизываться: — Очень красивый виноград. Зеленый, как …  — Стоп, Шерлок, никаких аналогий! Просто виноград, просто зеленый. — Разве я против? — горячо подхватил Шерлок и тут же добавил: — Кстати, от винограда пучит. Невыносимый человек! Джон поджал губы еще сильнее. — Знаешь что, Шерлок… — Что? — Ничего! Я-то думал — посидим вечером у камина, поедим винограда, выпьем вина, потрах… поговорим. А ты — пучит! Все настроение испортил. — Какой ты все-таки сентиментальный, Джон. — Да, я сентиментальный. И романтичный. В отличие от тебя! И захватив пакет с раскритикованным виноградом, Джон с обиженным видом проследовал на кухню. Но если честно, он не обиделся. На Шерлока? Какой смысл? Тем более что Джон любил его, каким бы он ни был. А если уж быть абсолютно честным, то таким он любил его еще больше. Сарказм и придирки Шерлока очень его заводили, потому что за ними, как правило, следовали многочисленные извинения, после которых Джон чувствовал себя побывавшим в центре самого мощного в мире торнадо. Извиняться Шерлок умел… «Куда ты денешься!» — думал Джон, осторожно раскладывая на кухонном столе тяжелые гроздья. Каждая была безупречна, каждой хотелось любоваться, вдыхая ее сладкий пьянящий аромат. «Да, что-то я в самом деле увлекся», — мысленно согласился он с Шерлоком, разглядывая заваленный виноградом стол. И в этот момент на него обрушилось небо. Нет, небо не может быть таким необузданным и горячим. Конечно же, это обрушилось солнце и припечатало Джона к любовно составленному им натюрморту. — Ох, — придушенно прохрипел он, уткнувшись носом в налитые соком ягоды, и не удержался — захватил губами одну. Рот наполнился сладостью, член наполнился похотью. А как же ему не наполниться, если сзади творилось нечто невообразимое. — Я тоже очень романтичен, Джон, — пророкотало Солнце в затылок, захватив губами короткие, вставшие дыбом волосы, и, тесно прижавшись, потерлось о задний карман джоновых брюк самым горячим своим лучом. Джон застонал и зарылся лицом в виноград. Ему тоже до одури захотелось обо что-нибудь потереться, но он был так плотно и властно прижат, что шевельнуться не было никакой возможности. Обтянутую рубашкой спину покрывали торопливые поцелуи, и даже сквозь плотную ткань их влажный жар проникал прямо в кровь, сводя Джона с ума. — Джооон, — простонало Солнце, — ты черт знает что такое! — И на переполненной интересом ширинке сомкнулись горячие пальцы, привычно и ловко потянув молнию вниз. «Когда-нибудь я смогу относиться к этому спокойнее?!» — промелькнуло в погружающемся в разноцветный туман сознании, и сладкий кругляш сам собою проскользнул в страстно стонущий рот. Это была последняя осознанная Джоном виноградинка… Брюки давно уже были сняты. Нетерпеливые руки сжимали и гладили беззащитно обнаженные ягодицы, раздвигали, ласкали, срывая с покрытых ароматным соком губ то стон, то крик, то прерывистый вздох. А когда изнывающую от томительного ожидания ложбинку щедро наполнил прохладный и бесподобно скользящий друг всех безумно влюбленных, и не имеющие никакого стыда пальцы глубоко протолкнулись внутрь, начиная свою сладострастную работу, Джон вцепился руками в сочные гроздья, безжалостно сминая их и давя. «Я сейчас кончу, как…» Как кто он кончит, Джон не успел додумать, потому что пальцы выскользнули и начали успокаивающе поглаживать, пытаясь задержать приближающийся оргазм. — Джон, перевернись, пожалуйста… Не прошло и секунды, как Джон уже лежал спиной на столе, обхватив ногами изящное тело и прижимая его к себе со всей силой бушующей страсти. — Какой ты сладкий и… липкий, — прошептал ненасытно и алчно целующий рот. — Господи, Шерлок, прилипни ко мне поскорее, я не могу больше терпеть… Никогда еще Джон не был так нечеловечески возбужден, никогда не вскрикивал так протяжно и громко, извергая, как ему показалось, потоки спермы и умирая от невиданного наслаждения. Никогда еще Шерлок не врывался в него с такой беспощадностью, с таким восторгом, который он выражал, тоже не скупясь на громогласные вопли. И всюду плыл кажущийся плотным на ощупь головокружительный аромат. — Джон!.. Виноград!.. — выкрикнул Шерлок в любимую, единственную в мире шею, и содрогнулся от накрывшей его жаркой волны. * Они никак не могли выпустить друг друга из рук, целуясь и ласкаясь уже на полу, куда оба сползли, не чувствуя ног от только что пережитых ими взрывов и следовавшей за ними взрывной волны. Липкие от сока ладони не в силах были уняться — гладили, не зная усталости, такие же липкие тела. Джон, как самый ненасытный из их ненасытной пары, с удовольствием думал о том, что сейчас они отправятся в душ. А это такое место, где всегда происходят загадочные метаморфозы со временем — забежали на двадцать минут ополоснуться, а вышли, пошатываясь, часа через два, не помня, какое сегодня число. Вот, кстати, еще одна странность душа на Бейкер-стрит — провалы памяти, происходящие с завидной регулярностью, причем сразу у двух, таких, в сущности, разных людей. — Шерлок, я размазал по столу весь виноград, можешь смело назвать меня соковыжималкой, — сипло выдавил Джон, припадая губами к перепачканным соком кудрям и вынимая из них тонкую зеленую кожицу. В ответ его тоже поцеловали, и не как-нибудь мазнули губами по губам, а впились так, что хоть снова на стол ложись… — Нет, Джон, ты не соковыжималка. — Шерлок смотрел сияющим, как звезды, глазами. — Ты мой Челентано, только в тысячу раз красивее. Жаль только, не поешь.** — Зато на кларнете играю, — улыбнулся Джон. * Пляска святого Витта или chorea minor (хорея) — является одной из форм ревматической инфекции. Ну и намек на танец одного очень известного актера и певца в одном очень известном фильме))