Причина

      Лукас отрывается от дороги и смотрит на сжавшегося в сидение омегу. Джисон хмурый, обиженный, Лукас знает в чем его вина, от того и молчит сейчас. Чтобы хуже не сделать, не испортить и так шаткое доверие. — Голодный? — Осторожно спрашивает альфа. — Нет, — Джисон отвечает слишком резко, достаёт телефон из кармана драных джинс и, несмотря на дикий взгляд брата, набирает Джонни. — Привет Джон, ты… — Договорить ему не дают, вырывают из рук телефон. Лукас не сбрасывает звонок, он просто выкидывает гаджет в окно, и слишком шумно вдыхает. — Ты охренел? — Джисон орет на всю машину. Рычит и матерится на брата. Он не контролирует слов, выговаривает все, что думает. Говорит, как он его бесит, что лучше бы они не были родственниками и последнее говорит, как его ненавидит. — Успокоился? — альфа тормозит перед маздой, стоящей в пробке. Поворачивается к омеге в пол оборота и смотрит с приподнятой бровью. — Тебе пора менять словарный запас. Своим " Я тебя ненавижу» ты повторяешься уже несколько лет. Мне совершенно плевать на твоих друзей. Теперь ты под моим присмотром и будешь делать так, как скажу я. Я понятно выражаюсь? — Басистый голос разносится по автомобилю, отчего омега сглатывает. Он чувствует, что брат злится, ощущает его агрессию, но сдаваться просто так не собирается. — Пошёл ты! — омега задирает носик, выговаривает слова в глаза и поворачивает тут же голову в окно. — Смею спросить, куда? — Лукаса забавляет реакция, с омежкой невозможно не улыбаться. Лисёнок строит из себя взрослого, умного, хотя ребёнок ещё совсем глупый. Джисона оберегать только, дома после восьми вечера запирать. Так этот самый ребёнок, вместо того, чтобы учиться, в свои семнадцать все клубы города объездил, на школу забил, забыл как выглядит дневник и что это вообще такое. Альфе такое не нравится, у него родители пример. Тэен слушается Джэхена, иногда правда, но бывает, а Джисон ни к кому не прислушивается, дерзит каждому, и только когда на него голос повышают, перестаёт дурачиться. Лукас каждый день на него орать не в силах, к нему по другому надо, лаской кормить, холить, лелеять, чтобы он сам улыбки излучал, а не поднятую бровь копировал и злой взгляд отца. — в X или V поедем? — альфа не оставляет попытки наладить нормальный контакт за сегодня. Все пытается задобрить лисёнка, только тот опять же хмыкает и руки на груди складывает. Альфа закатывает глаза, но улыбку не сдерживает. Везёт в любимый итальянский ресторан. — Ешь! — еду подали пару минут назад. Джисон только ковыряется в тарелке, и смотрит по сторонам, где все смотрят на них, точнее на Лукаса. — Не хочу, — Лисёнок тянется к бокалу сока, но обдумав хорошо, смотрит в глаза брату и хватает стакан с бурбоном альфы. — Нет, Лисенок, — его руку быстро ловят, сжимают ощутимо и не отпускают, когда он вырывает. У Лукаса руки тёплые, грубые, но Джисону приятно. Ему в эти руки кинуться хочется, только нельзя. Альфа вчера это предельно точно объяснил. — Спасибо, я не голоден и, пожалуй, пойду. — Джисон вскакивает с места, вытянуть руку пытается. — Я ведь заставить могу. — Альфа слова настолько жёстко произносит, что все сидящие в ресторане замолкают, смотрят на пару. — Своим шлюхам будешь указывать, но не мне. — омега пытается рычать, но выходит — как поскуливает. Лукасу приходится прикусить изнутри щеку, чтобы не засмеяться в голос. Лисята, оказывается, умеют быть злыми.  — Сядь, — Только волк сильнее, умнее, больше, лисенка одним взглядом садит на место.       Джисон садится с раздражением, через «не хочу» в себя еду пихает. Смотрит по сторонам и тянет руку из лап зверя.       Старший наслаждается реакцией, гладит нежную кожу руки пальцами, мечтает губами её почувствовать. — Не ревнуй, Лисёнок, — Альфа отпускает руку омеги, откидывается на кресло и прикуривает сигарету, хотя курить в ресторане запрещено. — Сам полчаса назад выкинул мой телефон из-за ревности. — Джисон повторяет за братом, только по тянувшимся пальчикам к пачке сигарет бьют ощутимо сильно. — Один — один. — Альфа делает затяжку. Снова. Только наваждение не проходит, слишком сильно губы Джисона его манят, а мальчишка видит желание в глазах, стакан с соком берет, и, сделав глоток, облизывает их, кислый вкус слизывая. Лукас звереет на глазах, рычит внутри, а на деле снова затягивается.       Они друг друга взглядом пожирают, распаляют ещё больше. Словно дикие звери смотрят, только голодали они по одному и тому же: по сексу.       Лукас везёт его в пентхаус в тишине, кладет руку на бедро Джисону и не убирает до самого приезда.       Омега ведёт себя прилично, прощается кивком головы с людьми брата и первым шагает в лифт.       В четырёх стенах альфу штырит от запаха Джисона. Ему зверь внутри говорит: «Руку протяни — твоим будет», но Лукас уверен, сейчас ему по этой руке треснут. Лисёнок ещё в обиде, жмется в углу, останавливает взгляд на панели. Альфа подождет пару минут точно.       В пентхаус Джисон тоже входит первым, разувается и скидывает куртку на тумбу. Он идёт сразу в гостиную, только замирает на пороге: вся комната забита розами, бордовыми, его любимыми. Это не только любимые цветы, это его запах, тонкий, ароматный, божественный. И теперь весь пентхаус альфы так пахнет. Джисону нравится, как и то, что он чувствует дыхание альфы на затылке. Лукас стоит сзади, даёт насладиться зрелищем. Но ему тоже кое-что нужно. Старший сжимает омегу в руках, прижимает к своей груди спиной и дышит в макушку. — Ты пахнешь намного лучше цветов. Прости меня, — альфа вдыхает слова нежно, боясь наступить слишком сильно, боясь спугнуть. Его омега и так сторонится, ему и этого хватает.       Джисон не только пахнет как розы, но и защищается как шипы. Он впивается в кожу словно острое лезвие, заставляет любить себя, оберегать, наслаждаться взглядами, любоваться улыбками. Он даёт это все по частям, дозами, выдавая столько, чтобы от него не получить передоз, не умереть. Лукас каждый раз вселенский кайф ловит, смотрит неотрывно, впитывает и все пробует, и пробует, насытиться не может. Ему каждый раз мало, нужно больше, а лисёнок словно знает и ограничивает.       Сейчас альфа остановить свою потребность не в силах, ему мало, омегу хочется в нежности утопить, своим именем заклеймить, чтобы каждый в этом мире знал, чье это чудо.       Лукас поворачивает омегу к себе лицом, ловит подбородок двумя пальцами. Омега поднимает взгляд медленно, смотрит из-под пушистых ресниц и улыбается, так красиво и ярко, что слепит. Лукас с малых лет мечтал эту улыбку стереть; сначала от ревности, потом от ненависти, теперь от любви; своими губами, чтобы вкус почувствовать, все стоны поймать. — Спасибо, — младший говорит шепотом, интимно, словно боясь разрушить момент. Омега накрывает грудь альфы руками, жалеет, что под ладонями ткань рубашки, а не кожа, и поддается вперёд, оставляя нежный поцелуй на щеке. Лукасу мучительно мало, он чувствует себя поехавшим, больным, но бороться с этим не может, не желает.       Альфа наклоняется ближе к омеге, вдыхает горячий воздух в губы и целует тут же. Он действует слишком аккуратно, нежно, сначала еле прикасаясь, невинно, но и этого не хватает. А лисёнок понимает, собирает от нервов ткань на груди и раскрывает ротик. Лукас с себя оковы скидывает, ему зелёный свет дали и сдерживаться больше незачем. Он целует напористей, вкус Джисона такой же восхитительный, как и он сам. Альфа скользит языком вглубь, а Джисон отрывается, игриво смотрит в глаза. — Братик, — он отрывается от старшего, уходит за спину и, виляя бедрами, проходит в спальню.       У альфы проводка внутри замыкается, тормоза все слетают. Младший сам в логово зверя пошёл, на гибель их повёл. Альфа идёт следом, расстегивает пуговицы на рубашке и смотрит на лисёнка, что стоит на кровати на коленках и смотрит так невинно, что дух захватывает. Джисон сейчас умело играет настоящего себя, показывает покорность. Но когда альфа тянет руку к его волосам, наклоняется назад и коварно улыбается. — Не так просто, — лисёнок хитрый, улыбается, облизывает губы и пальчик в рот кладет, лижет его, на язык давит, второй умело в рот скользит, омега целое представление устраивает перед альфой. Пальцы в слюне смачивает, представляет что-то другое и, закрыв глаза, стонет, тягуче медленно, красиво, на выдохе, с пальцами во рту.       Альфа смотрит, не отрываясь, не моргая даже, боясь момент упустить. Ловит стоны ушами и к себе в долгий ящик складывает, он ночами без лисёнка слушать их будет, вспоминать, а сейчас делом займется. Омега пока глаза закрыл, альфа бездумно к нему ближе тянется, за бедра хватает и валит на кровать, накрывая своим телом. — Играть вздумал? — у Лукаса взгляд чёрный-чёрный, там черти пляшут, греха большого ждут. Голос у альфы хриплый, возбуждённый. Он, Джисон, сейчас как красная тряпка на быка. Один взмах, и все — пропал. — Ты против? — Омега руками по голому торсу альфы ведет, ноги раздвигает и тянет за плечи ближе к себе.       Лукас ему твердое «Нет» в губы выговаривает целует сразу же. Стирает довольную улыбку с лица. Он ведёт руками под футболкой, порхает пальцами по коже, пробует на ощупь. Они так далеко ни разу не заходили, а сейчас просто нет сил сдерживаться. Лукас попробует каждый участок тела, каждую впадинку, все места затронет, всего его изопьет, от передоза сдохнет, но вместе с ним.       Альфа никак от губ оторваться не может, будто из источника сладкого пьёт. Раздевает его, не смотря, с себя снимает рубашку, как пёс бешеный рвет, потому что мешает кожу к коже ощутить.       Лукас отрывается, спускаясь до подбородка, на каждом миллиметре мокрый поцелуй оставляет, спускается ниже, к ключицам, проводит языком по выпирающим косточками и дует тут же. Омега весь дрожью покрывается, стонет громко и прогибается в спине. Джисон цепляется за плечи, неверяще ловит взгляд чёрных глаз, смотрит неотрывно, гладит по щеке аккуратно, а Лукас трется об руку, словно ручной волк. Джисон смотрит так, будто боится потерять, но ведь знает, что Лукас ему принадлежит, точно так же как и Джисон альфе. Они по уши друг в друге и не желают выбираться; только вниз, на самое дно, где наслаждение от нескольких оргазмов, где стоны по всему пентхаусу, желательно громко на столько, чтобы все в доме были в курсе, что творят эти двое. — Я вижу, что ты сдерживаешься, но не нужно, я все вытерплю. — Джисон чертит взглядом по рельефному телу альфы, с трудом отрываясь, чтобы посмотреть в глаза. Там зрачок полностью радужку затемнил, возбуждением перекрыл цвет.       Лукас склоняет голову в бок, ухмыляется. Грубость — не то, что заслуживает его мальчик. Лисенка брать только нежностью, лаской. — Я думаю, ты пока не готов принять в рот. Так что замолчи и получай то, что заслуживаешь. — Лукас проводит большим пальцем по нижней губе, а Джисон задыхаться начинает от представлений картины. Он воплотит её, как только осмелеет, подарит альфе удовольствие, а пока сам им насладится.       Лукас раздевает его полностью, мажет взглядом по всему телу, ласкает руками, его лисёнка хочется вылизать, заласкать и в себя засунуть. Лукас себе не отказывает, втягивает в рот кожу на груди, оставляет пару пятен, вылизывает часть шеи с правой стороны и у основания ставит метку, яркую, что тут же бутоны бордовых роз пускает. Омега от таких ласк выгибается дугой, стонет имя альфы и сжимает простыни в кулаках.       Джисон всхлипывает, а Лукас самодовольно ухмыляется, оставляет по всему телу младшего свои отпечатки, только член истекающий смазкой обходит стороной. — Я убью тебя. — слова Джисон мешаются со стонами на выдохе. А альфа вгрызается в бедра зубами, обхватывая член рукой.       Джисон стонет, растягивая гласные, пытается толкнуться в руку брата, но тот опускает его рукой на кровать.       Лукас смотрит, у омеги рот открытый, губы влажные от слюны, голова запрокинута, а руки все сжимают ткань. Альфа не сдерживается, кусает тонкую кожу на шее. У него перед глазами картина такая, что не исполнить он её не может. Оглаживает щеки, проводит двумя пальцами по губе и проталкивается в рот Джисона пальцы. Омега, будто зная, что делать, открывает глаза, и смотрит, будто пятилетний ребёнок, причмокивает губами и смачивает слюной пальцы, облизывает языком, царапает зубками, а главное пытается при этом стонать, как самая настоящая блядь.       Лукас выдерживал многое, но когда перед тобой твоя омега, жаждущая члена, держаться как-то невозможно. Он вытягивает пальцы, опускает руку снова на член, а второй обводит лоно мокрыми пальцами, мешает слюну со смазкой и проталкивает сразу два. Джисон мечется по кровати, выстанывает имя альфы, мотает головой из стороны в сторону и пытается глубже насадиться.       Альфа не в силах устоять перед таким братом. Наклоняется и, приподняв бедра омеги немного вверх, облизывает головку члена, слизывает смазку. Лукас выпускает член изо рта, ещё выше поднимает ножки омеги, склоняется и проводит языком по напряженным яйцам, вытягивая их в рот, проводит языком от ануса до мошонки. Лоно омеги сжимается, альфа вытаскивает пальцы и заменяет их языком. Слишком нежно проталкивается, слизывает смазку. Джисон закусывает ладонь, чтобы не умолять брата, ерзает ногами по гладким простыням и пытается то ли насадиться на язык глубже, то ли оттолкнуть этого демона. — Лукас… Прошу тебя… — старший слышит дрожащий шепот и отвлекается, выпускает омегу из рук и наклоняется ближе. Джисон на грани оргазма, он слишком сильно жаждет член в своей заднице, Лукас ему отказать не может.       Альфа пристраивается между ног омеги, закидывает их к себе на плечи и, поцеловав щиколотку, входит одним плавным движением до шлепка. Ему от удовольствия хочется закрыть глаза, но отказать себе полюбоваться видом Джисона не может. Тот будто в бреду выстанывает каждый раз все громче, выгибается сильнее и всхлипывает. Толкается навстречу. Такое пропускать грех, альфа себе каждый момент сохраняет, в память, в шкатулку отправляет. — Нравится, лисёнок? — Лукас двигается нежно, медленно выходит почти до конца, оставляя только головку и входит с громким шлепком снова. Джисон беспорядочно мотает головой, тянется руками к шее альфы и всхлипывает громче обычного, омега явно не тут, где-то за пределами, где блаженство и только.       Альфа не забывает, что они играют. Выходит из растянутого ануса, крутит членом по кругу, ударяет ягодицы ладонью. — Если ты сейчас остановишься… Я… Тебя… — Джисон пытается насладиться, двигается к альфе ближе, сжимает его волосы и получает то, чего хотел, слишком резко, немного грубо, но так охренительно хорошо, что крики сдержать не получается. Лукас трахает его, с каждым толчком попадая точно по простате.       Старший так увлекается видом перед ним, что не улавливает момент, когда омега кончает. Это происходит слишком быстро и резко, он начинает стонать громче, цепляться за плечи, царапает тело зверя, повторяет «ЛукасЛукасЛукасЛукас» будто это единственное, что он запомнил. Альфа рычит, удерживаться дальше не получается, он держит омегу одной рукой, второй оттягивает волосы, кусает метку во второй раз и трахает сильнее. Когда кончает старший, он выходит из лона, утыкается в шею и стонет так охуенно, что Джисон готов эту музыку поставить себе на звонок и будильник, везде где только можно, чтобы вечно это слушать.       Лукас целует его снова, более медленно, с чувством вины за то, что под конец сорвался, а Джисон плавится в руках, упивается нежностью и любовью, и вдыхает слова на ушко альфы, задевая зацелованными губами мочку уха. — Я люблю тебя. Это было в каждом «ненавижу».       Альфа смеется, покрывает шею укусами и, приподнявшись, смотрит в глаза.       Лукас не говорит ни слова, но его взгляд, слишком нежный, ласковый, в нем все отражается, и Джисон понимает: вот так просто, без слов, что его любят тоже. Метка, расцветающая почти по всей груди и рукам — тому доказательство.