- Не улыбайся, когда будешь умирать...

Ты готов поспорить, что у тебя не получится описать его таким, какой он есть на самом деле. Но ты попытаешься… Это детское, яркое лицо, всегда озаряемое улыбкой, когда ты смотришь на него. Эти чернильно чёрные и аккуратные брови, которые «взлетают» при восторге от твоих рассказов про жизнь в Хьюстоне и страйфы с Бро. Эти бледные губы, пытающиеся спрятать забавные и, на твой взгляд, милые выпирающие резцы. Цвета вороньего крыла волосы, которые будто пропустили через миниатюрное торнадо и собравшиеся в беспорядочные, но такие мягкие, пряди. Ты их никогда не трогал, но смотря на них, по другому думать не можешь. Но больше всего любишь его глаза, глядящие на мир через тёмную оправу очков. Можешь описывать их часами и даже зачитать крутую рэпчагу про них в своём стиле, если бы ты смог срифмовать так много слов. Синие омуты, бескрайнее небо, морское дно, безграничный океан — всё это слилось воедино в глазах этого парня. И каждый раз, в зависимости от него самого, сменяются оттенками и тонами. Художник может передать и небо, и океан, и может даже омут с дном морским, но никогда не сможет передать синеву этих очей. Тебе даже закрадывалась мысль, что это природа взяла синий у этого чуда, а не наоборот. В их сторону слышал частую фразу: «Не естественные, не настоящие». Ты проходил мимо таких людей с безразличием на лице, но внутри бушевала ярость и гнев. Просто хотелось повернуться, догнать этих людей и прямо прокричать, что эти «неестественные и ненастоящие» глаза намного прекраснее, чем любые другие. Но сдерживался, просто сжимая руки в кулаки до побеления костяшек. Они ничего не знаю о нём, но уже судят по внешности. Звонкий смех, похожий по своей сути, на прекрасную мифическую птицу, расправляющую свои нереально превосходные крылья каждый раз, когда он восклицает или удивляется. Может даже это чудо (ты всегда мысленно называл его так) прекрасно бы пело, одновременно играя на своём пианино. Ты никогда не слышал, как он играет, но не сомневаешься, что волшебно. И ты видишь его. Такого прекрасно недосягаемого сейчас, что становится больно. Очень хочется увидеть его живого, обнять, прижимая сильнее к себе и никуда, никому не отдавать. Будто ревнивый и жадный ребёнок котёнка, уносящего себе домой и никого не подпускающего ближе, чем на метр. Он улыбается этой солнечной и такой заразительной улыбкой, открывающей вид на белоснежные зубки и небольшие ямочки возле рта. Изумрудного цвета костюм ему идёт намного больше, чем тебе твой ядовито зелёный. Молот, грозное оружие в его умелых руках, наверняка сейчас находится в способусе. — Привет, Дэйв! Его голос прерывает тишину, накрывавшую вас всего секунду назад. Всё, ты на пределе! Сил сдерживать твою непоколебимую маску «каменного лица» просто не осталось. Взор застилает размытая пелена, которая ещё не видна за пределами солнечных и ироничных очков. Ты навсегда сохранил его подарок на своём лице, буквально не спуская с них глаз. Даже если бы они не были офигенно ироничны, всё равно бы носил их. Это его подарок, но ты будешь всегда скрывать от него истинную причину того, почему они тебе нравятся. Ты продолжаешь смотреть на него. Если ты моргнёшь, то спугнёшь это видение, польются слёзы из-под солнечных очков и ты уже не сможешь никогда сохранять самообладание рядом с ним. Не сдержавшись, моргнул. Слёзы всё-таки скатились по бледным щекам твоего лица, оставляя неприятно холодящие, солёные и немного липкие дорожки. Хотел уже было поддаться порыву обнять его своей крепкой хваткой. Но остолбеваешь. Мурашки бегут по коже, руки дрожат и, кажется,  слёзы польются ещё сильнее. Он всё ещё «светиться» улыбкой, но синие водовороты глаз пропали. Стали белыми, пустыми. Из груди торчат белые и немного светящиеся «иглы», со стекающей по ним алой кровью. Всегда считал, что красный и алый никогда не будут сочетаться с синим. Ведь алый для тебя — кровь, страдания, смерть и горе. Множество порезов и ранок, которые ты, словно какой-нибудь художник, хочешь замазать и не вспоминать ужасную картину. — Д… Д-дэйв. Хриплый голос вырывает из оцепенения. Ты, в уже неприкрытой маской безразличия порыве, кидаешься и прижимаешь его к себе. Он дрожит, но не смог бы оттолкнуть, даже если бы и хотел. Настолько слаб, что уже понятно. Долго он так не протянет… — Джон, всё хорошо. Всё будет хорошо, я обещаю. Поглаживая его по спине, ты произносишь эти слова, скорее пытаясь уверить себя, чем его. Потому что не веришь. Не веришь, что он умрёт на твоих глазах! На твоих руках! Нет, ты не позволишь! — Дэй… йв… Он хрипит и харкает кровь прямо на твой белый костюм, но тебе плевать. Только одна мысль бьётся о стенки твоего разума. «Джон. Джон! Джон, не умирай!» Ты ненавидишь его сейчас. За то, что умирая, он улыбается тебе этой «извиняющейся» улыбкой, как бы говоря тебе «прости бро, но видимо, мы никогда больше не увидимся». Ты хочешь кричать, не чувствуя его рук на своих плечах. Его последний, тёплый выдох опаляет твою шею и ты снова застываешь изваянием. Он мёртв. Мёртв, вашу мать! — Нет! Джон! Прошу, не умирай! Я не хочу потерять тебя, чел! Пожалуйста! Я уже потерял Бро, не оставляй меня одного! — Дэйвспрайт… Белый свет застилает твои глаза и ты ненадолго слепнешь… *** Тебя кто-то тряс за плечи, будто наступил конец света. Хотя это не далеко от правды, если вы не пройдёте эту игру. Ты разлепил сонливые глаза и разворачиваешься на голос. Благо, ты вытаскиваешь катану из своего живота, когда спишь. Эгберт, а это был именно он, смотрел на тебя с беспокойством и испугом в обожаемых тобой омутах. Смотришь на него. Он жив. Жив! Это был просто глупый кошмар! Хоть и очень реалистичный. — Что ты тут делаешь? — Ты молишься всем богам, чтобы лицо выражало безразличие. — Ты звал меня. Во сне, видимо. Тебе приснился кошмар, да? — Он волнуется за тебя. А ты хочешь провалиться под землю за всё это. Он подходит ближе, мягко обнимая тебя, но так как был ниже тебя по росту, лишь сцепил руки в замок, прижимаясь. Теперь твой подбородок был на его макушке. Волосы у Джона всё-таки мягкие и шелковистые. Утыкаешься носом в эти пряди и вдыхаешь их запах. Они пахнут свежестью бриза, черникой и выпечкой. Странное сочетание, но тебе нравится. Обнимаешь его в ответ, локтями невесомо касаясь плеч. Забавный капюшон волочился за ним по полу, змеился лентой и складками. Да, он такой-же. Только живой. — Джон? — Ммм…? — Ты можешь сделать мне одолжение? Ты выжидающе смотришь на Эгдерпа, очень надеясь, что он действительно сделает так, как ты попросишь. — Да, всё что угодно. Ты вцепился в него, как ворон в полюбившуюся блестяшку, обвивая хвостом (или что это вообще) его ногу. В воздухе висит атмосфера таинственности, темнотой укрывая вас. И ты боишься, что ответив, он не сдержит этого обещания. — Не улыбайся, когда будешь умирать…