За окном глубокая ночь, а я все никак не могу уснуть. Сидя за столом с кружкой крепкого кофе, все никак не могу понять: в какой момент все изменилось? В какой момент хризолитовые глаза заменили золотые? В какой момент черные, словно вороново крыло, волосы заменили блондинистые?
Огненно-рыжие волосы были собраны в небрежный пучок, пару волнистых прядей спадали на лоб. Девушка в очередной раз закусила губу. Больно. Но не отрезвляет от мыслей. Изумрудные глаза смотрят в упор на портрет, что сама не так давно нарисовала. Руки едва ли не по самые локти испачканы в грифеле.Пыталась перенести каждую черточку лица на лист бумаги. Как же глупо. Ни один великий художник не смог бы, не то что ты.
В голове проносятся воспоминания со скоростью света, больше похожие на фильм. Начиная от первой встречи и заканчивая последним разговором.Слишком холодный, слишком правильный, слишком красивый. У тебя всегда все слишком, Лайтвуд?
Тонкие, холодные пальцы нежно проводят по губам, представляя, какой мог быть их первый поцелуй. А мог ли быть? Нет, конечно же нет, глупая девчонка. Не фантазируй. Эти глаза никогда не посмотрят на тебя с теплом, а из его уст всегда будет звучать лишь: «Маленькая девочка» и «Примитивная», это твой предел. Охотница делает очередной глоток кофе и морщится.Ужасный, ужасный напиток. Как он его пьет? А в какой момент ты заменила такой любимый с детства зеленый чай, на столь нелюбимый кофе? Если бы он только видел, что ты пьешь с его кружки, он бы, наверное, убил уже. Это же его. Личное. Неприкосновенное.
Усмехаясь собственным мыслям, девушка снова делает глоток. Изменилась, или правильнее сказать, изменил? Если бы эти глаза, эти чертовы глаза, хотя бы раз одарили менее холодным взглядом, то все было бы иначе.А что бы изменилось?
Правильно. Ни-че-го. Он никогда не посмотрит так, как хотелось бы. Да и вообще не посмотрит. Больше не посмотрит. — Да черт тебя дери, как ты мог оставить меня?! Как ты мог оставить всех?! — закричала девушка. Эмоции взяли вверх над разумом. Охотница резким движением смахнула все со стола. Кружка упала на пол, но не разбилась.Даже твоя чертова кружка сильнее, чем ты. Она не сломалась, не разбилась…
Глаза заполонили слёзы, они жгучим водопадом бежали по щекам, оставляя влажные дорожки. Хотелось кричать, но ком, стоявший в горле, мешал. Ужасно мешал.По тебе никто так не убивается, как я. Все слишком спокойны, словно так и должно быть.
Перед глазами тут же проносится воспоминание недельной давности.***
— Иззи, как ты можешь так спокойно принять то, что его больше нет? — рыжеволосая была в полном недоумении. Несмотря на всех их разлады, ей почему-то было невыносимо больно. — Клэри, мы охотники. Алек погиб героем, нас учат с рождения принимать потери стойко.***
Как такое можно принять стойко?! Как?!***
— Алек, я иду с вами! — Нет, маленькая девочка, повторяю тебе в сотый раз, ты остаешься в Институте, — закатил глаза брюнет, складывая руки на груди, всем видом показывая, что возражений он не примет. — Вообще-то, у меня имя есть. Клэ-ри. Меня зовут Клэри. Запомни уже наконец!***
— Да я бы сейчас все отдала, лишь бы слышать твоё недовольное «Фрэй» и «маленькая девочка», — прошептала она, опускаясь на пол. Кругом было разгромлено едва ли не все. Рыжеволосая охотница сбилась со счету времени, сколько она уже сидит и словно киноленту просматривает воспоминания одно за другим. Раздался тихий дверной скрип, а затем голос, с недавних пор такой родной и необходимый. Бархатистый, твердый. — Боже, Фрэй, что за разгром ты тут устроила? — усмехнулся парень.Не может быть.
— Тебя нет. Ты лишь плод моего воображения… — подавлено прошептала она. Неужели так часто думала о нём, что он стал таким реалистичным? — Да брось, Фрэй, что за детский лепет? — усмехнулся парень. Он обвел взглядом комнату и тут же нахмурился. Да, срач тут, конечно, дай Боже, не уберешься и за неделю, но его внимание привлекло другое — рисунки. Он был повсюду, и везде такой разный. Разлитый кофе, и, кружка, кстати говоря, его.Фрэй, ты ли это? С каких пор ты закрываешь так плотно шторы, пьешь кофе и громишь комнату? С каких пор ты так переживаешь мою «утрату»? Глупышка, ты ведь ненавидеть должна меня. В Институте тебя никто не обижал так, как я, а ты все равно видела лишь хорошее.
Охотница в упор игнорировала присутствие человека, которого оплакивала так долго. Она медленно подняла голову и смотрела на парня, словно он был призрак, хотя, рыжая действительно так считала. Кларисса слишком часто думала о нём, слишком часто выводила портреты, она помнила каждую черту лица, и не помнила в какой момент влюбилась. Алек слишком часто её обижал, доводил до слёз, но стоило им выйти на задание, как вся эта недоненависть уходила на второй план. Охотник защищал, оберегал, просто был рядом, в то время, когда Джейс творил безумные вещи, подвергая опасности эту «недоохотницу». Лайтвуд подошел, сел рядом с ней и взял её холодные, маленькие ладони в свои.Слишком реалистичный
— Наверное, ты очень разозлишься, если скажу, что многие знали, что я жив. Эта смерть была лишь частью задания, прости, Клэри. Не думал, что ты так расстроишься из-за меня, — он как-то виновато улыбнулся, и сжал её руки в своих. — Ты придурок, Лайтвуд! Ты просто конченый придурок, — прошептала она, слёзы невольно полились по щекам. Охотница резко выдернула свои руки из её и крепко обняла брюнета. — Пусть ты меня бесишь, пусть обижаешь, но я очень скучала, серьезно думала, что ты мертв… не умирай больше, пожалуйста… — шептала она, крепко сжимая кожаную куртку. — И не подумаю, маленькая девочка, — усмехнулся он, обнимая её.