Свет надежды

***** Он приходит к нему во снах. Его улыбка отражается в серых глазах, углубляя вокруг них тонкие лучики морщин. Солнечный свет путается в тенётах его волос, танцует на серебряных нитях в смоляных прядях, ласкает, подкрашивая теплым золотом, кожу. Простая туника облегает могучее тело — широкие плечи, узкие бедра, мускулистые ноги. Тяжкий труд оставил мозоли на сильных ладонях, но он хочет ощутить их шершавость на своей коже. Он слышит его голос — глубокий, певучий, чуть хрипловатый. Его смех — смеясь, он запрокидывает голову, обнажая горло, искушая целовать и вылизывать кожу. Слышит быстрый прерывистый вздох, когда губы находят губы. Тихий стон, чуть удивленный и полный желания. Он сменяется частым неровным дыханием. Хриплым вскриком. Он целует его, и вокруг них нет ничего, кроме звездного света. Ни армий, ни горя, ни распрей. Лишь сияние звезд, запах леса и мягкость земли под ногами. Он целует его… и он обращается прахом в его руках. Такова доля смертных. ***** — …не должно мужчине оставаться одному, мой господин, — приговаривал камердинер, подавая королю влажную салфетку, чтобы обтереть лицо. Бард усомнился мимоходом, пристало ли слугам судить о семейном положении своих господ, и доводится ли роханскому королю Тенгелю или Эктелиону из Гондора также сносить подобные вольности. Едва ли. Бард не был продолжателем достославной вековой традиции наместничества, и на трон властителя Дейла также взошел не по одному лишь праву королевского родословия. Да, он происходил из рода Гириона, прежнего короля Дейла, но бразды правления заново отстроенным городом принял от народа, избравшего вождем того, кто вел их на битву, кто дал им надежду после падения Эсгарота, кто направил смертоносную стрелу в сердце дракона. Нынче город процветал, Бард чем дальше, тем более осваивался со своими обязанностями, а в тавернах и на рынке не уставали судачить о том, кого он захочет назвать своей королевой. А что если и не королевой вовсе, а принцем-консортом?.. Доподлинно о предпочтениях короля известно не было, но трое уже имевшихся у Барда детей надежно обеспечивали непрерывность престолонаследия, и у кого бы повернулся язык возразить, пожелай теперь король заиметь не жену, а мужа. Тех немногих, кто во всеуслышание отрицал такую возможность, тут же поднимали на смех — не простецкого ума дело, с кем делить ложе Убийце дракона. — Благодарю за заботу, Элион, — степенно произнес Бард. — В должный час я сделаю выбор. Но покуда, — он придирчиво осмотрел, аккуратно ли подбриты усы и не осталось ли щетины на подбородке, — покуда еще не время. — Удовлетворившись итогом осмотра, Бард поднялся. — Сейчас время для встречи с эльфами. Он потянулся к богато расшитому плащу, но Элион неодобрительно кашлянул. Со вздохом, Бард помедлил, отступив на шаг, дожидаясь, пока ему подадут верхнее платье. Отдавая должное многим мелочам, делавшим его нынешнюю жизнь легче и удобнее, одеваться он предпочитал без чьей-либо помощи. Зачастую он пренебрегал тем, как хмурился и хмыкал его слуга, и сам споро натягивал на себя одежду. Однако не сегодня. Он не выйдет к посольству Сумеречья с наспех застегнутыми пуговицами или встрепанными волосами — только не к эльфам с их безупречно заплетенными косами, сверкающими одеждами и начищенным до блеска оружием. И уж тем паче, если брезжила хотя бы призрачная надежда увидеть его снова. Высокого и прекрасного. Бесстрастного. Надменного. Холодного. Сотворенного звездным светом. Вот только… вовсе не бесстрастными были в ту ночь его губы. Вовсе не холодным был его поцелуй. Жар — вот что он помнил. Разделенное на двоих желание и обоюдное сожаление о том, что всё закончилось слишком быстро. Губы Барда дрогнули в улыбке. Как мог он выбирать себе королеву, если одно лишь воспоминание о поцелуе эльфийского владыки заставляло его просыпаться ночами, изнывая от желания? И не просто эльфийского владыки. Трандуила. Лесного короля. Повелителя Сумеречья. Могущественнейшего и прекраснейшего из лесных эльфов, чьи глаза прозрачны, как зимнее небо, чьи волосы серебрятся, как лунный свет, чей голос… Деликатное покашливание вернуло его к действительности. — Вы выглядите воистину по-королевски, мой господин, — возвестил Элион, подавая простой золотой венец, служивший Барду короной. — Беспокоиться не о чем. В конце концов, это всего лишь эльфы. — Благодарю, Элион, — с улыбкой проговорил Бард. — Твои старания не пропали втуне. — Он дождался, пока Элион поправит венец по своему вкусу, снова оглядел себя в зеркале, расправил плечи и кивнул. — Я готов. Трандуил стоял в центре приемной залы в окружении своих оруженосцев и стражи. Ни один из них не был облачен в доспехи, но при каждом, по обычаю, были мечи и стрелы. Тем самым эльфы выражали людям Дейла не недоверие, а уважение, показывая, что видят в них сильных и достойных противников. Короля Барда они принимали как равного, могучего воина и доблестного ратоборца. Убийцу дракона. За время, минувшее с той поры, как Трандуил после великой битвы покинул Дейл, не только лишь сам город немало переменился к лучшему, но также и королевский дворец стал действительно походить на таковой. Небольшой и относительно скромный, но всё-таки дворец. Не слишком притязательный по эльфийским меркам, но едва ли Бард согласился бы на что-то иное, потому что он… …как раз входил в залу, и Трандуил чуть вздернул подбородок и, будь это возможно, словно бы выпрямился еще сильнее, ибо Барда-лучника больше не было. Вместо него перед Владыкой предстал Бард, король Дейла, — царственный, высокий, красивый. Исчезли взлохмаченные волосы, потрепанный кафтан, стоптанные сапоги. Мужчина, стоявший перед ним, был облачен в искусно расшитый плащ цвета весенней зелени, черные штаны и черные же сапоги мягкой кожи, сверкающие ослепительным глянцем. Единственными украшениями ему служили простой золотой венец в темных волосах и золотое кольцо с изумрудом на левой руке. Более ему ничего и не было нужно, ибо сам он излучал властность и уверенность, сдержанность и силу. Истинный король. Трандуил поклонился. — Владыка Трандуил, — приветствовал его Бард с ответным поклоном. Его голос ничуть не изменился. Так же как и улыбка в ясных серых глазах, взгляд которых согрел лицо Трандуила. — Как давно мы не виделись. Mae athollen. Êl síla nan lû e-govaded vín[1]. По-эльфийски он говорил с некоторой запинкой, однако правильно. Трандуил улыбнулся и, приложив руку к сердцу, чуть склонил голову. — Guren linna le cened[2], — ответствовал он. И пусть этот ответ звучал слишком интимно в парадной зале, улыбка, углубившая морщинки у глаз Барда, сделала его единственно верным. — Позволь поздравить тебя. Я был счастлив увидеть, сколь многого вы достигли в отстройке города. — Благодарю, — Бард отступил на шаг, жестом приглашая Трандуила следовать за ним. — Я желал бы показать тебе город и представить тех, чьими ежечасными трудами и заботами крепнет ныне благоденствие королевства. — Почту за честь, — любезно ответил Трандуил, направляясь за правителем Дейла. Большую часть дня эльфийский король провел, выслушивая имена, звания, истории и принимая благодарности тех, кто сражался в Битве пяти воинств плечом к плечу с его народом, и желал теперь перемолвиться парой слов с могущественным Владыкой. Век людей короток, и коль скоро им важны такие безделицы, он, вопреки эльфийским обычаям, на равных приветствовал тех, кто бился на поле брани и после помогал отстраивать город, и даже позволил израненному вояке сжать в порыве волнения его руки и высказать, запинаясь, свою глубочайшую признательность. Неловкость, которую вызывало в нём столь явственное выражение чувств, смягчала теплая улыбка во взгляде Барда. Наконец, сполна отдав дань придворному этикету, Трандуил проследовал за Бардом в королевские сады, куда тот удалялся, когда желал поразмыслить в одиночестве или без помех провести время со своими детьми. Они расположились под старым раскидистым деревом, одним из немногих, переживших пламя дракона. Оно оставалось душой и средоточием сада, а вокруг разрастались, шумели буйной зеленью молодые деревья, сплетаясь ветвями в сени могучего патриарха. Некоторое время оба хранили молчание. Над их головами едва слышно перешептывалась с вечерним ветром листва, а воздух был напоен сладковато-пряным ароматом цветов. Совсем недавно всё здесь лежало в руинах, но сейчас повсюду царили тишина и покой. — Знаешь, — будто между прочим произнес Бард, — каждую ночь я вижу тебя во сне. — Он смотрел прямо перед собой, вглядываясь в какую-то точку на горизонте. — Ты приходишь ко мне, как в ту последнюю ночь, и целуешь меня. Я отвечаю на поцелуй, но ты становишься звездным светом в моих руках, и я не могу удержать тебя. — Он обернулся к Трандуилу. — Что значит этот сон? Трандуил встретил его взгляд. — Ты тоже снишься мне, Бард из Дейла, — отозвался он. — В моих снах ты превращаешься в прах, и я так же не могу тебя удержать. Я пытался понять, что это значит, а когда не смог, то попытался забыть тебя. — Но не забыл. — Я не хотел забывать, — он потянулся к руке Барда, сплетая их пальцы. — Я смотрю на тебя и думаю об эдайн. Ты наделен их благородной осанкой, темными волосами, серыми глазами. Я желал бы, чтобы ты был одним из них. — Предки дунэдайн? — улыбнулся Бард. — Наш историк сумел проследить мои корни до Кириона из Гондора, но это не прямая линия. Кажется, у Кириона была незаконнорожденная сестра — видимо, моя прародительница, которая вышла замуж за корабельного плотника из Пеларгира. Так что, если в моих жилах и течет голубая кровь, то лишь малая ее толика. — Из Пеларгира? — с удивлением переспросил Трандуил. — Знаешь ли ты, что Пеларгир основали моряки Нуменора? Бард нахмурился.  — О чём ты? — Да так. Пока ни о чём. Но ты позволишь мне повнимательнее взглянуть на твою родословную? Полагаю, мои летописцы имеют доступ к документам куда более древним, чем гондорские. — Если желаешь. Старый Телфрин будет счастлив, — проговорил Бард. А потом поцеловал его. Трандуил замер, но замешательство его длилось лишь несколько ударов сердца. Поцелуй был в точности таким, как он помнил. Только лучше, много лучше, ибо не был ни сном, ни воспоминанием. Бард, теплый, живой, настоящий, крепко прижимался к нему поджарым горячим телом. Он пах солнцем и кожей, как если бы всё так же проводил больше времени в лесу с луком и стрелами, а не во дворце с чертежами и свитками, и когда Трандуил обнял его, притягивая ближе, то почувствовал, как играют твердые мускулы под его руками. Это тоже осталось прежним. Он улыбнулся в губы Барду. — Мы здесь в самом деле одни? — прошептал он, не разрывая поцелуя. — Совершенно одни, — шепнул Бард в ответ, чуть отстраняясь. — Раз уж мои люди и твоя стража стерегут здесь все входы и выходы, очень на это надеюсь. — Хорошо. И он потянул плащ с плеч Барда. Роскошное одеяние соскользнуло на землю, а следом за ним — мантия Трандуила. Бард, вполголоса бормоча проклятия, уже сражался с крохотными застежками на тунике эльфа, и тот, рассмеявшись, удержал его руки. — Терпение, — проговорил он. — Мы оба долго ждали этого часа. Не будем же портить его поспешностью. — Легко тебе говорить, — недовольно проворчал Бард, — когда при тебе бессмертие и всё время мира. Вечность ничего для тебя не значит. — Вечность жестокое слово, — выдохнул Трандуил ему в шею. — Я здесь, с тобой. — Он прижался губами к часто бьющейся жилке на горле Барда. — Не время говорить о вечности. И с той минуты, как их нагие тела соприкоснулись, слова сделались не нужны, как если бы у их рук и губ была собственная память. Ладони Трандуила легко скользили по коже Барда, тепло которой он помнил, и когда их путь повторяли губы, жесткие волоски на груди человека покалывали ему щеки. Поросль волос на животе и бедрах, на руках и ногах Барда напоминала Трандуилу, что с ним не один из его гладкокожих любовников-эльфов, и ему нравилось сознавать и ощущать это. Он выгнулся под руками Барда, что-то простонав ему в губы, и когда широкая горячая ладонь человека обхватила оба их члена, прижимая напряженную плоть друг к другу, он вскрикнул, не заботясь о том, услышат ли его охранявшие их уединение люди и эльфы. Когда несколькими днями позже эльфы покидали Дейл, слухи о том, что Бард стал избранником эльфийского короля, перестали быть слухами, ибо, когда пришло время прощаться, Владыка Сумеречья, не таясь, поцеловал Убийцу дракона на глазах у своей стражи и всего двора, и те, кто был сведущ в эльфийском, навострили уши, ловя прощальные слова Трандуила. — Le melithon anuir[3]. ***** Он приходит к нему, и его улыбка отражается в серых глазах, углубляя вокруг них тонкие лучики морщин. Солнечный свет путается в тенётах его волос, танцует на серебряных нитях в смоляных прядях, ласкает, подкрашивая теплым золотом, кожу. Он подается к нему, прогибаясь навстречу могучим телом, принимает его в себя, раздвигая бедра, нетерпеливо оплетает его ногами. Мозоли давно сошли с широких ладоней, но пальцы сжимают его плечи всё с той же силой. Он чувствует, как пульсирует его горло, искушая целовать и вылизывать кожу. Слушает прерывистый голос — глубокий, певучий, чуть хрипловатый. Вздохи, стоны, мольбы и крики, и скупые всхлипы, когда он не может вытерпеть больше. Он целует его, и для них больше нет ничего, кроме звездного света. Ни армий, ни горя, ни распрей. Лишь сияние звезд, запах леса и мягкость земли под ногами. Он целует его, отдаваясь его объятиям. Его теплым и сильным объятиям. Такова доля сделавших выбор. ______________________________________________________________ [1] С возвращением. Звездный свет озаряет час нашей встречи. [2] Наша встреча заставляет петь мое сердце. [3] Я буду любить тебя вечно.