Никчёмный

      Армин, до этого удобно примостившийся на подоконнике, решил оторваться от экрана любимой приставки и посмотреть в окно.       Когда он, осматривая школьный двор, перевёл взгляд на старое дерево рядом со зданием, то обомлел. Алекси стоял и плакал. Зимой. В толстовке. Прижавшись к дереву и жадно глотая ртом холодный воздух, Алекси плакал. По-настоящему. Впервые за последние несколько лет.       Нет, ему не показалось. И это не галлюцинации на фоне продолжительной игры в онлайн-игры. Алекси отчаянно всхлипывал, подняв вверх голову и вглядываясь в падающие с неба хлопья снега. Геймер резко вскочил с подоконника и, забыв про игру, бросился во двор. — Алекси, ты нормальный вообще!? У кого вчера болело горло? - Армин внимательно вглядывался в лицо голубоволосого, попутно развязывая шарф на своей шее. Было непривычно видеть брата таким. Очень непривычно. — Я не нужен... — парень громко сглотнул. — Я никому не нужен, — он убрал руки с лица, позволяя Армину завязать шарф на его шее. От шарфа повеяло теплом. Пускай ничтожным, но всё же теплом. — Дурак, - озлобленно произнёс брюнет. После недолгой паузы он продолжил. — Я поговорю с ним, — Армин всегда понимал без слов. Он всё прекрасно понимал. Иногда это даже казалось голубоволосому немного странным. — Н-нет, не надо, — хриплым голосом просипел парень, дрожа и сильнее натягивая рукава толстовки на покрасневшие от холода кисти рук. — Армин, я... — он вдруг замолчал, окидывая взглядом опустевший коридор. — Чёрт, Алекси, ты бы ещё вены себе порезал, — брюнет продолжал говорить, чтобы не давать этой угнетающей тишине навеивать негативные мысли им обоим. Он говорил просто, чтобы не свихнуться окончательно. Смысл сказанного в этой ситуации не играл ни какой роли. — Я хотел, — тихо прошёптал он и осёкся. Захотелось провалиться под землю. Он громко сглотнул. — Армин, пожалуйста, прости меня.       От услышанного брови геймера резко поползли вверх и он, бросив на брата взгляд, полный непонимания и разочарования, ушёл в другой конец школьного коридора.       Алекси... Он ещё и извиняется. Голова кипела от мыслей, о которых думать буквально вчера было бы глупо. Что он упустил? Что не досмотрел?       А Кентин? Неужели он и правда такой холодный, каким себя показывает? Неужели он не понимает, что творит? Он же прекрасно видит, как это важно для него. Чёрт, зачем он вообще вернулся в школу? Из-за Линн? Да вот кому-кому, а ей точно на него плевать.       Когда брат скрылся из виду, у Алекси снова появилось странное ощущение, будто бы он остался один в этом мире. «Никчёмный» — молниеносно пронеслось в голове, и к горлу снова подступил ком.       Он очень плохо себя чувствовал. Да что там плохо. Ему было так паршиво, как не было ещё никогда. Было паршиво не только морально, но и физически. Адски болело горло, сказать что-то и не зажмуриться от боли было невозможно. Наверное, скоро он сляжет с ангиной на пару недель. И это только в лучшем случае.       Не смотря на утренние уговоры брата остаться дома, он всё равно пришёл сегодня в школу. Зачем? Он не знает. Наверное, чтобы просто увидеть его. Просто увидеть. До сегодняшнего дня этого было вполне достаточно. «Чёрт, какой же я всё-таки никчёмный» -— по прежнему звучало в голове. Голос разума? Не думаю.       Именно сейчас ему было наплевать на всё: на своё здоровье, на брата, на себя, на близких ему людей и, тем более, на успеваемость в школе. Наплевать было на всё, но не на него.       Предательски заныло в районе сердца, когда он вспомнил о нём. Наверное, именно там, где находится душа.       Было интересно узнать, что скрывалось внутри этого парня со стальным непоколебимым характером и чистыми изумрудными глазами. Как ни странно, он уже давно сводит Алекси с ума.       Ладони потели и сердце билось сильнее, когда он находился рядом с ним. Пошутить, улыбнуться, ласково назвать Кеном, и услышав грозное «Я Кентин!», смотреть как он злится. Сейчас этого хотелось больше всего в жизни.       Он не хотел никому говорить, что случилось. Даже брату. Но не потому, что он боялся, что его просто напросто не поймут, как это было в большинстве случаев. Всё потому, что где-то в глубине души он понимал, что все сказанные Кентином слова в его адрес являются правдой. А правда, как водится, бывает горькой.       Загладив ладонью назад мокрые от снега голубые пряди волос, спадавшие на раскрасневшееся лицо, он направился в класс.       «А почему голубые?». Этого Алекси и сам не знал. На этот вопрос он лишь загадочно улыбался: «Голубой — цвет неба. Люблю голубой». Просто и ясно. И никаких двусмысленных намёков.