***
«Глобальная Починка Всего» располагалась на затенённой улочке по соседству с фотографической лавкой, давно заброшенной. Собственно, таковыми были почти все лавочки на этой улице, и только этим объяснялась удача Вайолет: предыдущий владелец ремонтной мастерской был только рад избавиться от неё, пусть и за бесценок. Эту сделку Вайолет заключила почти год назад, тогда же перевезла туда свои немногочисленные вещи и всю следующую неделю убила на уборку и быстрый ремонт. Здание было порядком обветшалым, что здесь означает — полным сквозняков и паутины. Небольшая комнатка на втором этаже служила Вайолет спальней, нижние комнаты были битком набиты различными инструментами и приспособлениями. Когда она только въехала, это всё валялось на прилавках и верстаках в полном беспорядке, и Вайолет провела много часов, разбирая доставшееся ей по шкафчикам и ящикам, а закончив, простояла полных десять минут, растерянно моргая и оглядываясь. Она всегда мечтала о собственной мастерской, но эта ремонтная лавка была не сбывшейся мечтой, а насмешкой над ней. Но что она могла поделать, если дурацких обвинений с них так никто и не снял, и потому родительские деньги были им так же недоступны, как и до её совершеннолетия? Бодлеры по-прежнему скрывались, и выбирать было попросту не из чего. Прятаться на виду предложил Клаус, справедливо рассудивший, что, сиди они в каком-нибудь отдалённом месте без возможности вести обычную жизнь, отыскать доказательства собственной невиновности им вряд ли удастся. К тому же, теперь все трое Бодлеров порядком поднаторели в маскировке. Известно, что Вайолет Бодлер — первоклассный изобретатель, имеющий привычку подвязывать лентой волосы, обдумывая создание того или иного механизма. Вот почему Вайолет на время отказалась что от изобретательства, что от ленты, заменив их на ремонт разных скучных вещей, вроде барахлящих плит или разбитых напольных часов, и на вылинявшую клетчатую бандану. Известно, что Клаус Бодлер — юный исследователь, который обожает чтение и носит очки. Вот почему высматривать его среди студентов городского университета, добрая треть которых состояла из бледных очкастых книгочеев, было всё равно что искать иглу в стоге сена. Известно, что Солнышко Бодлер — младшая сестра Вайолет и Клауса, обожающая всё кусать своими острыми зубками и разговаривающая невнятными восклицаниями, и тут маскировка не понадобилась вовсе, поскольку Солнышко подросла достаточно, чтобы часть этой информации безнадёжно устарела. Наконец, о маленькой Беатрис Сникет, которую Бодлеры взялись опекать, стражам закона не было известно ровным счётом ничего, поэтому они с Солнышком с недавних пор делили комнату в общежитии Пруфрокского интерната, который со времён прошлого пребывания там бодлеровских сирот до неузнаваемости изменился и стал куда более жизнерадостным местом. Разумеется, Вайолет и Клаус навещали их так часто, как только могли. Во всяком случае, так было до того, как Вайолет свалилась с депрессией. Да, вот так. Безрадостные дни, полные беспорядочных исканий, жизнь с оглядкой через плечо и полная бесцветность будущего привели к тому, что шестерёнки и колёсики в изобретательском мозгу Вайолет прекратили вращаться и тронулись ржавчиной. Кто-то приносил ей шипящий и кашляющий радиоприёмник, она без интереса ковырялась в нём и уходила наверх. Ей отдавали погнутые щипцы для завивки — она машинально возвращала им изначальный вид, опускалась в продавленное кресло и пялилась в стену. Из кондитерской через дорогу присылали сказать, что у них забилась гарью одна из печей, и Вайолет тратила на осмотр и починку вчетверо меньше времени, чем на то, чтобы собрать нужные инструменты и притащить себя к месту работы. Время шло, Вайолет хандрила, гора вещей, ожидавшая ремонта, достигала катастрофических размеров, а все горизонтальные поверхности мастерской покрывались пылью. Именно тогда она и сдвинулась на Куигли Квегмайре. Как на одном из немногих непотускневших воспоминаний из её полной невзгод жизни и как на почти единственном дорогом человеке, не являющимся её братом или сестрой. Вот почему когда Клаус ухитрился достать для неё лекарства и устроить импровизированные сеансы психотерапии с одним из его приятелей-студентов, и к Вайолет вернулась часть её воли к жизни, первым, что она сделала, была смена вывески и названия. Путеводный маяк, светивший из каждой городской карты или плана улиц. Она соорудила его с помощью деревянной дощечки и банки синей краски. Пожалуй, для той, кого из депрессии вытаскивал недоучившийся психолог-бихевиорист, изобретение совсем не плохое. Первый цветок она получила всего через пару месяцев, этот день Вайолет хорошо помнила, потому что именно тогда антидепрессанты наконец начали работать, и она целый час увлечённо пилила и паяла, но с непривычки очень быстро выдохлась. На готовку сил не оставалось, и она заказала доставку китайской еды, прождала заказ почти до вечера, а когда дождалась, бросилась чинить телефон и звонить Клаусу: в рисовой лапше плавал белый бутон с огромными сложенными листьями. Среди которых нашлась открытка с изображением Мёртвых гор и нарисованная вручную карта. Посыльный бесследно испарился ещё прежде, чем Вайолет добралась до двери, а в службе доставки, куда позвонил примчавшийся Клаус, клятвенно заверяли, что их сегодняшнее меню не включает цветов, но объяснения ей и не понадобились. В Мёртвых горах она впервые встретилась с Куигли. Всё прозрачно. Ей повезло, что Клаус не сразу заметил её новую вывеску. Не связав забавную лапшу с кем-то осведомлённым о ГПВ, он согласился помочь ей с расшифровкой карты и определил, что конечной точкой обозначенного там маршрута была главная площадь. Вайолет, хотя и пошатывалась после болезни, отправилась туда на следующее утро и отыскала картонный ящичек с новым бутоном под чашей городского фонтана. В тот же день и началась её охота за цветами, а Клаус впервые в жизни наорал на неё. Месяц спустя они навестили Солнышко. Спустя ещё месяц Вайолет расставила по мастерской пустые склянки из-под химикатов и все банки, какие нашла в своей тесной кухоньке, и наполнила их водой. В воде цветки-послания раскрывались и пускали тонкие зелёные стебельки. Вайолет доливала воду каждое утро, по запотевшему стеклу и пластику катились холодные капли. Ещё одна загадка — ещё один цветок и новый шаг к Куигли. Ещё одна причина вставать с кровати, если уж на то пошло. Дело осложнялось тем, что от письма к письму шифры становились всё замороченнее, и ей всё чаще приходилось дёргать Клауса, который корпел над своим стипендиатским проектом и вообще был не в восторге от этой идеи. Проломав голову над очередной головоломкой два часа кряду и ровно ничего этим не добившись, Вайолет шла к телефону и набирала номер брата. Белые лепестки с каждым днём наливались розовым, потом алым. — Я тут провёл кое-какие изыскания, — сказал Клаус, позвонив ей однажды. Вайолет прижимала трубку плечом и слушала. Звонок застал её за работой. Она разбирала велосипед: изо всех сил старалась отделить проржавевшую стойку руля от рамы и уже исцарапала себе все пальцы. Клетчатая бандана немного сползала на левый глаз. — Насчёт Куигли? — осторожно уточнила Вайолет. — Если это он, в чём я лично сомневаюсь, — проворчали на другом конце провода. — Я отметил на городской карте все точки, в которых были спрятаны посылки с цветами. Или почти все, потому что я практически уверен, что о некоторых ты мне не рассказывала. Вайолет виновато улыбнулась, хотя по телефону он всё равно не мог её видеть. — И что же насчёт этих точек? — Разброс немыслимо огромный. Кто бы этим ни занимался, он рассовывает их буквально по всему городу. — Я заметила, — отозвалась Вайолет, скрыв разочарование. Она-то надеялась, что он раскопал что-нибудь стоящее. Следуя за своей путеводной нитью, она и в самом деле моталась по всему городу из конца в конец — зачем Клаус говорит ей что-то настолько очевидное? — И что с того? — И то, что этот человек едва ли слишком озабочен возможной слежкой. Скорее, он сам следит за тобой и ведёт какую-то игру. — Может быть, он просто прячется на виду, как и мы, вот и ездит повсюду. — Также он едва ли попал в беду или угодил в плен, — продолжал Клаус, пропустив её слова мимо ушей. — Когда Айседора и Дункан были заперты в фонтане, они могли доставлять нам сообщения лишь одним способом. Куигли же — если это Куигли, что сомнительно — явно не испытывает подобных трудностей. Вопрос в том, для чего ему тогда устраивать эту канитель и просто не позвонить тебе. — Уверена, это можно объяснить. — А я уверен, что объяснение мне не понравится. Велосипедная рама всё не поддавалась. — Клаус. Не надо меня опекать. — Ну кто-то же должен. И когда это её младший брат стал таким взрослым? Вайолет отпустила руль и ногой оттолкнула от себя груду металла и шипованной резины. — Всё будет хорошо. Поверь мне. Я знаю, что это Куигли, просто знаю, и всё. — Да ты даже самого Куигли толком не знаешь, — сказал Клаус и отсоединился.***
Трудности начались с того, что бар «Энигма» оказался поездом. Более того, когда недоумённо озиравшаяся по сторонам Вайолет появилась на станции, он явно собирался отправляться в путь: одетые швейцарами проводники закрывали двери в вагоны, а локомотив выпускал клубы дыма и пара. Пришлось ей бежать, и очень быстро. А потом прыгать. — Добро пожаловать, мэм, — поприветствовал её один из швейцаров. — Сегодня у нас просто превосходное меню. Пол, на котором они лежали, ритмично подрагивал. Кажется, она нечаянно сбила кого-то с ног и не удержалась на них сама. Сумасшедший рывок и падение слегка оглушили Вайолет, и какое-то время она могла только хватать ртом воздух, словно оказавшаяся на суше рыба. — Прошу прощения, — выговорила она наконец. — Я совсем не хотела вас ронять. Швейцар-проводник оказался худощавым мужчиной непонятного возраста. Кроме того, он был лысоват — Вайолет видела это, поскольку из-за столкновения с ней фирменное кепи слетело с его головы и далеко укатилось. Он сказал: — Не нужно извинений, мэм. Опаздывать на поезд в человеческой природе, мэм, так что подобное здесь часто случается. Специфика заведения, мэм, — и подал ей руку, чтобы помочь подняться. Вставая, Вайолет поправила шляпу с вуалью, которая удержалась на её волосах каким-то чудом и двенадцатью шпильками. Шляпу она отыскала у себя в чулане, а вуаль приделала сама, пустив на это дело старый тюль, полбаллончика чёрной краски и мешочек пайеток. Если за Куигли всё же следят, значит, и ей неплохо бы замаскироваться. — Ресторан «Энигма» желает вам приятно провести время, — новый знакомый распахнул перед ней дверь с площадки. За ней обнаружились ещё одни двери, уже двойные и отделанные золотом. Вайолет приоткрыла рот. — А я думала, что это бар. Где-то я об этом слышала, — она очень надеялась, что тон светской беседы нормально ей даётся. — Рекламный ход, мэм, — пояснил ей швейцар, водружая кепи на голову и пряча тем самым лысину. — Для привлечения выпивох. Видите ли, покинуть ресторан невозможно, пока поезд не подойдёт к следующей станции, так что им поневоле придётся заказать себе какое-нибудь блюдо. За столиками позволяется сидеть только сделавшим заказ, а дожидаться остановки на ногах слишком утомительно. Вайолет отчего-то пробрала дрожь. — Как… изобретательно. Он кивнул и жестом пригласил её следовать за ним. Двери распахнулись, открыв её глазам обеденную залу, изящно обставленную и с гроздью хрустальных шаров на потолке. Это и в самом деле походило на ресторан, только вытянутый в длину и со стуком колёс вместо музыки. А ещё все официанты были в масках. — Мера предосторожности, мэм, — объяснил швейцар, заметив, куда она смотрит. — Некоторые выпивохи могут быть очень мстительными. И точно, у протянувшейся вдоль всего вагона барной стойки явно разгорался скандал. Неопрятного вида рыжеголовый человек показательно выворачивал пустые карманы своего пальто и вопил в скрытое маской лицо бармена с такой силой, что того немного отклоняло назад. Публика за столиками, впрочем, едва обращала на это внимание: шум идущего поезда и лязг от подпрыгивающих столовых приборов пока успешно заглушал его сердитые крики. — В следующем вагоне подают великолепный суп из акульих плавников, — посоветовал её провожатый. Вайолет поняла, что слишком задержалась на пороге. Она поблагодарила его, ещё раз извинилась за недавний инцидент и, сглотнув, неуверенно двинулась по проходу в противоположный конец вагона к следующей двери, стараясь никого не задеть и не столкнуться с ловко маневрирующими среди столиков официантами — всё же свободного места здесь было не так уж много. Поезд вилял, и её бросало из стороны в сторону. Вот и дверь — и новые ряды столиков. Пройдя ещё немного и прокричав в ухо подскочившему официанту, что хочет попробовать акулий плавник и какие-нибудь овощи, Вайолет выбрала один из пустующих столиков и села. Необычный ресторан явно был огромным: ещё на станции она насчитала несколько десятков вагонов и понимала, что обшаривать каждый в поисках Куигли или, в худшем случае, новой коробочки с белым бутоном, едва ли разумно. Официанты здесь носили маски, так что Куигли, вероятно, сам её найдёт, переодевшись одним из них. Сейчас её больше волновало, достаточно ли у неё денег, чтобы расплатиться за рыбу — ресторан выглядел далеко не дешёвым. Официант принёс ей бокал с ключевой водой и соломинку. Вайолет понемногу приходила в себя и украдкой оглядывалась. Интересно, где здесь у них кухня? — Не верти головой, — сказал на ухо знакомый голос. — Это заметно. Вайолет вздрогнула так сильно, что едва не слетела со стула. К счастью, именно в этот момент поезд подбросило на стыке рельс, так что одновременно с Вайолет дёрнулось полвагона. — Куигли!.. — Тише! Но она всё равно обернулась — только затем, чтобы наткнуться взглядом на шёлковый чёрный цилиндр. За соседним столиком, свободным, когда она только вошла, теперь помещался некто в глухо застёгнутом длиннополом пальто. Незнакомец — незнакомец ли? — сидел спиной к Вайолет, и когда она сделала движение, чтобы подняться и пересесть к нему, предостерегающе зашипел: — Не надо, Вайолет! Оставайся на месте, иначе нас обоих вычислят! — Но… — Да Вайолет же! Сердце колотилось как сумасшедшее, а перед глазами словно бы нависла фиолетовая хмарь. То есть ой, это же всё её дурацкая вуаль. — Молодец, что догадалась спрятать лицо под вуалью, — голос Куигли остановил её руку, потянувшуюся к шляпе. — На три часа здоровенное зеркало. У тебя есть что-нибудь с отражающей поверхностью? — С отражающей?.. Но она уже поняла, о чём он. Рядом с бокалом и салфеткой перед ней в два ряда лежали серебряные ложки и вилки разных форм и размеров. Выбрав самую большую ложку, Вайолет поглядела налево. Вот оно, то зеркало, висит над столиком с закусками. Она повернула ложку так, чтобы поймать отражение её блестящей выпуклостью. Готово, вот теперь она видит Куигли не со спины, хотя картинка и перевёрнута. И он всё равно так сильно надвинул на глаза цилиндр, что тот скрывает половину лица. Вайолет с досадой уронила ложку. — Куигли, что происходит? Кто за тобой следит? — Потом, — отвечал он не допускающим возражений тоном. — У нас слишком мало времени: через девятнадцать минут мне придётся сойти в Кромешной Каменоломне, а ты выжди пару станций и тоже выходи. Только забери салфетку из-под моей тарелки — на ней время и место нашей следующей встречи. Вайолет протянула руку за бокалом, пожалев, что в нём всего лишь вода, а не что-нибудь покрепче. — Как ты меня нашёл? — ГПВ, — сказал Куигли. По голосу было слышно, что он улыбается. — Ты просто очень здорово придумала с вывеской. А потом я какое-то время наблюдал за окнами твоей мастерской. Ну что, понял теперь, Клаус, вяло подумала она. — Я очень долго ждал возможности тебя увидеть, — продолжал Куигли тем временем. — И пытался сделать так, чтобы шифр сумела распутать только одна ты. Хм. Знал бы он. — Та открытка с видами Мёртвых гор… — Дункан и Айседора тоже здесь? — прервала его Вайолет. Она всё-таки отхлебнула воды, чуть не разлив её по пути ко рту — её сотрясала дрожь, и болтанка вагона здесь была ни при чём. Она поставила бокал и свободно свесила правую руку вниз, чтобы разгрузить сжатые нервозностью мышцы. Наверное, нужно и про Фиону спросить. Клаус наверняка… — Потом, в следующий раз, — ответил Куигли. — Не могу поручиться, что здесь нас не подслушают. — Вообще-то это, кажется, единственное место на свете, где нас точно никто не подслушает, — возразила она. — Сиди мы чуть дальше друг от друга, пришлось бы кричать. Её ладонь сжала рука в кожаной перчатке — Куигли свесил вниз левую руку и нашёл её пальцы своими. — Я понимаю, у тебя сотня вопросов, но лучше нам проявить осторожность. Мои карманные часы говорят, что нам осталось всего двенадцать минут, поэтому давай вначале выясним главное: как тебе это место? Вайолет слегка опешила. — Прости? — Я говорю о ресторане «Энигма». Она, конечно, и сама отлично поняла, о чём он говорил, просто вопрос был какой-то совсем уж неподходящий, и это сбило её с толку. — Ну, — начала Вайолет, отчаянно пытаясь справиться с царившей в голове путаницей. — Превратить поезд в ресторан — это очень необычно. Подождите-ка, он сказал — двенадцать минут? Им осталось всего двенадцать минут, а он спрашивает о ресторане?.. — Полностью с тобой согласен, — кивнул Куигли. — Кроме того, это отлично подходит для любителей путешествий и конспиративных встреч. Один талантливый риелтор посоветовал владельцам «Энигмы» поставить ресторан на рельсы, и это позволило им не платить налог на недвижимое имущество. Я… О, по-моему, это твой акулий плавник несут. К столику Вайолет и в самом деле проталкивался безликий официант с накрытым подносом. Вайолет вцепилась в руку Куигли. — Я сойду вместе с тобой. Он сжал её руку в ответ. — Боюсь, это попросту невозможно. — Но я так по тебе… — но тут официант наконец добрался до Вайолет, и, стоило ей на него отвлечься, рука в перчатке выскользнула из её отчаянной хватки. Когда она обернулась, фигура в пальто была уже далеко, а машинист объявлял по внутренней связи остановку в Кромешной Каменоломне.***
— Странно, что он не переоделся официантом, когда встречался с тобой, — заметила Солнышко, когда они созванивались на следующее утро. — Ему не приходило в голову, что, вырядившись как граф Дракула и заявившись в таком виде в ресторан, он несколько бросается в глаза? — Не бросался он, — слабо огрызнулась Вайолет. — Там много кто был в уличной одежде. Это, в конце концов, поезд. Она была не в духе и сильно подозревала, что с остаточным флёром депрессии это никак не связано. Три месяца жить предстоящей встречей с Куигли и получить её в виде столь быстротечного и бестолкового сумбура — это же просто издевательство. Как если бы она страдала от жажды и получила стакан воды размером с напёрсток. Или всю жизнь мечтала о собственной мастерской и вместо этого переехала в пыльную покосившуюся лачугу. А ещё она и сама считала, что человек, который настолько опасается слежки, что до истечения двенадцати минут сбегает от дорогой ему девушки, скорее предпочёл бы затеряться в толпе официантов в масках. Почему-то эта мысль всю ночь не давала Вайолет покоя. — Мне сейчас страшно хочется расспросить тебя о том супе из акулы, — сообщила Солнышко, когда молчание критически затянулось. — И вообще об устройстве этого ресторана на колёсах. Но что-то мне подсказывает, что ты слишком взбешена из-за Куигли и в лучшем случае психанёшь на меня, чтобы снять стресс. Вайолет закрыла глаза и несколько секунд только молча вдыхала и выдыхала. Солнышко и сама в будущем хотела открыть ресторанчик, в котором её поварской талант смог бы развернуться на полную, и Вайолет оставалось только надеяться, что с воплощением мечты сестре повезёт куда больше, чем ей.***
Итак, хорошая новость заключалась в том, что следил за ней действительно Куигли Квегмайр. Плохая — в том, что гоняться за Куигли Квегмайром было не легче, чем в комнате, полной чадящих свечей, ловить собственную тень. Каждое новое свидание, отличаясь в деталях, в своей сути раздражающе точно копировало предыдущее: всё, на что могла рассчитывать Вайолет, это обрывочная болтовня, перемежающаяся предостережениями, и записка с местом следующей встречи в конце. Встречи эти всегда отстояли друг от друга минимум на пару дней, и очень скоро Вайолет призналась себе, что, готовясь к ним, лишь со страшной скоростью сатанеет. После рыбного ресторана они с Куигли поочерёдно посетили чемпионат по скоростному фотографированию, дегустацию вин, пару публичных лекций, модный показ и открытие шляпного магазина, а дальше Вайолет сбилась и забросила составление хронологии. Каждый раз перед новой встречей Куигли требовал, чтобы они оба прятали лица, и сильнее этого Вайолет бесило только его требование врозь приходить и расходиться. По крайней мере, с Айседорой и Дунканом точно всё в порядке, в сердцах думала она, с ожесточением развинчивая очередной дохлый прибор. Будь это иначе, едва ли Куигли хватало бы душевных сил на весь этот цирк и беготню. Вуаль пришла в негодность очень скоро, потому что, возвращаясь с поезда, Вайолет угодила под дождь — пришлось искать новые способы маскировки. На чемпионат фотографов Вайолет прихватила с собой старенькую камеру Leica, которая пылилась у неё в ящике несрочных заказов, Куигли тоже притащил какой-то фотоаппарат, и они простояли с четверть часа плечом к плечу, заслоняя ими лица и притворяясь, что снимают всё вокруг. На фестивале мыльных пузырей скрываться было излишне, поскольку в демонстрационном холле пузырился каждый кубический сантиметр воздуха, отражая фигуры и лица немыслимо искажёнными и в цвете. На последней в сезоне опере закрывались программками, хотя в зале было темно, а они сидели в соседних креслах. — Я не смог точно выяснить, какие твои любимые цветы, — говорил Куигли, пока тенор на сцене со страстью буравил взглядом потолок, размахивал руками и пел о силе своей любви, а меццо-сопрано всё не могла решить, падать ли ей в его объятия или сразу в обморок. — Поэтому выбрал водяной пион Atalegra. Мои родители привезли его из Южной Америки, где проводили медовый месяц, и подарили несколько экземпляров здешнему ботаническому саду. Мама всегда украшала ими дом на свой день рождения. — Я вообще-то не слишком люблю цветы, но эти довольно милые, — отвечала Вайолет из-под программки. Доливая тем утром воду в склянки с алеющими бутонами, она вдруг заметила, что все до единого лепестки усеяны крошечными иголочками и присосками. Что ж, во всяком случае, это разом объяснило, куда подевались все пауки, а заодно и избавило её от дальнейших трат на москитную сетку. Туманные объяснения Куигли не прибавляли делу ясности. Чтобы отвлечься от своей злости, Вайолет встретилась с Клаусом, одолжила у него книгу и тем же вечером обнаружила, что он подсунул ей роман о чокнутой графине, которая проводила каждое полнолуние со своим призрачным возлюбленным и в результате была сожжена инквизицией. После этого Вайолет неделю не отвечала на его звонки. Что важнее — встречаясь с Куигли, она и намёка на слежку ни разу не нашла. — Что если ему изуродовало лицо в той передряге, — тянула Солнышко по телефону. — Отсюда и этот бесконечный маскарад. — Чушь какая. Но она уже и сама начинала подозревать, что чокнулась. И что какие бы чувства она ни испытывала к Куигли Квегмайру, долго так продолжаться не может.***
Солнышко позвонила ей, когда она переселяла пионы Atalegra в большой аквариум. После долгих пробных прикидок Вайолет нашла место, где в солнечную погоду свет преломлялся в воде сильнее всего и разбрасывал по всей мастерской брызги зелёного и алого, а хищные лепестки переливались, словно драгоценные камни. Цветы по-прежнему не приводили её в восторг, но без них это место было бы невыносимо тоскливым и серым. — Вайолет, — услышала она, добравшись до телефона и сняв трубку. — Если стоишь, сядь. — Что-нибудь случилось? — Всё в полном порядке, — заверила Солнышко, запнувшись. — Просто это, эм, долгий разговор. Свидание с Куигли было назначено на десять вечера, а это значило, что прямо сейчас Вайолет находилась на пике своего плохого настроения. В это время брат с сестрой ей предпочитали не звонить, поэтому пассаж про долгий разговор не обманул Вайолет. — Села, — соврала она, перехватывая трубку поудобнее. Она и правда села бы, не виси телефон на стене и не будь провод слишком коротким. — Ты получаешь «Дэйли Пунктилио»? Вайолет почувствовала озноб. При чём здесь эта газетёнка? — Предыдущий владелец мастерской получал его, но я пару раз забыла оплатить подписку, и в итоге её аннулировали. Солнышко откашлялась. — Конечно, мы знаем, что всё, написанное в этой газете, надо делить на десять, — начала она. — Но здесь есть фотография, и она, по-моему, настоящая. — Ради всего святого, о чём ты? — О Куигли. Тут сказано, что он вступил во владение знаменитыми квегмайровскими сапфирами в прошлый вторник и строит за городом особняк в колониальном стиле. Чего? — Я просто хочу сказать — не очень-то он и скрывается, правда? Квегмайровские банковские счета, в отличие от наших, не арестованы, и от полиции ему прятаться не нужно, но разве он тебя не уверял, что его преследуют враги ГПВ? В прошлый вторник они с Куигли сидели в опере и говорили о цветах. По какой-то причине Куигли не нашёл нужным упомянуть, что получил своё наследство и дал интервью для «Дэйли Пунктилио». — Про Дункана и Айседору ни слова. Зато есть большая фотография, где Куигли пожимает руку мистера По на фоне здоровенного котлована. Он что, так развлекался всё это время, что ли? Смеялся над ней? — Вайолет, ты ещё здесь? — Конечно. — Ты случайно не знаешь, что всё это значит? Всё, что Вайолет знала — её сейчас наизнанку вывернет.***
В жизни Вайолет Бодлер, хотя она и считала себя хорошим человеком, было место для некоторых сомнительных поступков, коими она не гордилась. К примеру, однажды она совершила поджог и подвергла опасности десятки жизней. Объяснение существовало, и пусть оно не вполне оправдывало Вайолет даже в собственных глазах, она бы крайне расстроилась, вздумай кто-нибудь судить о ней по этому поджогу, не выслушав всей истории. Отправляясь тем вечером повидаться с Куигли, она могла думать только об этом. И ещё о том, что в униформе официантки выглядит особенно худой и вконец измотавшейся. — Позвольте вам помочь, — сказала Вайолет с улыбкой, обращаясь к своей ровеснице, нагруженной подносом с напитками и вазочкой с декоративным подснежником. Та благодарно кивнула — в зубах у неё был зажат нож для масла. Совсем это не просто — прислуживать на светском рауте. До десяти часов была ещё уйма времени. Вайолет поднималась по лестнице. Ну ладно, теперь её очередь застать его врасплох.***
— Куигли, — выговорила она дрожащим голосом, — если тебе изуродовало лицо в той передряге, то это совершенно неважно. Проблемы сапфиров и загородного дома это, конечно, не решало, но если существовала хоть малейшая вероятность, что Куигли дурачил её не просто для развлечения, она собиралась цепляться за неё так долго, как только сможет. — Я не понимаю, о чём ты, — отрывисто сказал Куигли. Он казался Вайолет крайне раздосадованным, но полной уверенности у неё не было, поскольку всё его лицо закрывала карнавальная маска. Ей тоже полагалось быть в маске, а не разносить шампанское: в прошлый вторник Куигли подал ей фальшивое приглашение на костюмированный бал, сказав, что узнает её по бутону пиона Atalegra. Как Вайолет теперь понимала, приглашение было вовсе даже не фальшивым — Куигли сделался состоятельным человеком. С него бы сталось оказаться ещё и хозяином этого костюмированного бала. — Я тоже мало что понимаю. Конечно, он высматривал фигуру в платье и маске и не обращал никакого внимания на официантов. В книге Клауса о чокнутой графине было сказано, что прислуга на балах превращается в элемент фона — лучше маскировки и не придумать. Они стояли на балкончике, увитом стеблями плюща и хмеля. Было довольно прохладно, и голос Вайолет дрожал именно от холода, а вовсе не от чего-нибудь другого. Ну, может быть, ещё от едва сдерживаемого бешенства, всё верно. — Почему бы тебе уже не снять эту дурацкую маску? Куигли колебался всего секунду. Его лицо, хотя и красное от смущения, было умным и открытым, очень похожим на то, каким его и запомнила Вайолет. — Извини меня, — неуверенно пробормотал он, делая безотчётные попытки запихнуть маску в карман расшитого камзола. — Честно говоря, не ожидал, что ты когда-нибудь захочешь взять в руки передовицу «Дэйли Пунктилио». Я имею в виду — после всех тех вещей, что там писали о тебе и твоих родных. — Просто объясни, для чего были все эти сложности? Я ведь правильно понимаю, что никакой слежки нет? — Если и есть, мне о ней не известно, — туманно ответил Куигли. Кажется, всё просто хуже некуда. — В общем-то, всё довольно просто, — торопливо продолжил он, наткнувшись на её взгляд. — Это было сделано исключительно ради тебя. — Извини меня, — сказала Вайолет, подходя к двери в зал и прикрывая её поплотнее. — Эта музыка слишком громкая, должно быть, я тебя не расслышала. — Боюсь, что расслышала. — Но это какая-то бессмыслица! — Я узнал, что ты проходишь курс лечения от депрессии, пусть и импровизированный, — без света из зала на балкончике совсем стемнело, но Куигли стоял очень близко, и она хорошо его видела. — Я просто хотел добавить красок в твою жизнь и заставить тебя чаще бывать на воздухе. — Куигли. Если это такая шутка, то она не особенно смешная. — Если бы я появился с плохими новостями, это только усугубило бы твоё состояние. Я, конечно, говорю про моих сестру и брата. Вайолет показалось, что кто-то трясёт под ними балкон. Она схватила Куигли за руку. — Только не говори, что не знаешь, где они! Айседора и Дункан. Не может быть. — Но я действительно не знаю, — ответил он расстроено. — Мы потеряли друг друга в водовороте. Меня выбросило течением на небольшой остров, но сколько бы я ни ждал, остальных к нему так и не прибило. Пожалуй, о Фионе можно даже не заикаться, подумала Вайолет в ступоре. Она вдруг поняла, что перед глазами всё расплывается. — Поэтому когда я сумел вернуться, тут же направился к мистеру По, которому полагалось курировать вопросы наследства нашей семьи, — продолжал Куигли, сжимая её руки всё сильнее и явно этого не замечая. — Чтобы нанять корабль и команду для поисково-спасательной экспедиции. Конечно, прошло много времени, но ведь в море полно островов, а мои родные и Гектор достаточно умны, чтобы обустроиться на одном из них в ожидании помощи. — Конечно, — подхватила Вайолет, с силой моргая. — Мы тоже жили на острове какое-то время, прежде чем… Ладно, это долгая история. — С радостью однажды выслушаю, — улыбнулся Куигли. — В общем, пришлось ещё долго улаживать разные формальности и доказывать банку, что я действительно тот, кем себя называю. Должен сказать, помощи от мистера По было мало. Всё как вы и говорили. — Не напоминай, — сказала Вайолет с нервным смешком. — Но если верить газете, в конце концов всё получилось, правильно? — Да. Я сразу же оплатил постройку дома, чтобы Айседоре и Дункану было, куда вернуться: от дома наших родителей осталось только пепелище. Теперь нужно найти подходящий корабль и отправиться на поиски. — Вообще-то, Клаус тоже кое-что делает для этого, — вспомнила Вайолет. — Он собирается получить призовую стипендию за свой библиотечный проект, чтобы можно было финансировать поиски сахарницы и сникетовского досье — кажется, только содержащиеся в нём факты смогут обелить наше имя. И поиски тройняшек, конечно. Карта морского региона, которую он составил… Тут Вайолет пришлось замолчать, потому что Куигли так крепко её обнял, что говорить и дышать стало очень трудно. Впрочем, он тут же отпустил её и отстранился. — Извини. Я просто слишком рад, что могу разговаривать с тобой, не пользуясь ширмами и шляпами. — Всё в порядке, — отвечала она поспешно. — Но вообще это всё твоя вина. Мне нужна была простая поддержка, а не цветы и новые загадки. — Но я кое-что читал о депрессии и был уверен, что новые впечатления и интересные места тебя развлекут. Вайолет вежливо улыбнулась. Она как-нибудь потом ему расскажет, что не развлекалась, а медленно кипела от злости. — Кажется, я совсем тебя не знаю. Наверное, это не так уж и удивительно, если вспомнить, как недолго они общались и сколько времени не могли нормально поговорить. Вайолет прижалась к его груди и сказала: — Думаю, это легко исправить. Пока они с Куигли целовали друг друга, над балкончиком мелодраматично всплывал белый шар Луны.