Другая картина

Саске любил брата, хотя Итачи знать об этом совсем не обязательно. Вернее о том, насколько сильно он любил его. Саске улыбнулся своим мыслям, утро было прекрасным. Встал он рано, как обычно легко просыпаясь. Принял душ, за которым с чувством удовлетворил себя. Розовую распаренную кожу покалывало, сердце билось глухо и часто. Остался лишь последний пункт в маленькой утренней традиции. Итачи всегда отсыпался в свой выходной. На радость младшенькому его было сложно заставить встать раньше обеда, но Саске не оставлял своих фальшивых попыток. Вот и сейчас, тихонько войдя в комнату брата, он мягко присел тому на кровать. Итачи спал на боку, спиной к Саске. Губы приоткрыты, тихое ровное дыхание, выходящее сквозь них, не показывало признаков пробуждения. Пальцы ласково поправили пару темных растрепанных прядок, оголив аккуратное ушко. Саске наклонился, чуть засматриваясь: — Итачи.. Итачи, уже утро. Низкий приглушенный голос возымел эффект, вырвав стоны отрицания суровой действительности из уст старшего. Уткнувшись глубже в подушку, закрывшись ладонью от слепящего солнца, Итачи явно был намерен продолжить свой сон. Саске довольно хмыкнул и завалился рядом, закидывая руку на укутанный легким одеялом узкий мягкий бок брата. Уткнулся в шею, вдыхая, обнимая крепче, и снова позвал, конечно, ради приличия. Ноль реакции. Идеально. Солнце начало припекать голые лодыжки, выступающие из-под пижамных штанов, было тепло и немного душно. Саске закрыл глаза и полностью расслабился. Тело было словно ватным и все еще полным послеоргазменной неги. Именно так он обнимал бы разморенного брата после секса, тесно прижавшись, словно слившись, в полном удовлетворении. Так все его фантазии, которым он предавался в душе, как бы завершались реальностью. А представлял он по-разному. Став взрослее, Саске с легкостью признавал совершенство брата над собой. Над всеми. Перед ним он преклонялся и был готов сделать это в действительности, если б Итачи позволил. Он представлял себя обнаженным в ногах своего идеального братика, с любовью и жаром исполняя любой его каприз. Стоя на коленях под столом, давясь, но в слепом обожании стараясь заглотить еще глубже, или просто грея во рту, невесомо лаская аккуратный член, пока Итачи вечерами сидит со своими злоебучими графиками с работы, которая вечно так изматывает его. С другой стороны мысль о подчинении брата будоражила не меньше, если не больше. Саске бы заставил его плакать. От боли, от наслаждения, выкручивал бы его розовые соски, вбивался в связанного. Он бы выпорол его, высек до крови и слез, чтобы утешить нежностью. Иногда он представлял, как тягуче медленно берет податливое тело, склонившись над красными раскрытыми губами, чуть касаясь их своими, точно такими же, ловя срывающееся дыхание. И каждый раз обмирая от случайный мазков влажной головки чужого горячего члена по собственному животу, сведенном в невозможном возбуждении. Приоткрыв веки Саске, посмотрел на мирно дремлющего брата. Итачи... Подавшись вперед, осторожно провел сухими губами по полоске кожи чуть выше горловины домашней футболки, млея от близости. Если бы он мог, выцеловывал бы эту шею, заставляя дрожать в удовольствии брата, ласкать его, любить его. Глубоко выдохнув, Саске зажмурился. Если бы...