Читать тебе Шекспира

В это время в доме у Бена тихо. Обычно он читает, сидя на сером угловом диване, замотанный в полосатый шарф, попивая чай с лимоном. Бену, в общем-то, всё равно, что читать. Вчера Диккенс, сегодня Оскар Уайльд. В небольшой зале царит непринуждённая лёгкая тишина, а под боком сопит кот. Почему-то так спокойно и хорошо, не хочется никуда уходить, ничего делать. Обычно, вскоре Бен засыпает, едва успевая загнуть уголок страницы. Обычно… Но сегодня Бен не один. Сегодня, рядом с ним сидит Беверли. Хэнском прекрасно помнит тот день, когда пригласил девушку к себе на вечер. Это было ровно неделю назад, и с тех пор Бен отсчитывал каждое мгновенье, каждый день, пытаясь придумать нечто оригинальное для создания, наполнившего его жизнь смыслом. Это было сложно и, даже, пожалуй, слишком. В голове то и дело всплывали и откидывались мысли. Хотелось и романтический ужин при свечах, и прогулку по освещённому луной городу, и танцы под свет торшеров, и читать ей сонеты Шекспира. Однако милейшее создание ограничилось сопливой мелодрамой с нотками комедии. Беверли завалилась к Хэнскому домой именно в тот момент, когда в духовке уже похрустывала корочкой индейка, а сам хозяин одноэтажного коттеджа выбирал симфонию Моцарта и повторял произведение. — Привет, Пончик! — девушка откинула ботинки в сторону, кинула куртку на стул и поплелась в первую по коридору дверь. « As an unperfect actor on the stage, Who with his fear is put besides his part, » Бен покорно повесил кожаную куртку Марш и поправил лакированные боты, тяжело вздохнув. — Бен, ну где ты там, я скучаю! — Уже иду! — Хэнском заметно повеселел. Буквально зайдя в свой скромный зал, где была совмещена кухня с гостиной, он застыл, не веря в подлинность настоящего. Марш в шёлковом розовом платье с открытыми плечами и глубоким декольте лежала на диване в вызывающей позе, прогнув спину и откинув кудрявую рыжую голову, ждала Бена, — Быть может, — она невинно похлопала ресничками, — посмотрим кино? Я принесла кассету, доставай проигрыватель. Мне не терпится посмотреть! « Or some fierce thing replete with too much rage, » Будто зачарованный Бен пошёл за проигрывателем, боясь поднять глаз на изящную гостью. Проигрыватель был надёжно спрятан в большой белой коробке, что собрала на себе немалое количество наклеек и стикеров и располагалась на кухне, между деревянным комодом и маленьким белым холодильником. Проходя из одной части комнаты в другую (то есть, из гостиной в кухню), Хэнском щёлкнул чайничек, но тут же выключил, уловив недовольное цоканье Бев. — Какой ты ханжа! К тому же очень предсказуемый! Чай, серьёзно? Давай ты нальёшь нам розового вина, а я, так уж и быть, сделаю вид, будто это происходит само собой. « Whose strength’s abundance weakens his own heart; » Бен лишь глупо улыбнулся и полез в кухонный шкафчик за бутылкой сладкого напитка и парой бокалов, — В-всё гот-тово… А Беверли уже стояла сзади, приобняв молодого человека за плечи, — Готово? Ты такой смешной, когда пытаешься быть серьёзным, — девушка хихикнула, — почему бы нам не переместиться, в конце концов, на диван и посмотреть то, что я приготовила? — промурлыкала Марш, — Пришлось несколько магазинов посетить ради этой малышки, — она повертела в тонких пальцах кассету, с надписью «Публичный дом», от чего Бен судорожно сглотнул. « So I, for fear of trust, forget to say » Вот они уже сидят на диване и ровно попивают вино из изящных по форме бокалов. Где-то на заднем плане часы отбили час ночи. Бена совсем не заинтересовала дешёвая мелодрама, если это вообще можно было так назвать. Дешёвый сюжет, грубая игра. Да и ноток комедии Бен, по правде говоря нисколько не уловил. А Марш наоборот. Когда аристократ Уильям (сорокапятилетний мужчина, крашенный под юношу) вновь делает попытку пошутить (всячески унизить проститутку Лауру), Беверли легонько посмеивается, прикрывая губы ладонью, а затем делает очередной глоток. « The perfect ceremony of love’s rite, » Бен осмеливается взглянуть на «подругу», но тут же отводит взгляд. Этого мгновения хватило для того, чтобы заглянуть девушке в глаза и утонуть. Хватило для того, чтобы сравнить её с богиней страсти и развлечений, богиней смеха и пороков. Беверли такая открытая и искренняя, по-детски наивная, но в то же время опасная, манящая, интригующая. « And in mine own love’s strength seem to decay, » — Милый, ты не находишь, что сюжет под затянулся? — и в самом деле, наверное, после свадьбы Чарльза и Лауры следовало бы окончить фильм… — Может, откроем окно? Тут так жарко! — Марш прислонила ко лбу ладонь, делая вид умирающего, и игриво взглянула на Бена, который залился краской. — Д-да, ты права, душновато, — он выбрался из-под облокотившейся на него Беверли и подошёл к окну. Девушка тем временем закатила глаза и негромко цокнула, раздосадованная неумением Бена понимать намёки, и подошла к парню. /Поцелуй её, парень, до точки невозврата один шаг/ — Отсюда такой красивый вид на ночной сквер! А посмотри на небо, оно такого же цвета, как вино в наших бокалах, — Марш подняла свой, предлагая чокнуться, — за нашу дружбу? — кажется, или её голос дрогнул на последнем слове? — Да, — немного разочарованно, — да, чёрт возьми, за нас, — Хэнском попытался выдавить что-то на подобии улыбки. — Бен? Всё нормально? — Конечно. — За дружбу?.. Он хочет что-то возразить, но боится оттолкнуть Беверли, поэтому лишь, устало вздохнув, опустошает бокал. « O’ercharged with burden of mine own love’s might. »